Благородный винтаж и вещи «первой руки»: почему все охотятся за антикварной мебелью
Императорский провенанс
«Рынок антикварной мебели идет активно, сейчас самое время покупать, — говорит совладелец галереи «Русская усадьба» Дмитрий Журавлев. — Мы на рынке с 1997 года, такое оживление при общем падении цен было прежде только несколько месяцев 2008 года, а сейчас процесс не останавливается уже несколько лет». Журавлев отмечает: шедевры остались в цене и даже дорожают.
«Дорожают мемориалии, исторический провенанс, — рассказывает галерист, — особенно ценится императорский след». Например, в октябре 2020 года на торгах «Россия, которую мы потеряли. К 100-летию великого исхода» аукциона «Литфонд» за 2,6 млн рублей ушло зеркало в наборной раме с императорской яхты «Полярная звезда» санкт-петербургской мастерской «Свирский и К» 1889 года.
По мнению главы «Литфонда» Сергея Бурмистрова, «рынок антикварной мебели пребывает в зачаточном и высоко волатильном состоянии». Профессиональных коллекционеров чрезвычайно мало, а те, кто покупает антикварную мебель и винтаж, интересуются прежде всего именем мастера, редкостью работы, обращают внимание на каталожные вещи.
Дмитрий Журавлев согласен с Бурмистровым: «Первая рука» (авторская модель, не тиражная, выполненная в единственном экземпляре) ценится высоко и только дорожает с годами. Покупателям нужна многотрудная, редкая вещь».
«Рынок старинной мебели многогранен и волатилен, — говорит Павел Ульянов, коллекционер, антиквар, преподаватель НИУ ВШЭ и основатель музея стульев Chairmuseum. — Нельзя сказать, что спрос и цены — это кривая, которая постоянно движется вверх. Например, первые выпуски предметов 1910–1920-х годов дизайнера, архитектора ар-деко Элиэля Сааринена в начале 2000-х стоили очень дорого — от €10 000. Сейчас — тысячи, а несколько лет назад — сотни. В целом опять пошел рост, но вернуть инвестиции двадцатилетней давности проблематично».
Весной 2024 года Эрмитаж открыл выставку «Мебельные раритеты семьи Демидовых. История и реставрация», где была представлена пара наборных комодов 1760–1770-х годов с вензелями Екатерины Великой. Один комод много лет хранился в Эрмитаже, а другой предоставил на выставку его владелец, коллекционер, антиквар Михаил Суслов.
Как предполагают сотрудники Эрмитажа, пара комодов в стиле рококо, выполненных по заказу Никиты Демидова, была исполнена для подношения Екатерине II, но по каким-то причинам этого не произошло. Один остался в имении Демидовых в Санкт-Петербурге, а другой в 1850-х годах оказался на семейной вилле в Пратолино в Италии. Санкт-петербургский экземпляр после революции и многолетних скитаний по музеям оказался в коллекции русской мебели в Эрмитаже.
О том, что у эрмитажного комода есть пара, сотрудники музея узнали только в 1982 году от посетителя-иностранца, который запомнил лот на торгах Sotheby’s. Разыскали каталог: действительно брат-близнец. Комод из Пратолино был продан на Sotheby’s демидовскими потомками в 1969 году.
В следующий раз комод из Пратолино вышел в свет на торгах Druout в 2011 году, затем на Christie’s в 2015-м и снова на Druout в 2021 году, где его с третьей попытки за €325 000 купил петербургский антиквар Михаил Суслов. По итальянскому комоду в Эрмитаже отслеживали провенанс петербургского и восстанавливали его внешний вид. Например, у итальянца — ножки рокайльной формы в серебряных башмачках, а эрмитажный комод стоял на четырех кубиках.
Как рассказывает Наталья Гусева, хранитель коллекции русской мебели Эрмитажа, благодаря участию Михаила Суслова, оплатившего реставрацию и позволившего снять с его комода все серебряные детали, от крупных рельефных композиций до мельчайших гвоздиков, реставраторы Эрмитажа смогли изготовить по их образцу в технике гальванопластики новые формы, в точности повторяющие чеканный рисунок оригиналов.
Изготовленные из меди детали были затем покрыты гальваническим золочением в два микрона. Они заменили грубые ножки-тумбочки, накладные «веточки» на боковинах и инородные ручки на ящиках. Так эрмитажный комод вернул себе подлинный, исторический облик. Отреставрированный комод и его итальянскую пару показали в Арапском зале Зимнего дворца весной 2024 года, а затем снова разделили. Итальянский комод забрал его владелец Михаил Суслов, а эрмитажный ушел в хранение и вернется в постоянную экспозицию в сентябре, как сообщила пресс-служба Эрмитажа.
Как сообщил Forbes Life антиквар Михаил Суслов, свой комод он пока не продал, ждет особого случая. По мнению галериста Дмитрия Журавлева, «сейчас топовые вещи лучше придерживать. Не исключено, что рынок уйдет резко вверх».
Инвестиции или коллекционирование
«Если вы подходите с точки зрения инвестора, то по большому счету вам все равно: вещи Томаса Чиппендейла (XVIII столетие) или Карло Моллино (середина ХХ века). И то и другое стоит от €2 млн за предмет», — говорит коллекционер Павел Ульянов.
Вслед за увлечением винтажной одеждой пришла мода на винтажную дизайнерскую мебель, созданную в ХХ столетии. Декораторы называют такие предметы «благородным винтажем» и все чаще включают в свои проекты. Наряду с антиквариатом «благородный винтаж» начали рассматривать как объект инвестиций и предмет коллекционирования.
«Мы на рынке дизайнерской мебели уже почти 30 лет, — рассказывает управляющий партнер Галереи дизайна bulthaup в Петербурге Ольга Перлина. — Некоторые вещи, что мы продали пару десятилетий назад, уже попали на вторичный рынок. Если говорить о таких предметах, как, например, кресло Up 5 (или Donna) с пуфом дизайна Гаэтано Пеше, то такая вещь первого выпуска 1969 года может стоить около $8000 и выше. В честь 50-летнего юбилея Up 5 кресло перевыпустили, и цена новых кресел — около $7000. Если говорить о встроенной мебели, то мы точно знаем, что наличие кухни bulthaup увеличивает стоимость объекта недвижимости как при продаже, так и при сдаче в наем — в объявлении это обязательно указывают. Так что можно утверждать, что покупка такой кухни — инвестиция».
Генеральный директор салонов антиквариата «Ренессанс» Валерий Сарапас отмечает, что помимо очевидных шедевров и исторического провенанса, которые стабильно дорожают, цены на антикварную мебель меняются непредсказуемо. «Например, в 2010-х выросли цены на русский модерн, так называемую абрамцевскую мебель, изготовлявшуюся в мастерских в Абрамцеве при усадьбе Саввы Мамонтова, и талашкинскую мебель из мастерских княгини Марии Тенишевой. Цена на резной деревянный стул выросла в 10 раз. Вы могли купить такой за $500 и продать за $5000 на пике увлечения этими вещами, — рассказывает Валерий Сарапас. — Как практик со стажем, я не смогу привести вам конкретный пример, когда кто-то, не будучи профессионалом в отрасли, приобретал предмет мебели с целью дальнейшей перепродажи и крупно на этом заработал. Но если кто-то хочет диверсифицировать свои инвестиции, то можно рассмотреть и антиквариат как один из вариантов».
Но чаще всего мебельный антиквариат и «благородный винтаж» приобретают как предметы коллекционирования или декорирования. «Спрос на антикварную мебель, когда люди в начале 2000-х покупали, что называется, «обстановками», прошел, но стабильный интерес сохраняется,— говорит Сарапас. — Люди, которые покупают антикварную мебель, чтобы в доме была красивая вещь, которая придаст интерьеру индивидуальность, меньше ориентируются на статусность такой покупки, чем это было пару десятилетий назад. Хотя статусность не потеряла своего значения».
По мнению галеристов, мало кто подбирает обстановку под один стиль. «Обычно ищут произведения искусства, что-то интересное, необычное прежде всего. За определенным стилем приходят редко», — говорит владелец «Русской усадьбы» Дмитрий Журавлев. «Это непросто — ежедневно взаимодействовать с историческим интерьером конкретной эпохи. Надо в прямом смысле этого слова жить с этими вещами, знать их особенности, любить их, сохранять, гордиться. Я бы сказал, что это трудозатратный образ жизни», — говорит Валерий Сарапас.
Иконы дизайна: смотреть или сидеть
«Чтобы стилизовать интерьер под определенную эпоху, можно приобрести предметы второго ряда, работы более дешевых фабрик, вполне качественные и атмосферные, но без громкого провенанса. Низкая цена не означает, что вещь некачественная, она может быть очень интересной с конструктивной точки зрения. Для меня как для коллекционера это может быть важнее, чем провенанс или уникальное авторство», — говорит Павел Ульянов.
Сегодня винтажные дизайнерские предметы покупают, берут напрокат для оформления стендов на ярмарках искусства, ими обставляют пространства галерей. Винтажную мебель, в частности предметы, созданные дизайнерами группы Memphis, можно увидеть в выставочном пространстве Vladey на Неглинной. Большая и представительная коллекция принадлежит галерее Mirra. В Петербурге винтажные предметы мебели стоят в галерее Марины Гисич и в галерее Anna Nova. Почти три десятилетия собирает свою коллекцию винтажа Галерея дизайна bulthaup.
Европейскую мебель массового производства 1960-х годов продают в магазинах Москвы и Санкт-Петербурга. Средняя цена предмета — 30 000–50 000 рублей. Именно ее чаще всего включают в проекты декораторы, когда речь идет о квартирах в домах соответствующего периода постройки.
«После Второй мировой войны дизайн стал более гуманистичным, соразмерным человеку и его жилищу», — объясняет Ульянов. В 1948 году Бент Акерблом разработал эргономику стула, и эти принципы стали широко применяться. Вещи стали действительно недорогими. В то время как о межвоенном модернизме можно смело сказать, что это стиль миллионеров, такими дорогими были вещи.
Стул Марселя Бройера Wassily, также известный как стул модели B3, стоил в разы дороже тонетовского (венского стула с гнутыми линиями, который изобрел мебельщик Михаэль Тонет и который выпускался на протяжении 150 лет). «Несмотря на все декларации о функционализме, иконы дизайна этого периода мы воспринимаем в первую очередь через форму, а не через функцию. На некоторых стульях той поры невозможно сидеть», — рассказывает Павел Ульянов.
«Массовость и доступность — важные качества продукта дизайна, и меня как раз интересует именно это, — говорит Ульянов. — Я коллекционирую винтаж, это редкий случай для России, с просветительской целью. Поскольку в период существования железного занавеса мы многое упустили». По мнению коллекционера, главный предмет в жизни человека — стул: «Это очень сложный предмет со сложной и ярко выраженной функцией. Правильный дизайн стула — уникальный баланс функции, эстетики и технологии, и если убрать функцию, то будет уже арт-объект».
«Необычная внешность предмета — понятие относительное,— говорит Ольга Перлина. — Сейчас, к примеру, в тренде предметы итальянской группы Memphis, которые выглядят странно. Например, знаменитые стеллажи Ginza Robot и Carlton, созданные Масанори Умеда и Этторе Соттсассом. Но это вещи функциональные, с большой коллекционной ценностью, их покупают в качестве объекта дизайна, но и используют по назначению. А на ведущем ресурсе по перепродаже винтажа 1thDIBS выставлен даже не сам стеллаж Carlton, а его миниатюра высотой в полметра, стоимостью больше $1000».
Предметы, называемые иконами дизайна, периодически перевыпускают компании, обладающие правами на них. Цены на новые предметы стабильно высокие и имеют тенденцию к росту. По мнению Ольги Перлиной, это вполне оправданно, тем более что, сохраняя идею дизайнера, производитель может применить более совершенные современные материалы, что внешне незаметно.
«Но бывает и так, что производитель вносит заметное изменение, — рассказывает Перлина. — Например, бескаркасное кресло Karelia, созданное Лииси Бекман в 1966 году, перевыпущено с другой обивкой и наполнителем. Изначально выпускалась версия, обтянутая винилом в духе эпохи. А теперь компания Zanotta сделала новый выпуск в ткани, это удобнее в плане эксплуатации».
«Это уже не оригинальный предмет, а адаптация под требования рынка, — уверен Павел Ульянов. — Производители хотят снизить себестоимость, у них есть права, но они не обязаны выпускать точную копию по всем параметрам. Как они заявляют, это адаптация предметов под современного человека». Коллекционеры мебели такой подход не принимают.
Риск подделки
И на рынке антиквариата, и на рынке винтажа часто встречаются подделки. В случае с дизайнерскими вещами существует огромный рынок так называемых реплик. Но в большинстве своем копии довольно легко отличить от оригинальных вещей. Покупая винтажную вещь, выпущенную до бума подделок, клиент в некотором смысле защищен от того, что приобретает реплику.
«Антикварную мебель часто дополняют новодельными элементами, — рассказывает Валерий Сарапас. — Чаще всего это происходит не по злому умыслу. Просто человек покупает предмет себе домой «для красоты», и если предмет в плохом состоянии, заказывает недостающие фрагменты. Есть, конечно, и такие люди, которые будут искать несколько лет или даже десятилетие оригинальный фрагмент, но таких мало. Обман на рынке тоже есть, это общеизвестно».
Подделывают и коллекционный винтаж: «Обман идет по линии провенанса, лгут по поводу авторства, выдают вещь за прототип известного предмета. Или из разных деталей, используя элементы поздних выпусков, собирают некую компиляцию»,— рассказывает Павел Ульянов.
«Вещи живут дольше, чем люди, и им тоже нужно, как и людям, пройти определенный круг, — говорит дизайнер Татьяна Парфенова. — Я верю в то, что мы встречаемся с этими вещами не просто так, они в нас нуждаются, а мы в них. Что касается инвестиций, то они бывают разными, есть инвестиции в себя, в свои эмоции. Покупать и продавать — это хорошо, это значит делиться».