Коррумпированные системы, где происходящее невозможно назвать образованием, стали устойчивой бизнес-моделью
Автор — директор по прикладным исследованиям РЭШ
«Происходящее в половине российских вузов нельзя назвать образованием», — сказал мне на днях высокопоставленный и весьма осведомленный сотрудник одного федерального ведомства. «Скорее, в двух третях», — поправил я. «Пожалуй», — согласился собеседник.
Понимание степени распада и загнивания нашего высшего образования нарастает, но, что следует делать, понятнее не становится. Вернее, остро необходимые, абсолютно насущные меры настолько очевидны, что наш подход к проблеме становится однобоким. Изучение высшего образования и в России, и во многих других странах, особенно развивающихся, строится вокруг передовых, наиболее успешных мировых практик и моделей. Грубо говоря, всем нам — французам, россиянам, китайцам, индусам — хочется завести у себя новый Гарвард, и потому больше всего нас интересует, как этого добиться. Рейтинги, государственные программы поддержки ведущих вузов, общее нарастание глобальной конкуренции в академической сфере: все заставляет и специалистов, и общественность, и политиков уделять основное внимание историям успеха. И это правильно: пытаться строить собственные гарварды надо, передовые практики и истории успеха важны — но в каком-то смысле сегодня пора думать и о другом.
Дело в том, что сегодня — рискну утверждать — мы уже и так вполне достаточно знаем, как построить хороший университет. Хороший не значит выдающийся, конечно: появление выдающегося, блестящего университета — это во многом еще и вопрос случайности и непредсказуемого совпадения внешних факторов. Но в целом, создание достойного, конкурентоспособного вуза нестыдного уровня качества — это задача технологическая. Понятна модель, понятны системы управления и обеспечения качества, понятны необходимые шаги, включая приемы отбора преподавателей и оценки качества их работы. Требуются лишь ресурсы, политическая воля сделать все правильно и готовность подождать лет 30-40.
Гораздо хуже, однако, мы понимаем, что делать с плохими вузами. Конечно, всегда было ясно, что университетов высшего качества и в России, и в любой другой стране будет немного, но сотни прочих вузов остались вне сферы нашего внимания. Между тем именно они задавали и будут задавать «среднюю температуру по больнице» в России и не только. И минимальный реализм требует признать, что в обозримом будущем эти вузы так и останутся очень-очень плохими. У нас не хватит на них ресурсов. Мы не сможем просто их все закрыть. Мы не сможем уволить из них всех неквалифицированных, коррумпированных, потерявших самоуважение и интерес к своему делу преподавателей — и по политическим соображениям, и потому, что потрать мы хоть весь федеральный бюджет на приглашение иностранцев, заменить такое количество преподавателей физически невозможно. Признаваться в этом нам неприятно, и мы тратим миллиарды, делая вид, будто некоторые из них могут превратиться во что-то приличное. Это иллюзия. Но альтернативной стратегии — что делать с этими вузами, если признать иллюзорность их претензий на глобальное лидерство через 5-10 лет, — у нас нет.
Хотим мы этого или нет, нам придется жить в ситуации, когда большинство вузов очень плохи. Более того, мы в этом не одиноки: понятно, что такой же будет ситуация и в целом ряде других развивающихся стран. К сожалению, институциональный коллапс университетов в этих странах оказывается не временной аберрацией, а нормой; коррумпированные системы, где происходящее невозможно назвать образованием, являются вполне устойчивой бизнес-моделью. Поэтому кроме изучения историй успеха нам пора озаботиться изучением историй устойчивого существования дисфункциональных, продажных, неэффективных систем — и не только в России, и не только в образовании. Только в этом случае у нас может появиться реалистичная и конкретная программа действий в отношении подавляющего большинства отечественных вузов.
Автор — директор по прикладным исследованиям РЭШ