13 и 14 ноября петербургский «Pop-up театр» представляет на сцене московского Театра.doc постановку, посвященную поиску смысла жизни и основанную на интервью с Давидом Яном — основателем компании ABBYY, разработчика системы электронных словарей Lingvo и программы распознавания текстов Fine Reader. В пьесе Евгения Казачкова «Топливо» Ян предстает не только как известный интернет-предприниматель, но и как физик, один из родоначальников флэшмоба в России и создатель технологий искусственного интеллекта. Пьеса получила Первую премию на фестивале «Текстура-2013». Forbes публикует отрывки из этого текста.
СТОКГОЛЬМ
Физтех в Долгопрудном под Москвой — это место, куда стремятся попасть все школьники с хорошими оценками по физике и математике. И попадают туда, конечно, немногие. Физтех создавали Ландау, Капица, Семенов. Он должен был стать абсолютной элитой физики России, собрать всех нобелевских лауреатов. Я учился с восьмого класса в физико-математической школе. Я готовился. Я решал задачи, я ездил на олимпиады. Причем меня никто не заставлял. Тройка для меня была немыслимой оценкой. Я за всю учебу в школе ни разу не получил тройку.
И вот вступительные. Я олимпиадник, я решал сложные задачи, я знал, на что я способен. И вдруг мне объявляют результаты письменного по математике. Я вижу четверку. Я не могу поверить своим глазам. Я выясняю, что они придираются, нашли какой-то изъян в объеме доказательства одной задачи, решили ее не засчитать. Я говорю, ну ладно, сейчас на устном-то я получу пять. И меня держат там несколько часов и дают одну задачку за другой. Задачи, которых я в принципе не знал. То есть в школе у нас – это физмат-школа! - не было подобных вещей. Мне ставят три. Я выхожу абсолютно потерянный. Я точно знаю математику не на четыре и три. Впереди два экзамена по физике.
И тут с моим отцом связывается его бывший сокурсник из МГУ. Он случайно увидел мою фамилию в списках – это нечастая фамилия – и предположил, что я сын Ян Ши. Он позвонил, через столько лет связался с отцом, и сказал: «Ты знаешь, твой сын поступает сейчас на Физтех, пусть он не расстраивается, я имею отношение к приемной комиссии... Он не пройдет, его точно зарубят на вступительных, и шансов нет… Это травма для парня, и лучше прямо сейчас скажи, чтоб он не поступал. Он уже сейчас может поступить в МАИ, МГУ, в Бауманку, куда хочешь... С его способностями он туда пойдет».
Дело в том, что Физтех изначально формировался как институт, создающий ракету, которая может доставить ядерный заряд. А заправлялась она суперядовитым топливом «несимметричным диметилгидразином». Подписывал приказ о создании Физтеха еще Сталин. И поэтому там Первый отдел буйствовал очень сильно. А у меня в паспорте было написано «китаец». Мой отец родился в Китае. И в этой ситуации я, как выяснилось, сто процентов находился в черном списке. [...]
Но утром в день следующего экзамена я вижу отца через забор. Потому что людей не пускают, даже родителей, только абитуриентов. Но я вижу отца, подхожу к нему и говорю: «Пап, зачем ты приехал? Мы же договаривались, что ты не приедешь». И я чувствую, что он мне что-то хочет сказать, что он не просто так приехал, какие-то у него сомнения... И он говорит: «Да нет, ничего, я просто хотел тебя повидать и все. Иди, удачи тебе».
И я иду на физику. Открываю письменный экзамен, там пять. Все, без помарок – пять. И на устный я иду одним из первых, в 9 утра. Меня держат шесть часов. Шесть часов мне дают одну задачу за другой. Дают задачу, я решаю, преподаватель смотрит – но не ставит плюс, минус, галочку, оценку. Он просто смотрит – дает следующую, смотрит – дает следующую. Я даже не понимаю, я решаю их или нет. И так продолжается шесть часов. Я теряю уже понимание вообще, почему так происходит. В конце концов, я решаю очередную задачу, он смотрит на нее, берет эту книжку вступительную и ставит на устном пятерку, на письменный пять – и отпускает. Ни до свидания, ничего. Все. Закончилось. Я выхожу в три часа дня с двумя пятерками.
У меня три-четыре по математике и пять-пять по физике. Это на грани проходного балла. Потому что на Физтехе все решает финальное собеседование. Там все устроено так, что даже человека с очень хорошими оценками можно забраковать. И тут происходит детективная история.
На этот раз к моему отцу обращается проректор по учебной части, некий Скороваров, со словами: «Вы отец Яна? Вас ожидает в такой-то аудитории в 10 часов утра Михал Титыч Новиков, начальник Первого отдела». Отец приходит в назначенное время, в назначенную аудиторию, заходит, ждет. Пустая аудитория. В 10 часов 10 минут открывается дверь, входит невысокий человек, очевидно Михал Титыч Новиков, со словами: «Здравствуйте, вы хотели со мной встретиться, я вас слушаю». Тут отец понимает, что это подстроенная встреча. Скороваров увидел мои оценки, увидел, как меня экзаменовали. И подстроил это.
И, оказавшись наедине, эти двое начинают разговаривать. Новиков спрашивает: «А вы где вообще работаете?» Отец говорит: «Я физик, заведующий лабораторией в Ереванском Физическом Институте». - «А у вас есть допуск»? - «Да, второй категории». - «А как вы попали в Россию?» - «Когда мне было 16 лет, я учился в МГУ» - «Почему вы не уехали обратно?» - «Я уже 25 лет живу в Советском Союзе и принял советское гражданство»...
Когда они выходят из кабинета, Новиков похлопывает отца по плечу со словами: «Ну ладно, пусть попробует поступить».
Собеседование. Приемная комиссия. Последний рубеж. Или меня возьмут, или нет. Я захожу. Председатель комиссии – Скороваров! Задает только один вопрос: «Вы хотите открыть свою частицу?» Я говорю: да, я хочу открыть свою частицу. Скороваров улыбается, что-то записывает в журнале, поднимает глаза и говорит: хорошо.
И вот процесс всех этих экзаменов заканчивается наблюдением или не наблюдением свой фамилии в списках поступивших. Весь процесс многолетней подготовки. Вся мечта с 3-го класса школы. Или ты найдешь свою фамилию в списках. Или не найдешь. А если не найдешь, то пойдешь в армию. А после армии, скорее всего уже и не поступишь. И прощай «своя частица».
Со мной поступал некий Армен Мирзабекян и его фамилия по алфавиту определенно раньше моей. Он видит свою фамилию. Потом я вижу свою. Слов нет. Только комок в горле. Он поворачивается ко мне и протягивает руку:
«Ну что, встретимся в Стокгольме?»
ШАБАШКА
Мы приходили на работу строго к девяти, уходили – за полночь. Мы сидели в лаборатории и занимались экспериментами. Про то, что можно было в самой Черноголовке чем-то заняться, кроме научной деятельности, я вообще не представлял себе. Это такой монастырь. Там нету никаких развлечений, там леса, комары, еда в столовой достаточно вкусная, 13 институтов... Но был у нас такой парень, Сергей Сорокин, аспирант, такой, высокий, гигантский парень, я о нем уже рассказывал, он заработал каким-то образом денег, и купил машину. Это была единственный студенческий автомобиль во всем студгородке в 1989 году. Сорокин был единственный, кто приезжал на машине. Это был запорожец такой кругленький. Естественно, бэушный. У него не работала педаль газа, газ был протянут ниточкой в окошко из-под капота. И он водил и пальцем вот так газ давал. Он объяснял, что починить невозможно. Конечно, мы над ним подшучивали, когда он приезжал, и вылезал – двухметровой высоты, два десять, наверное. И когда он залезал в машину, складываясь, коленки у него были вот здесь.
Я очень хотел машину.
Летом все мои друзья отправлялись на шабаш, ездили в Приморье строить птицефермы. Это всегда было окутано романтикой, свободой, свободой отношений между парнями и девушками. Привозили рублей по 300. Некоторые и по 500. А это же немыслимые деньги. На 500 рублей можно было купить джинсы, кроссовки, они по сто рублей стоили… Я на шабашки в стройотряды не ездил… Я получал 55 рублей, полуповышенную стипендию. Поесть в столовой до отвала с рогаликом(!) можно за рубь-20 копеек. Сходить один раз в неделю на дискотеку за рубль, и даже парочку раз можно прокатиться на такси,– парочку раз в году... С одной стороны, хотелось шикануть перед девушками джинсами и кроссовками… Но наверное, все-таки дисциплина, связанная с основной задачей, физикой, она была сильнее всегда. [...]
А на Физтехе изучают два языка: первый английский очень сильно, второй язык по выбору - никак. Вторым у меня был французский и на нем я был на первом и последнем занятии. И вот на летней сессии я должен каким-то образом его сдать... И я все мучаюсь на экзамене, пытаясь понять, почему люди не изобрели программу, которая поможет изучать эти страшные склонения-спряжения французские...
Ну какими-то правдами-неправдами я сдаю этот французский на четыре и, выйдя с экзамена, я решаю, что все: я найду программиста, который напишет программу летом. А я ее до сентября продам. Пока я дошел от учебного корпуса до общежития, эта мысль обучения на французском трансформировалась в обучение на английском, потому что, судя по всему, английский будет более востребован. А потом она трансформировалась из области обучения в образ просто словаря, потому что это проще сделать и проще продать.
Решение мы с Сашей Москалевым приняли первого июля: к концу августа продадим сто экземпляров программы «Лингво» по сто рублей, десять тысяч рублей заработаем. Это будет дико прибыльно. Это 89-й год. За десять тысяч можно купить Волгу ГАЗ-21. Это две-три годовые зарплаты профессора. И это, конечно, такой пистон ребятам, которые ездят на шабашки. Приедут они после двух месяцев таскания кирпичей и бетона – пятьсот рублей! А тут я, значит… А в сентябре продолжать заниматься физикой. Потому что в течение года времени зарабатывать деньги не будет.
Значит, Саша пишет программу, а я пока ищу слова в электронном виде. Потому что, как устроен словарь? Это программа плюс база слов. Она из ниоткуда взяться не может. Все словари на бумаге. Их надо как-то ввести в компьютер. Кто это может сделать? Только профессиональные люди, потому что руками ты не введешь, введешь с ошибками и так далее. А просто так они вводить не будут. Брать их в долю? Ну, скажем так, никто не согласится... А я нашел кооператив, который готов за три тысячи это сделать.
Я иду в центр научно-технического творчества молодежи за кредитом. Рассказываю им идею, они пожимают плечами. Три центра я обошел – все отказываются. Но в центре НТТМ-Дельта мне сказали: «Хорошо. Сколько нужно денег?» Я говорю: «Три тысячи рублей». Они говорят: «После того, как деньги вернутся, еще год мы должны иметь право получать 50% доходов с этого словаря». Я согласился.
Начало июля. Кооператив пообещал сделать из словаря электронную базу за месяц. Саша обещал сделать программу к 31 июля.
В сентябре не было готово еще ничего. [...]
После сотен, после тысяч звонков, не сто, а всего 15 клиентов были готовы купить наш словарь. При этом программа еще не была готова… Саша ошибся со сроками разработки. В девять раз ошибся. И кооператив, который мы наняли, тоже вводил данные не месяц, а 8 месяцев. Они ошиблись в 8 раз.
И когда нам кооператив сдает свою работу… 20 дискет с текстом: А, Б, В, Г, Д... Выясняется, что во всем этом нету буквы «К». То ли они забыли... то ли они просто... В общем, в словаре не ввели слова на букву «К». Все словарные статьи на букву «К»… А у нас клиенты, мы же продали уже эту программу, надо ее отдавать. Мы сидим ночами и двумя пальцами вводим эту букву «К». В русском языке очень много слов на букву «К»… Я 4 дня не спал: день, ночь, день, ночь, день, ночь, день. 4 дня и 3 ночи подряд. Я реально ни одной минуты не спал, я работал.
Мы продали 15 копий программы по 700 рублей и вернули кредит. И я собрался восстановиться в Физтехе.
Но тут мы поняли… что еще 50 000 копий разошлось нелегально. Просто кто-то взломал, дал другу, друг тоже скопировал – дал. Ну как Высоцкого копировали. Только Высоцкого не надо было взламывать. А здесь нужно было один раз, но это несложно... Нас озадачило другое: дистрибутив занимает 15 дискет. Не было интернета никакого! Это надо 15 дискет физически таскать, час нужно потратить на то, чтобы их форматировать, копировать. Они все портятся еще... Невозможно с этого наварить! Там не было злостного пиратства, просто люди делились…
50 000 людей вдруг начали пользоваться нашей программой, и очевидно им стало лучше от этого. Мы поняли, что мы занимаемся тем, что нужно людям… И значит, это, наверное, тоже – путь к бессмертию?
Я думаю, физики и программисты – это две категории профессий, которые волшебники. То есть, программисты – они просто оживляют неживое, то есть, делают действия, которые приводят неживую материю, делают ее живой. Есть такой божественный момент, когда твоя программа начинает работать... И это ведь точно останется после тебя, да?