Брюно Дюмон бестрепетно показал обед северо-французских ловцов мидий в пасторальной комедии Ma Loute, или в переводе на английский, «Тихая заводь». Ее персонажи, лопоухий сын моряка и девица из благородных полюбили друг друга. И хотя барышня оказалась мальчиком в парике, а возлюбленный – потомственным людоедом с веслом, фильм Дюмона не чужд возвышенного: дамы буквально возносятся в экстазе над побережьем, а круглый полицейский инспектор Машан парит воздушным шариком над дюнами.
В дюнах загадочно пропадают люди, о чем Дюмон, двукратный обладатель каннского Гран-при, рассказывал и прежде. В фильме «Человечность» ключевыми словами для него были «убийство» и «тайна», а спустя 15 лет, в комедийном сериале «Малыш Кенкен» тайны и убийства стали для Дюмона если не объектом пародии, то поводом для шутки. В новом фильме уже и острить некогда: с первых кадров экран сотрясают приступы гэгов и аттракционов в духе немых комедий Мака Сеннета, стопудовый толстяк инспектор то грохнется на землю под собственным весом, то скатится колбаской под горку, ничего интеллектуального, сплошной утробный хохот.
В остальном Дюмон верен своим тайнам, и уже неоднократно убедился, что смех им не противопоказан, а даже усиливает выразительность непознаваемого, включая и те чудеса, на которые способна даже самая странная любовь. Игорь Северянин в 1910 году как будто про его фильм писал: «Это было у моря, где ажурная пена, где встречается редко городской экипаж…» Примерно так же «грозово», как герои этих стихов, проявляют чувства утонченные буржуа Дюмона: пучат глаза и готовы вывихнуть челюсть в бесконечной экзальтации перед красотой пейзажа и божественной милостью. И все в том же 1910-м. Все они, включая неотразимого инспектора Машана, клинические идиоты. Особенно хороша в изображении высокопарной лабуды Жюльетт Бинош, многому научившаяся от своих душевнобольных партнеров по предыдущему фильму Дюмона «Камилла Клодель». Их ансамбль с Фабрисом Лукини и Валерией Бруни-Тедески вычерчивает лицами и телами такие бесподобно дурацкие фигуры, что цирк натуральных уродов Тода Браунинга меркнет перед этим веселым шапито и черными полицейскими котелками.
К обыкновенному, несказочному людедству обращены сюжеты новых фильмов Кена Лоуча «Я, Дэниел Блейк» и «Финансовый монстр» Джоди Фостер.
Слово «людоед» в английской литературе, кроме Роальда Даля употребляли Чарльз Диккенс и Гилберт Кийт Честертон, умевшие распознать людоедство как в поступках сограждан, так и в делах государства. В «Оливере Твисте» одним из проявлений заурядного людоедства была чужая воля, навязывающая себя в безаппеляционной, нетерпимой и жестокой манере. Очевидным людоедом был мистер Бамбл, служащий работного дома – этого популярного во времена Диккенса социального сервиса.
С тех пор социальные службы напрочь утратили свой колорит, но Кену Лоучу визуальная скудность ничуть не вредит. Напротив, стертая, безликая среда офисов и общественых приемных становится идеальным фоном для превосходного портрета плотника Дэниела Блейка, посмевшего утверждать, что он не клиент, не потребитель, не абонент не идентификационный номер, а человек и гражданин. Способ существования на экране артиста Дейва Джонса делает его к концу фильма совершенно родным. Людоеды Кена Лоуча безлики, это даже не сами наемники, исполнители бюрократических процедур, вежливые винтики-шпунтики системы, перерабатывающей тонны человеческого материала. Это государство и его законотворческая власть, под видом помощи откусывающие от личности столь добрый кусок, что с ним уходит и жизнь. В понимании Лоуча жизнь, когда отняты достоинство и биография, а вместо них присвоен номер и заведен СV - curriculum vitae или, по нашему, резюме, жизнью называть не стоит. Тот факт, что человека сжирает в данном случае не свирепая диктатура и не воровской режим, а социальное государство, придает коллизиям фильма жуткий характер свершившейся антиутопии.
С возрастом Кен Лоуч становится все ближе к Диккенсу. Ему 79 лет, у него безупречная профессиональная и человеческая репутация, что большая редкость в кинематографическом цеху. Золотую пальму Лоучу присуждали относительно недавно в 2006 году за фильм «Ветер, что качает вереск», а в 2012 – приз жюри за «Долю ангелов» о приключении на вискикурне. Всякий раз фундаментальная простота и реализм фильмов Лоуча, как глоток виски, оказывает длительный согревающий эффект.
Показанный вне конкурса «Финансовый монстр» Джоди Фостер оказался занимательным фильмом, в котором деньги, как спусковой крючок, приводят в действие законы триллера, но режиссер пытается пойти дальше жанровых границ. На это ей не хватает мастерства, но все остальное получилось, особенно кастинг и не только в фильме. Джулия Робертс, оказывается, впервые приехала на Каннский фестиваль, а Джордж Клуни, подобно своему персонажу, сделал на пресс-конференции прогноз: Дональд Трамп не станет президентом США.
В «Финансовом монстре» Джулия Робертс и Джордж Клуни играют сытых, которые голодного не разумеют, пока голодный не придет к ним с пистолетом. В этот кризисный момент выясняется, что сытые бывают разными, что есть сытые-сытые, то есть добродушные и готовые поделиться, и есть ненасытные сытые, вот тех уже ничем не проймешь. Примерно в таком ключе и пытается нас развлечь Джоди Фостер. Ли Гейтс в исполнении Клуни ведет в прямом эфире шоу «Финансовый монстр», рассказывает, как поступить с деньгами, делает прогнозы, стимулирует публику, даже танцует. В наушниках живет Пэт – Джулия Робертс, продюсер шоу, режиссер и его ангел-хранитель, в буквальном смысле, потому что через минуту в студию проникнет бедняк, обманутый вкладчик, который послушал Ли и потерял на инвестициях все, и за это наденет на Ли жилет с взрывчаткой, прямой эфир подключит к шоу всю страну, а голос Пэт поведет обоих от смерти к жизни. Дойдут не все.
Фильм вот-вот появится в российском прокате, и в масштабах совершенно официального российского людоедства в области валютных ипотек, кредитов, офшоров, украденных пенсий покажется милой сказкой.
В общем, даже не важно, как выглядят и зовутся людоеды, государство это, или финасовая пирамида, или люмпенская лихость, берущая почту, вокзал, телеграф или вот телевизионную студию. Каннский фестиваль в эти дни дал их собирательный образ, а хорошего в этом лишь то, что образ получился сильным, пластичным, запоминающимся. Но сожрать могут в любую минуту.