С ноября 2009 года Евгений Надоршин, главный экономист Национального банка «Траст», живет на два дома — он начал совмещать работу в банке с функциями советника министра экономического развития Российской Федерации. Зарплату он получает в «Трасте», но большую часть времени работает на Минэкономразвития и, похоже, вполне доволен своим статусом. «Стало меньше рутины, появилась возможность учиться новому, решать совсем другие задачи, не связанные с финансовым сектором», — говорит он. Некоторые его рекомендации были использованы, например, в программе антикризисных мер правительства — стратегическом документе, посвященном путям выхода из кризиса.
Случай Надоршина — далеко не единственный. Антон Стороженко, партнер международной хедхантинговой компании Amrop Hever, говорит, что число менеджеров, переходящих на работу в госструктуры, за последние полтора-два года значительно выросло. «Госсектор стал крупным потребителем менеджерского таланта», — говорит Стороженко. Ради реструктуризации госкомпаний, модернизации России и других эпохальных проектов государство готово тратить миллиарды. Ему срочно нужны люди, которые могут более-менее эффективно освоить эти деньги.
Еще два года назад Георгий Колпачев, руководитель венчурного фонда Intel Capital в России, мог за раз пустить в дело максимум $30 млн, предоставленных акционерами: больше не позволяли правила фонда. Сейчас Георгий Колпачев, управляющий директор госкорпорации «Роснано», получившей из бюджета 130 млрд рублей для инвестиций в высокотехнологичные проекты, может распоряжаться суммами на порядок больше — если, конечно, одобрит наблюдательный совет.
Сто миллионов долларов, безусловно, интереснее, чем тридцать. Даже если они не ваши, а чужие, вы же просто выбираете, куда их инвестировать. Во-первых, чем масштабнее проект, тем он интереснее с точки зрения расширения компетенций и улучшения резюме. А во-вторых, большой проект — большие бонусы, пусть и в отдаленной перспективе.
До Intel Capital Колпачев работал в скандинавском фонде прямых инвестиций Mint Capital, там масштаб проектов был еще меньше. Фонд мог вложить не более $15 млн в одну компанию. Сейчас Колпачев вполне доволен своей карьерой в «Роснано»: «Это то место, где я хотел бы продолжать карьеру».
Колпачев объясняет причины перехода расширением зоны ответственности — количество отраслей и компаний, с которыми приходится работать, стало намного больше. К тому же только инвестициями дело не ограничивается: «Роснано» занимается вопросами стандартизации, методологии, популяризации наноиндустрии. Масштабы задач впечатляют Колпачева: «Надо выстраивать с нуля целую отрасль!»
«Государство привлекает людей размером операций. Они могут быть гораздо больше, чем в частном секторе. Для профессиональных управленцев это мечта и лакомый кусок», — поясняет Антон Стороженко из Amrop Hever.
Вот еще пример. В марте 2009 года из частной компании в госсектор перешел один из самых опытных менеджеров по персоналу в секторе розничной торговли — Татьяна Кожевникова, отвечавшая за кадровую политику в Metro Cash & Carry. Новое место работы — госкорпорация «Росатом», управляющая всеми ядерными предприятиями России, как гражданскими, так и военными.
Ныне Кожевникова — замгендиректора «Росатома» по управлению персоналом. Для нее важен масштаб новой работы: «Каждый руководитель мечтает о проекте, который до того никому не приходилось осуществлять. В этом отношении построение системы управления персоналом в целой отрасли — уникальный проект». Сравните: в Metro Cach & Carry в России работает меньше 13 000 человек. А только в одной частичке «Росатома» — «Урановом холдинге АРМЗ», добывающем урановое сырье, — более 14 000. Причем Кожевниковой интересно работать с принципиально другим типом людей — вместо управленцев западного образца с МВА, преобладающих в Metro Cach & Carry, она сталкивается с представителями инженерной и научной элиты России, еще не уехавшей на Запад.
Впрочем, готовность менеджеров менять накатанную корпоративную колею на госслужбу часто подстегивает более прозаическое обстоятельство: многим просто некуда деваться. «Часть менеджеров уходила на госслужбу по зову сердца, но некоторым приходилось это делать из-за непростых обстоятельств: потеряли работу, а государство оставалось единственным нанимателем», — говорит Алексей Сизов, консультант хедхантинговой компании Pynes & Moerner/Odgers Berndtson.
До начала 2009 года Александр Провоторов работал старшим управляющим директором компании Marshall Capital Partners, занимавшейся прямыми инвестициями. Когда начинался кризис, казалось, что для таких фирм наступила золотая пора: компании потеряли в цене. Но полтора года назад профессиональный инвестор Провоторов понял, что инвестировать стало практически некуда. «Половина компаний, которые мы тогда рассматривали в качестве объектов инвестиций, находились в состоянии фактического банкротства, остальные продаваться по адекватной цене категорически не хотели, рассчитывая передоговориться с кредиторами», — говорит он. Сделок было крайне мало даже у инвесткомпаний, накопивших большие запасы свободных денег.
Для инвестиционного менеджера отсутствие объектов для покупок (а продавать что-то во время кризиса, когда стоимость компаний падает, по меньшей мере глупо) — фактически безработица. И тут Провоторову повезло: старый знакомый Евгений Юрченко, гендиректор телекоммуникационного холдинга «Связьинвест», в состав которого входило семь крупнейших межрегиональных компаний связи и оператор дальней связи «Ростелеком», пригласил его заняться реорганизацией госкомпании. К тому времени было решено объединить дочки «Связьинвеста». Необходимость работать на государство не смутила Александра Провоторова. «Таких предложений для менеджера в России — единицы, а реорганизация «Связьинвеста» — проект, сопоставимый по масштабам разве что с реформой РАО ЕЭС», — рассуждает он.
Зарплаты в госсекторе сопоставимы с компенсациями в корпорациях. Управляющий директор уровня Георгия Колпачева может зарабатывать $25 000 в месяц без учета бонусов. Александр Провоторов из «Связьинвеста» говорит, что фиксированная часть зарплаты у него не сильно отличается от той, что была в Marshall Capital. При этом, скорее всего, в госхолдинге скоро будет создана долгосрочная опционная система мотивации, что придаст топ-менеджерам энергии.
Если удается заманить в госструктуру высокопоставленного управленца, дальнейший хедхантинг идет легче — менеджеры охотно соглашаются работать под началом СЕО с именем. Георгий Колпачев из «Роснано», например, гордится тем, что два-три раза в месяц встречается с Анатолием Чубайсом, возглавляющим госкорпорацию, и учится у него секретам менеджмента.
Один из наиболее редких видов перехода на госслужбу — из менеджеров в чиновники. Юрий Олейников, бывший замгендиректора «Норильского никеля», отвечавший за блок федеральных и региональных программ, в начале 2009 года принял предложение занять пост заместителя полпреда президента в Северо-Кавказском федеральном округе. Real politics для него не в новинку — с 2005-го по 2008 год Олейников отвечал за региональную политику «Единой России». Сейчас его больше привлекает сложность задачи по развитию Северного Кавказа и личность начальника — полпреда Александра Хлопонина. Олейников уже работал с Хлопониным, когда тот был губернатором Красноярского края.
«Норникель» мог бы быть достойным завершением моей карьеры, но мне важна острота нынешней задачи и энергия руководителя: Хлопонин — интересный человек, с ним интересно работать», — убеждает Олейников. Сейчас он получает в пять раз меньше, чем в «Норникеле», но вопрос денег для него не столь важен: он скопил приличную сумму, работая в бизнесе.
Не все выдерживают специфику работы на госпроектах. Один из бывших инвестиционных менеджеров «Роснано» (свое имя он просил не называть), который перешел туда из крупного холдинга в 2008 году, говорит, что надеялся на хорошие бонусы от крупных инвестпроектов. Не вышло. «Процессы забюрократизированы, все контролируют чиновники, проекты ползут крайне медленно», — говорит он. Нет проектов — нет и бонусов. Год назад он уволился, нашел инвестора и начал собственный интернет-стартап.
Летом 2009 года судьба Михаила Карелина совершила поворот. Он перешел из частной автокомпании Sollers Group в государственный «Урановый холдинг АРМЗ». Задача — внедрить информационные управленческие системы по геологии и горной добыче. Позиция — директор по информационным технологиям. Однако эйфория продолжалась недолго. Карелину не понравилась начавшаяся централизация «Росатома», которая лишала самостоятельности дочерние компании холдинга, в том числе и АРМЗ. «Я понял, что найду себе лучшее применение как руководитель и специалист», — говорит Карелин. Уже осенью он ушел из АРМЗ и занялся проектами для подрядчика «Газпрома» — «Стройгазконсалтинга».
Впрочем, никакая бюрократия не остановит менеджера, поверившего в государство. Некоторым трудоголикам удается даже совмещать госслужбу и бизнес. Евгений Надоршин, например, большую часть своего времени тратит на проекты Минэкономразвития, но застать его проще всего в офисе «Траста» — там установлены необходимые для работы терминалы Bloomberg и Reuters, позволяющие работать со свежими финансовыми данными. В министерстве терминалов нет. Совещания там часто затягиваются до 23:00, а суббота иногда превращается в полноценный рабочий день. Не всякий инвестбанк работает в таком потогонном режиме, но что значат неудобства, если твои идеи влияют на государственную политику России?