Через несколько лет, вспоминая события начала мая 2012 года, мы, вполне возможно, назовем их началом катастрофы величайшего эксперимента в истории Европы — создания денежно-кредитного союза. Большинство комментаторов сходятся в одном: европейские избиратели проголосовали против жестких реформ, которые только и могут спасти еврозону.
Возьмем Францию. Олланд, конечно, сильно отличается от своей предшественницы Сеголен Руаяль, кандидата от социалистов на предыдущих выборах. Его предвыборные обещания не были даже близко столь разрушительны для французских финансов. Но это в том, что касается Франции. По поводу европейских финансов Франсуа Олланд уже заявил: он за пересмотр так называемого «фискального пакта» — недавно подписанного договора между странами-членами еврозоны, который, по сути, является первым шагом к фискальному союзу (договор вступит в силу, только если все страны ратифицируют его до конца года). Текущий кризис показал, что денежный союз невозможен без фискального, и если даже Франция хочет пересмотреть требования фискальной унификации, шансов на вступление договора в силу совсем мало.
В том-то и дело, что Франция в лице ее теперь уже бывшего президента Николя Саркози была основным драйвером борьбы с кризисом. Именно Саркози как челнок летал по европейским столицам, упрашивая коллег согласиться на очередные меры борьбы с кризисом, именно он уговаривал Ангелу Меркель помочь финансово более слабым странам. Тандем Саркози и Меркель называли «Меркози», хотя понятно, что именно Саркози играл здесь главную роль. Немцы и так несколько скептически относились к идее решения проблем Южной Европы за свой счет. Теперь же Саркози ушел, а Меркель теряет поддержку на региональных выборах.
А тут еще новые сложности с Грецией. После трех попыток ни одна политическая сила не смогла создать правительство: стране грозят новые парламентские выборы. Политические силы, получившие большинство на выборах, заняли позицию, известную под названием «кому я должен, всем прощаю». Такой подход грозит греческим лидерам некоторыми международными проблемами, но не очень большими. Например, когда президент Аргентины Кристина де Киршнер выезжает за границу, ее самолет постоянно пытаются арестовать, что, однако, не побуждает правительство в Буэнос-Айресе пересмотреть свое жесткое отношение к кредиторам. В конце концов, всем ясно, что долги, накопленные предыдущими правительствами, ввергают народ в нищету, что никаких шансов выйти на рынки капитала в ближайшие годы у Греции не будет даже при условии выполнения всех существующих условий долгового соглашения, — так зачем платить?
Вот так и получается, что сохранение единства еврозоны особенно никому и не надо. Точнее, не совсем так: сохранение союза, конечно, надо, но никто не хочет брать на себя политические риски, связанные с ролью главного борца с кризисом. И это в момент, когда опять надо принимать решительные меры.
Финансовое здоровье европейской банковской системы остается очень хрупким. Поэтому если ничего не делать, то в недалеком будущем она, видимо, снова окажется на грани системного кризиса. Такое развитие событий особенно вероятно с учетом более жесткой, чем раньше, политики ЕЦБ, который один раз уже предотвратил такой кризис.
Сохранение еврозоны дорого в прямом и в переносном — политическом — смысле, однако ее развал крайне опасен для банковской системы. А если ничего не делать, еврозона действительно развалится. Поэтому, наверное, после некоторого периода нерешительности Европа найдет новые силы для борьбы. Во всяком случае в этом заинтересован весь мир: и США, для которых важно здоровье мировой банковской системы, и Россия, финансовые рынки которой обычно непропорционально сильно страдают от падения аппетита к риску, неразрывно связанному с усилением европейских проблем, и наконец Китай, для которого еврозона — крупнейший экспортный рынок.