Жизнь в музее: как полвека скрывать коллекцию искусства стоимостью в миллиарды долларов

6 мая в Мюнхене тихой смертью, в присутствии врача и медсестры, скончался 81-летний Корнелиус Гурлитт — коллекционер искусства и центральная фигура самого захватывающего арт-детектива XXI века.

Имя Гурлитта произвело сенсацию в ноябре 2013 года. Тогда немецкое издание Focus раскопало, что в квартире дилера хранились более 1400 картин, которые СМИ быстро окрестили «мюнхенским кладом». Большинство его сокровищ —  произведения постимпрессионизма, экспрессионизма и абстракционизма, хотя попадались среди них и старые мастера. Полиция обнаружила коллекцию еще в 2012 году, почти случайно, и так растерялась, что сочла самым благоразумным попросту никому не рассказывать о «кладе». Впрочем, немецкие власти смогли прятать картины от людей лишь полтора года: сам Гурлитт успешно справлялся с этим 55 лет.

Картины достались ему от отца — арт-дилера и музейщика Хильдебранда Гурлитта. Тот в 1920-е годы занимался музейной деятельностью, а к 1930-м перешел к торговле произведениями современных художников, которые нацисты называли «дегенеративными». Интерес к современному искусству мог плохо обернуться для арт-дилера (к тому же на четверть еврея), однако вышло так, что компетенция Хильдебранда Гурлитта оказалась незаменимой для немцев. Да, Гитлер ненавидел абстрактную и экспрессивную живопись, однако не только уничтожал ее, но и обменивал на деньги, на которые затем собирался строить свой супермузей старого искусства в родном Линце.

Тут геббельсовскому министерству пропаганды и пригодился Гурлитт-старший: он и трое его коллег-дилеров занимались тем, что конфискованные или скупленные за бесценок картины перепродавали в страны, где лучше относились к модернистской живописи. Впрочем, деятельность дилеров, как бывает в таких случаях, не была абсолютно прозрачной: не всегда вырученные от продажи деньги доходили до фонда музея в Линце, а часть картин и вовсе осталась  в Германии. Неудивительно, что при такой работе Гурлитт собрал и собственную коллекцию. После 1945 года он объявил самого себя жертвой преследований, а про коллекцию сказал, что она погибла в бомбежке Дрездена. Гурлитт-старший был признан чистым перед законом и до конца жизни работал на арт-рынке. Хильдебрандт погиб в 1956 году в автокатастрофе, его вдова умерла в 1967 году.

Дальнейшее — история непростого наследства Корнелиуса Гурлитта. Что многие десятилетия он хранил в мюнхенской квартире?

Это 1406 картин, стоимость которых была предварительно оценена СМИ в  $1,4 млрд.

Трудно судить, насколько такая оценка соответствует действительности, однако порядок цифр говорит сам за себя. Позднее, в феврале 2014-го, в зальцбургском доме Гурлитта обнаружили еще более двух сотен работ. Среди имен, составлявших коллекцию, — Матисс, Пикассо, Шагал, Моне, Ренуар, Сезанн, Курбе, Отто Дикс и многие другие. Некоторые картины, как утверждают эксперты, представляют собой настоящие жемчужины. Одни работы считались утраченными, другие не были известны вообще. Некоторые из них можно посмотреть в специальном разделе сайта lostart.de — немецкие власти обещали выложить там все работы, происхождение которых вызывает сомнения.

Корнелиус Гурлитт настаивал, что все картины принадлежали ему законно: его отец покупал их только у музеев и других арт-дилеров, а значит, непосредственного отношения к беззаконным изъятиям и сделкам — ущемлению прав художников и еврейских коллекционеров — не имел. Однако после того, как гигантская коллекция просочились в СМИ, за Гурлиттом стали охотиться репортеры и объявились первые претенденты на картины, сердце 80-летнего старика дрогнуло: он пообещал добровольно расстаться с частью картин, если на то будет воля закона.

В начале апреля 2014-го, за месяц до смерти, Гурлитт заключил договор с властями Германии. Те были в щекотливом положении: срок, в течение которого можно проводить реституцию ценностей, в Германии составляет 30 лет, а значит, давно истек, однако после всего шума просто отдать картины Гурлитту, взыскав с него недополученные налоги, было бы немыслимым скандалом. В итоге государство уговорило коллекционера подождать год, за который команда экспертов установила бы провенанс его работ и нашла среди них те, моральное право на которые есть у прежних владельцев либо их наследников. Однако это должно было произойти только после того, как баварская полиция вернула бы клад, проходивший вещдоком по делу об уклонении Гурлитта от налогов. Смерть коллекционера сняла все ограничения: как утверждают адвокаты претендентов на картины, любую недостачу, если она обнаружится, можно возместить за счет продажи гурлиттовских картин, а значит, пора перестать медлить и скорее переходить к дележу.

Дележ предстоит знатный.

Во-первых, какие-то картины, несомненно, возвратят наследникам прежних владельцев, и нет сомнений, что это будет происходить не один год: о том, что дедлайн должен быть отодвинут, уже заявили истцы из еврейских организаций. Конечно, у большинства картин не найдется единственного владельца, и тогда они будут проданы, чтобы их стоимость была разделена между наследниками. Кроме того, очевидно, что часть работ продадут, чтобы оплатить налоговые недоимки германской казны. Сотни ранее неизвестных картин предстанут перед глазами зрителей, экспертов и покупателей — а значит, следует ждать не только пересмотра устоявшихся представлений о немецкой живописи первой половины XX века, но и всплеска интереса к соответствующему сегменту арт-рынка: наверняка, цены будут подогреты шумом в прессе вокруг «мюнхенского клада». И, несомненно, прежде чем проданные картины развезут по разным концам Европы и мира, будет организована грандиозная выставка коллекции Гурлитта: невозможно не превратить такую громкую медийную историю в прибыльный арт-аттракцион.

На фоне этих ярких перспектив больше всего поражает скромность самого Гурлитта. О его характере многое говорит завещание, детали которого уже попали в немецкие СМИ. Больше всего коллекционер, у которого не было детей и не осталось близких родственников, хотел, чтобы его собрание было сохранено в целости. Ради этого он завещал его целиком Музею изобразительных искусств в Берне. Руководство швейцарской культурной институции заявило в сообщении на официальном сайте, что их озвученное адвокатами завещание Гурлитта крайне удивило — сам он никогда не связывался с музеем.

Безусловно, история громадной коллекции, ее складывания, загадочного исчезновения и чудесного появления — это один из самых захватывающих сюжетов в истории искусства, не уступающий историям «Моны Лизы» или Гентского алтаря. Жанр интеллектуального исторического арт-детектива в духе Умберто Эко или Переса-Реверте словно воскрес в истории «мюнхенского клада»  — вот только самому наследнику сокровища в этом романе досталась трагическая роль.

Гурлитт — хранитель, затворник, человек-тайна.

Достаточно сказать, что после того как стало известно о его коллекции, журналисты долго попросту не могли найти владельца. За все время своей недолгой предсмертной славы он согласился дать единственное интервью.

По описанию журнала Der Spiegel, Гурлитт оказался интровертом, покупающим в поезд билет без места, лишь бы сидеть на откидных и не смотреть в глаза пассажира напротив. Он писал все письма на машинке, перестал смотреть телевизор в 1963 году и никогда не пользовался интернетом. Больше всего он хотел трех вещей: чтобы ему вернули любимые картины («Зачем надо было забирать все, а не только те, которые полиция хотела проверить?»); чтобы была восстановлена репутация отца («Он был борцом, спасителем искусства от нацистов»); и чтобы его оставили в покое.

Кто-то скажет, что 55 лет великая живопись была в заточении, а сам Гурлитт, как Кощей, чах над златом. Но на самом деле он был в плену у великой живописи — зачарованным и нежелавшим освободиться от чар. Скрыл Гурлитт картины или спас, сохранил или похоронил? Неразрешимый парадокс, живо иллюстрирующий надэтичность искусства.

«Все, что я хочу, — это жить среди картин», — говорил Гурлитт в интервью Der Spiegel.

(Он не лукавил: продавал работы, чтобы жить на вырученные деньги, коллекционер лишь изредка. Осенью 2011 года он продал «Укротителя львов» Макса Бекмана, чтобы заплатить врачам; из €725 000 €325 000 ушло наследникам).

Гурлитт — фигура не в пример нынешним коллекционерам; человек из эпохи, когда искусство было страстью, а не провокацией, ценностью, а не инвестицией «Увы, но за этими картинами люди не видят ничего, кроме банкнот», — говорил он о претендентах на его сокровища. Гурлитт инвестировал в картины не деньги — всего себя. Без картин он и жить не смог.