Сибирский шаманизм: почему выставка об археологии стала хитом и где ее можно увидеть
Первый город в турне «Снов Сибири» — Владивосток, Государственный объединенный музей-заповедник истории Дальнего Востока имени Арсеньева. На очереди — музеи Красноярска и Китая. В выставке участвуют 50 археологических артефактов из 11 музеев со всей страны, от Исторического музея и Этнографического музея до Музея археологии и этнографии Дальнего Востока.
В Москве, в Историческом музее, выставку продлевали дважды, и в итоге она шла с 28 октября по 6 мая 2023 года, ее посетило больше 55 000 человек, в среднем 300 человек в день. При этом показатели рекордсменов музея, блокбастеров «Альбрехт Дюрер. Шедевры гравюры из собрания Пинакотеки Тозио Мартиненго в Брешии» — 87 468 человек, 658 человек в среднем в день; «Придворный костюм середины XIX — начала XX века из собрания Государственного Эрмитажа» — 75 307 человек, 710 посетителей в день.
Безусловно, успех выставке обеспечило участие Даши Намдакова, одного из самых успешных и известных художников современности. В сценографии, созданной художником Петром Бирюковым, четыре скульптуры Намдакова разных лет за счет стопроцентной узнаваемости работают как проблесковые маячки сознания в мрачном макабрическом мире.
Сами организаторы описывают созданное ими пространство как «своеобразный квест для зрителя, в котором много загадок: деревянный лабаз — возможное обиталище духов, к которому устремляется стая сов, саблезубый тигр, охраняющий древние хакасские стелы, и собирательный образ Сибири — красивая и одновременно суровая девушка, стоящая рядом с медведем».
Аттракцион сценографии преподносит подборку археологических хитов. Кураторы, приглашенные фондом «Таволга», археологи Николай Смирнов и Василий Новиков, собрали в «Снах Сибири» уникальные экспонаты. Заполучить их было непросто: например, экспонаты из Чердынского краеведческого музея впервые оказались на выставке в Москве, а навершие в виде волка из Забайкальского краеведческого музея и гляденовский идол из Национального музея Республики Коми музеи выдали из постоянных экспозиций.
«Большим достижением было привезти таштыкские гипсовые маски, поскольку они очень хрупкие, — рассказывает координатор выставки, руководитель проектов фонда «Таволга» Анна Миронова, — такая же проблема с экспонатами пазырыкской культуры, сохранившаяся органика — на вес золота».
По мнению археолога, заведующего кафедрой археологии Исторического факультета МГУ Анатолия Канторовича, выставка «Сны Сибири» — это удачный рассказ о специфике искусства Сибири, его экзотичности, о взаимодействии разных народов и стилей. «Представлено много произведений искусства местного, своеобразного, иногда малоизученного, от неолита и бронзового века до неоархаики, — говорит Анатолий Канторович. — В частности, и лесной, и лесостепной и степной (скифо-сибирский) миры эпохи раннего железа, где антропоморфные образы пересекаются с зооморфными».
Рядом с археологическими артефактами установлены их тактильные копии оригинального и увеличенного размера. Так что каждый желающий может потрогать скульптуру лосихи с лосенком VI в. до н. э. — V в. н. э. или прикоснуться к «Кондонской Нефертити» IV— III тыс. до н. э. Как уверен куратор выставки, археолог Николай Смирнов, древний артефакт сегодня — «выставочный лидер». Он обращает внимание на то, что за редким исключением хорошо известных шедевров древнего искусства из крупных мировых музеев, археологические предметы все еще мало известны неспециалистам.
Если отказаться от классического музейного подхода, заложенного еще в эпоху Просвещения, и представлять «результаты исследования прошлого человечества именно как актуальные и современные сюжеты» — успех гарантирован, уверен Смирнов. «Археология как наука и древности как объект показа вызывают огромный интерес в силу заведомой сенсационности, загадочности, необъяснимости и соотнесенности с историей каких-то племен, народов, наций или фактов исторического события», — рассказывает Николай Смирнов.
Основательница и председатель попечительского совета фонда «Таволга» Марина Бондарева уверена: важность археологии возрастает с каждым часом. «Археология — единственная наука, которая работает с материальными свидетельствами прошлого и способна объединять людей, народы и выстраивать диалог», — говорит Марина Бондарева.
«Кондонская Нефертити», или «Амурская Нефертити», IV–III тыс. до н. э.
«Перед нами обобщенный, но от этого не менее выразительный образ юной девушки, завораживающий своей лаконичностью, законченностью и естественностью», — рассказывает куратор выставки, археолог, старший научный сотрудник Института истории материальной культуры РАН Николай Смирнов.
Древняя статуэтка, обнаруженная на поселении кондонской археологической культуры в пределах ритуального пространства, вероятно, выполняла функции одного из его центральных объектов, объясняет он. «Неслучайно сопоставление с бюстом Нефертити, хранящимся в Новом музее в Берлине. По своей выразительности и внутренней экспрессии скульптурный портрет неолитической девушки с берегов Амура не уступает знаменитому портрету супруги Эхнатона», — говорит куратор выставки «Сны Сибири».
Бляха с изображением крылатой богини на пауках, VII-VIII вв. н. э.
Крупная ажурная пластина пермского звериного стиля (стиль бронзовой художественной пластики VI–XII в. н. э., созданной средневековой цивилизацией Урала) с изображением сюжета, в центре которого — фигура так называемой «богини на пауках».
По мнению археолога Николая Смирнова, сюжет выражает «иерархически сложные представления древних насельников Приуралья о троичном устройстве мира, об облике хтонического женского персонажа, обладающего птичьими и звериными чертами и влияющего на судьбы людей, и о различных ее помощниках и служителях как в этом мире, так и в мире ином».
Навершие в виде лося, VII- VI вв. до н. э.
Бронзовое шумящее навершие в виде фигурки бегущей лосихи из Корсуковского клада — один из элементов декора колесничной упряжки, положенных в древности в медный котел, зарытый в землю, — из числа парадных элементов конской упряжи начала эпохи ранних кочевников (первая половина I тыс. до н. э.), что считается признаком высокого статуса их обладателя, рассказывает Николай Смирнов.
Возможно, им был воин-колесничий, храбро сражавшийся в степях Прибайкалья с противником, или этот набор предметов был связан с погребальной практикой: ритуальным выездом на колеснице в процессе погребения знатного лица. «Одно можно сказать точно — звук шумящих наверший непременно сопровождал это движение к вечной славе или вечной жизни и указывал путь», — говорит Смирнов.
Накладка на рукоять с навершием в виде головы волка, VIII-VI вв. до н. э.
Случайная находка в скифо-сибирском зверином стиле — обкладка рукояти с протомой (голова и передние лапы) волка — поставила перед исследователями сложный вопрос о культурной принадлежности этого предмета и его назначении, рассказывает куратор выставки Николай Смирнов.
«По всей видимости, создатели этого предмета известны нам как племена «культуры плиточных могил» Забайкалья, — говорит Смирнов. — Можно предположить, что сам предмет — окончание штандарта или посоха, символа высокого статуса его владельца, военного вождя или религиозного лидера». Организаторы «Снов Сибири» подчеркивают, что это навершие — уникальная вещь из Забайкальского краеведческого музея в Чите, не только абсолютно не известная широкой публике, но и плохо знакомая узким специалистам.
Прорезная бляха. Шаман-идол, IX–XI вв.
«Ажурная бронзовая пластина в пермском зверином стиле демонстрирует мужскую фигуру, находящуюся в активном взаимодействии с миром и силами природы, переданными через протомы лосей, прикрывающих ее голову с двух сторон, и извивающиеся ленты с рельефным узором, нисходящие от мужских рук, которые, возможно, символизируют потоки воды», — рассказывает куратор выставки Николай Смирнов.
По его мнению, это образ культурного героя или могущественного жреца, обитателя приуральской тайги, шамана и служителя культа, способного не только взаимодействовать с окружающим миром, но и влиять на ход событий.