Даниил Квят идет по главной в эти дни улице Сочи. Справа изнанка ВИП-трибуны автодрома в Сочи, которую подпирают конюшни команд Формулы-1. Слева двухэтажные офисы все тех же 13 команд, запускающих самые престижные моторы мира. 300 метров этого коридора контролируются в основном журналистами. Пройти его быстро трудно, если ты гонщик. Тем более если ты Даниил Квят. Тем более в день соревнований.
Квят только что завершил квалификацию с лучшим результатом в своей жизни — пятым. Лучшим результатом в жизни — это, конечно, громко звучит. Квяту 20 лет, он самый молодой гонщик в Ф-1, и это его первый сезон.
Вначале Квята останавливает съемочная группы BBC. Потом допрашивает итальянское телевидение. Дальше его ждет российская съемочная группа. С англичанами он говорит по-английски, с итальянцами — по-итальянски, потому что Квят живет 10 лет в Риме.
Но и по-русски Квят говорит совсем не так, как Маша Шарапова, — без акцента, ясно, свободно, хорошо.
Как хочется, чтобы говорило в России большинство людей. Но не говорит.
Квят заходит в офис команды Toro Rosso, за которую он выступает свой первый и последний сезон, и поднимается наверх, куда посторонних уже не пускают. За столиком на улице сидит человек, похожий на Квята. Этот моложавый человек оказывается дедушкой Дани. Он запросто просит называть его Эриком.
Эрик самым неожиданным образом истолковывает успехи внука. Ни единого ритуального слова про трудолюбие: «Он открытый очень. С самого детства такой. Всегда первым к людям подходил знакомиться, с улыбкой».
Квята обсуждают гораздо больше, чем он успел сделать в Ф-1. Он еще ничего не добился, и хвалить его рано, как показала сама гонка, где 5-я квалификационная позиция гонщика обернулась итоговой 14-й. Во всех смыслах — незачетной. Но Квята все равно хвалят, он нравится людям и на следующий год заменит в Red Bull — самой богатой, с большим отрывом, конюшне Ф-1 — Себастьяна Феттеля. Если кого-то весь этот рев моторов оставляет глубоко равнодушным — это как прийти в «Барселону» на место Лео Месси. В новом году Квят предсказуемо станет вторым в мире по узнаваемости русским спортсменом. Да-да, сразу за Машей. Немного не нашей.
Справится ли он в 20 лет с такими перегрузками? Еще один довольно внезапный ответ дедушки: «Конечно. Даня же европеец. Его в команде все европейцем считают». Данин папа, Вячеслав, вторит своему отцу: «Он готовый человек. Мы сами всего достигли. Нам никто места в команде не покупал».
Намек очень прозрачный.
Квят — второй русский гонщик в Формуле-1. Первым стал Виталий Петров, когда Владимира Путина убедили, что третьим пунктом триумфальной имиджевой программы России вместе с зимними Олимпийскими играми и чемпионатом мира по футболу должна стать Формула-1 в России и с русским гонщиком. Под идею нужен был живой человек. Руки, ноги, реакция, голова, лицо и голос проекта.
О том, какой Петров гонщик, спорят до сих пор, а вот с лицом и голосом совсем не задалось. Петров оказался похож на Россию, какой она представилась западной цивилизации после Олимпиады в Сочи. Не очень понятной и не очень приятной. Совершенно уверенной в своей правоте и даже больше — своем историческом гении. Подозрительной к окружающему миру и всякую свою хворь на него валящей. Невоспитанной. Что самое, конечно, страшное и невыносимое для этого мира, целиком построенного на соблюдении приличий.
Квят с его четырьмя языками, деликатным Sorry вместо Виталикова «Вот?» и изумительно, почти болезненно тонкими пальцами представляет Россию такой, какой явил ее миру восемь месяцев назад здесь, в Сочи, церемониймейстер открытия зимней Олимпиады Константин Эрнст, — понятной, приятной, душистой, неопровержимо своей.
Квят до того свой Западу, что кажется каким-то проектом Кремля.
На этот раз и в самом деле хитроумным и изящным. Но это тысячу раз не так. Даню в самом крайнем случае можно назвать проектом его отца, Вячеслава Квята. Но он, конечно, с этим категорически не согласится: «Я всего лишь иногда помогал сыну реализовывать то, что в нем есть. Повторяю, его никто никуда не двигал».
Петрову же за несколько десятков миллионов в свое время купили место в команде «Рено». И в этом нет ничего незаконного и необычного. В Формулу-1 можно зайти и на коммерческой основе. Здесь, строго говоря, все продается, кроме мест на подиуме. Этим, кстати, постоянно попрекают человека, придумавшего самое успешное спортивное шоу XX века, — Берни Экклстоуна.
Формула-1 добралась до России не в самой лучшей форме. Она сдает позиции там, где была придумана, — в Старом Свете. Ее больше не любят там так, как прежде. Поэтому Экклслтоун осваивает новые территории — Катар, Китай, Эмираты, Сингапур, теперь — Россия. Но то, что он хочет представить как завоевания, по факту — отступление. За последние три года Ф-1 потеряла почти треть мирового телевизионного рейтинга. Скажем, Испания, которая продолжает молиться на Фернандо Алонсо, наблюдая его сизифов труд в сегодняшнем хвором «Феррари», платит только €10 млн за телевизионные права вместо недавних €100 млн. И это 10-кратное понижение ставки ни на какие экономические приключения страны не спишешь.
Но все цифры мигом вылетают из головы, когда оказываешься рядом с Экклстоуном — несомненно, самым узнаваемым антрепренером планеты Земля. Он не дает каких-то убедительных заверений, что «Ф-1» в ХХI веке будет жить, как в ХХ-м. Ему сто раз можно возразить. Но не хочется. Просто само присутствие в мире этого 83-летнего человека ростом 159 см с белой копной волос на голове является абсолютной гарантией полноценной жизни Ф-1. Он непременно что-то придумает, вырулит. Пока он жив. Вот два года назад опять женился.
— Разве страны становятся чем-то лучше, проводя Ф-1?
— А это странам решать, сделает их Формула-1 лучше или нет. Но Формула-1 — это очень ясное и понятное сообщение миру. Это лучший способ сказать, что страна современна.
— Многим, напротив, Формула-1 представляется очень старомодным шоу.
— Смотреть, как люди пинают мяч ногами, тоже старомодно. Мы не против побыть с футболом в одном ряду.
— Это футбол отнимает зрителей у Формулы-1 или что-то поновее — Facebook, скажем, или сериалы HBO?
— Если одним словом — что это у вас под ногами сейчас лежит?
Экклстоун показывает на iPad.
Берни изрядно прессовали летом после падения малайзийского «Боинга» на землю Украины. Предлагали отменить этап в Сочи. Поэтому коллеги предсказуемо сворачивают к санкциям в отношении России.
— Санкции... А что санкции? Мы здесь. Формула-1 — здесь.
Говорят, вчера Экклстоун был конкретнее и даже груб в ответе на вопрос о тех, кто ввел санкции в отношении России. В любом случае Берни очень охотно говорит о Путине. И это, конечно, в меньшей степени относится к разуму, чем к чувствам. Чего ему расшаркиваться перед какими-то сменяемыми политиками.
Экклстоун чувствует в Путине своего, если не самого себя. Вечного. Помоложе только: «Он первоклассный человек (first class man). Мог бы спокойно управлять Америкой или Европой, но у него, наверное, есть пока дела поважней».
Берни, как и Путина, не любит либеральная пресса. Она его все время в чем-то подозревает, норовит схватить за руку. А ведь он придумал этот азартный мир, так соблазнительно описывающий западную цивилизацию — с ее культом скорости, элегантности, подчинением регламенту и одновременно стремлением к преодолению ограничений, тщеславием, поиском, гением изобретательства, индивидуализмом и поклонением успеху. Мир, кажется, уже устаревший, изживающий себя. Но Россия решила присоединиться и к этой части старого мира. Лучше поздно, чем никогда.
Формула-1 в России — это в чистом виде символический акт. Никаким бизнесом здесь не пахнет. Потому что в Формуле-1 только одному человеку позволено заниматься бизнесом — Берни Экклстоуну. Для всех остальных это чистейший престиж, сертификат породы.
И вот что изумительно. В октябре 2014-го совершенно не хочется обличать бизнес-план русских глобальных событий. Его отсутствие. Вспоминать шеренгу феэсбэшников в штатском, вдруг выделившуюся из моря фанатов Формулы-1 на церемонии награждения. Бесконечные железные заборы с одним входом на 5 километров. Все это очень важно, досадно, это надо видеть. Но только не сегодня.
Изумительное все-таки место сегодняшний Сочи. Город русской мечты, где понимаешь, что лучше, конечно, мечтать так, чем как-то иначе.
Эта мечта не праздна, она материальна, как стены сочинского автодрома и олимпийских объектов. Этот мир прочен. Он уютен, как щебетание московских светских дам и красиво стареющих средиземноморских павлинов о том, как прискорбно замерли цены на московском рынке недвижимости, на посиделках Diamond Club, здесь, в Сочи. Этот мир уже хочется назвать старым русским миром. Большим, надежным. Никакая глупая случайность, психоз, конечно, не может его демонтировать.
Заверение этого чувства случилось ближе к концу гонки, завершившейся ритуальной победой Льюиса Хэмильтона и коронацией команды «Мерседес» в Кубке Конструкторов. Здесь вообще было больше от торжественной мессы, чем от спорта. Торжество создает предсказуемое, ожидаемое. Хотите верьте, хотите нет, но сообщение о том, что русские войска отходят от украинской границы упало на мою ленту Facebook ровно в тот момент, когда в ложе почетных гостей, ближе к концу гонки, появился Владимир Путин.