Персонажи Петербурга: как «Последний день Помпеи» объединил Брюллова и Мейерхольда
Исполинские объятия
«Великий Карл. К 225-летию К. П. Брюллова» в академических залах Михайловского дворца Русского музея представляют более 300 произведений Брюллова из почти 30 музеев России и частных собраний. Выставка демонстрирует: не только современники художника, увидев «Последний день Помпеи», впадали в экзальтацию от потрясения, сегодня эффект картины не ослаб, она по-прежнему магнетически воздействует на зрителя.
«Брюллов говорит сам за себя, — объясняет куратор выставки, заместитель генерального директора Русского музея по научной работе, Григорий Голдовский. — Человек приходит в Русский музей зачастую именно для того, чтобы увидеть полотна Брюллова. И воздействие его живописи безошибочно, она никого не оставляет равнодушным. И это не реакция на знаковое имя, репутацию художника, трогательный сюжет или набор художественных приемов. Первая реакция всегда — безотчетное волнение, необъяснимая эмоция, глубокий душевный отклик.Всякое изучение начинается потом. А само созерцание рождает необъяснимое и неуправляемое чувство». О природе такого эффекта писал Гоголь: «Он (Брюллов. — Forbes Life) силится схватить природу исполинскими объятиями и сжимает ее с страстью любовника».
Впечатление усиливают и колоссальный объем работ на выставке («колоссом» Брюллова назвал итальянский художник Винченцо Камуччини), и выбор пурпурно-красных академических залов музея для экспозиции, и необычный ракурс, в котором поданы полотна. По задумке архитектора выставки Андрея Воронова к «Помпее» нужно подниматься по помосту бирюзового оттенка — этот прием не только усиливает драматический эффект, но буквально вводит зрителя в сюжет. «Чтобы представить творчество Брюллова в новом современном контексте, а в его биографии не было провалов и падений, был только взлет, нужен был простой прием», — рассказывает архитектор Воронов.
Поднявшись над полом на высоту помпейского пепла (первые археологические раскопки показывали, что он укрыл город трехметровым слоем), посетители смотрят на полотно иначе, будто видят его глазами археологов. «Мы знаем из писем Брюллова родителям в Петербург, Брюллова, какое впечатление на него произвело посещение Помпеи, взволнованное описание оканчивается многоточием: «Я задыхался!» Это реакция не только на увиденные величественные руины, но и возникшую в воображении апокалиптическую картину гибели людей и цивилизации. От рокового столкновения с непреодолимой стихией, — рассказывает Григорий Голдовский. — Есть свидетельства, что завершая свой великий труд, Брюллов как бы выпадал из времени, и обессиленного пароксизмом всепоглощающего творчества, его букально выносили из мастерской».
Голдовский отмечает: в разные периоды истории «Последний день Помпеи» переживает разного рода истолкования. В картине видят цивилизационный слом, воплощенное взаимодействие трех древнейших верований, язычества, христианства и зороастризма, о котором Брюллов, если и имел понятие, то весьма смутное. Можно вспомнить и еще одно истолкование: Герцен видел в этом полотне рефлексию по поводу восстания декабристов и атмосферы Петербурга в эпоху николаевской реакции. «На самом деле там есть одна непреложно видимая и безошибочно воплощенная на высоком художественном уровне вечная гуманитарная тема — трагическое столкновение человека и рока. И эта истина не требует никаких сторонних обоснований», — говорит куратор выставки.
С помоста в следующем зале посетители видят фрагмент композиции плафона центрального купола Исаакиевского собора «Богоматерь во славе в окружении святых и «Святой Николай Мирликийский с ангелами», которых писал Брюллов. «Была сложная техническая задача — выставить плафон, который не помещается в зал в вертикальном положении, — рассказывает архитектор Андрей Воронов. — Но когда художник работает над такой росписью в пространстве, его точка зрения, обзор очень отличается от того, как зритель видит картину в музее. Он пишет на лесах, в неудобной позе, часто лежа. Для плафона нам нужно было найти фокус, приближенный к обзору художника. Так родилась идея «восхождения».
По замыслу устроителей выставки, от академического периода Брюллов взлетает к «Помпее». Вместе с ним по помосту к этой вершине поднимается зритель. А дальше он подходит к обрыву — Брюллов не успел завершить работу над куполом Исаакиевского собор и больной уехал в Италию, зная, что умирает.
«Большая персональная выставка дает возможность разносторонне оценить портретное творчество Брюллова. Замечательные художественные открытия «Великий Карл» сделал в конце 1820-х – начале 1840-х. Удивительно, но он избежал участи официального портретиста, не исполнил ни одного откровенно заказного портрета, — рассказывает Григорий Голдовский. — Его побудительный мотив — эмпатия по отношению к персонажу. Каждый его портрет — яркое художественное и эмоционально-психологическое высказывание. Все остальное — пластическое и цветовое богатство, всякие другие живописные изыски вторичны. Они средство, а не цель. И вместе с тем, и Ван Дейк не писал ткани с таким любованием и вкусом, как Брюллов в «Портрете Матвея Виельгорского».
Театр имени Мейерхольда и театральная Помпея
Другой юбиляр 2024 года — Всеволод Мейерхольд, ему исполнилось 150 лет со дня рождения. Связь Брюллова и Мейерхольда через «Последний день Помпеи» — один из странных петербургских случаев, которые так любит описывать русская литература. Чтобы попасть от Брюллова к Мейерхольду, достаточно перейти Невский проспект: Русский музей и Музей театрального и музыкального искусства находятся почти напротив друг друга.
Выставка «Казус Мейерхольда, или «Ревизора» хочется всегда» рассказывает о возвышении режиссера и его гибели на примере работы с пьесой Гоголя и созданием спектакля «Ревизор». Хотя его премьера состоялась в 1926 году уже в Москве, в Театре им. Мейерхольда, идея родилась у режиссера еще в Петербурге.
«Немая сцена» в конце спектакля Мейерхольда выглядела совершенным по форме и исполнению воплощением рока. Так же виделась современникам, и в том числе Николаю Гоголю, картина Брюллова «Последний день Помпеи», которая во многом и вдохновила писателя на такую необычную и новаторскую концовку пьесы.
В статье 1834 года, написанной по свежим впечатлениям от «Последнего дня Помпеи», Гоголь фиксировал выражение лица, позу и чувства практически каждого персонажа, изображенного на картине, с тем же тщанием, как он потом будет описывать всех участников немой сцены «Ревизора».
Кураторы выставки «Казус Мейерхольда, или «Ревизора» хочется всегда» Наталья Метелица и Ирина Климовицкая и ее художник Юрий Сучков видят в «Последнем дне Помпеи» узел, в который завязано все повествование. Гигантская видеоинсталляция транслирует изображение «Последнего дня Помпеи», плавно переходящее в архивную фотографию «Немой сцены» из спектакля Мейерхольда.
За ней идет съемка со стройплощадки нового здания ГосТИМа. Фасад здания, по замыслу Мейейрхольда, должны были украшать мозаичные панно, изображающие персонажей «Немой сцены». Чудом сохранившиеся фрагменты этих мозаик впервые представлены публике. А связи с сюжетом брюлловской картины вызывают ассоциации с мозаиками Помпеи.
Отношения с эпохой и с властью
«Брюллов — персонаж вне времени, — говорит Григорий Голдовский. — Я бы сказал, Брюллов — Пушкин русской живописи, не случайно они родились в один, 1799 год». Искусствовед отмечает: поведенчески, личностно Брюллов такмже свободен, хоть и живет во времени и вынужден подчиняться некоторым условностям, как и Пушкин. И все же жизненное кредо живописца — творческая самореализация.
«Когда Государь Николай Павлович предложил ему написать картину из жизни Ивана Грозного, художник подчинился, но сюжет из брал по своей воле, «Осаду Пскова польским королем Стефаном Баторием», — рассказывает Голдовский. Также он вспоминает случай, когда император решил посетить мастерскую Брюллова, а тот тяготился этим визитом. Перед приездом Николая I Брюллов оделся «на выход», и после недолгого ожидания ушел, велев слуге сказать, что он не смел себе представить, что государь может явиться с опозданием противу назначенного времени. Изумленный этой выходкой император произнес что-то вроде: «Какой нетерпеливый». И никаких административных последствий, никаких репрессий. История сошла художнику с рук. И это несмотря на якобы «страшные времена николаевской реакции».
Вицмундир Кавалергардского полка, принадлежавший государю Николаю Павловичу, по удивительному совпадению показывают на выставке «Казус Мейерхольда». Формально, потому что в «Ревизоре» действие происходит во времена николаевской России.
У самого Мейерхольда, поначалу возвысившегося до должности главного театрального комиссара новой советской страны, к началу 1930-х годов отношения с властью охладели. Но к моменту выхода спектакля «Ревизор» в 1926 году и несколько последующих лет еще казалось, что режиссер перевоплотился в Доктора Дапертутто (доктор Везде) — псевдоним, придуманный для него Михаилом Кузминым в 1910 году, — столько всего Мейерхольд успел реализовать.
В частности, он ставит знаковые «Мистерию-Буфф» Маяковского и «Великодушный рогоносец» Кроммелинка в Театре РСФСР-1, «Земля дыбом» Мартине и Третьякова и «Лес» Островского, «Клоп» Маяковского в ТИМе — сотрудничает с Шостаковичем, Любовью Поповой, Дейнекой, Родченко, Эрдманом. Воспитывает плеяду замечательных артистов, среди которых Игорь Ильинский, Мария Бабанова, Михаил Жаров, Эраст Гарин.
Он в центре художественной жизни, последователи и враги ловят его каждое слово. «Когда мне говорят: «Вы мастер!» — мне в душе смешновато. Ведь перед каждой премьерой я волнуюсь, как будто снова сдаю конкурсный экзамен на вакансию второй скрипки», — говорил режиссер. Но, возможно, это всего лишь очередной образ-маска Мейерхольда.
Кураторы выставки в рассказе о Гоголе, Мейерхольде и его «Ревизоре» прибегают к образу Хлестакова, запараллеливая его реплики с документальными свидетельствами. Вот Мейерхольд пишет письмо наркому Луначарскому, где сетует, что тот его совсем забыл, а ведь «работать можно весело лишь находясь в постоянном контакте с вожаком». А вот Хлестаков хвастает, что начальник с ним «на дружеской ноге».
Елена Булгакова вспоминает о бале у американского посла Буллита: «Все во фраках. Берсенев с Гиацинтовой, Мейерхольд с Райх». Хлестаков: «Я всякий день на балах». «Все мы иногда чувствуем себя немножко Хлестаковым, — комментирует куратор Наталья Метелица. — Думаю, Мейерхольд с его особым отношением к «Ревизору» — не исключение».
Отношения с вечностью и судебные казусы
На выставке «Великий Карл» впервые показали картину Брюллова «Христос во гробе», бывшую предметом двадцатилетних судебных разбирательств. Для нее архитектор построил восьмиугольный павильон, напоминающий баптистерий в пространстве бывшей домовой церкви Михайловского дворца. Транспарент (живопись на просвет) Брюллова и создавался для церкви. Предположительно картина была написана по заказу генерал-губернатора Финляндии графа Николая Адлерберга. Была вывезена в Мюнхен в конце XIX века и нашлась в 1990-е в Брюсселе в русской православной церкви. Приобретенная немецким коллекционером Александром Певзнером в 2003 году работа в результате почти детективной истории оказалась в запасниках Русского музея. Пока коллекционер продолжает бороться за возвращение живописи в судах, о чем он рассказал Forbes Life, в 2017 году картину внесли в музейный фонд страны, а Русский музей — в свою коллекцию.
Как предполагают эксперты Русского музея, «Христа во гробе» Брюллов писал во время работы над куполом Исаакиевского собора, то ли уже одной ногой в могиле, то ли накануне болезни. От его Христа выставка поворачивает к финальной части жизни и творчества художника, его последнему итальянскому периоду и предсмертному портрету.
Жизнь Мейерхольда закончилась арестом, который произошел в Ленинграде, и расстрелом в феврале 1940 года. А затем — забвением на долгие годы. В Театральном музе, на выставке, в зале, посвященном гибели режиссера, на бетонных стенах всего несколько артефактов, среди которых картина «Ад» неизвестного художника начала XVI века из Эрмитажа.