Как поэт Лев Рубинштейн всю жизнь сохранял в себе ребенка и дарил окружающим надежду

Поэт, общественный деятель, представитель московского концептуализма, автор поэтических сборников, создавший оригинальный способ письма (знаменитые «карточки» Рубинштейна), и сборников эссе — все это лишь сухие, формальные, справочные слова, лишь в малой степени описывающие феномен личности Льва Семеновича Рубинштейна. Говоря о Рубинштейне, мы выходим за рамки «профессиональных» определений — литератор, публицист. Речь о другом. 

Труднее всего завоевать любовь — и страшнее всего ее потерять. Человек завоевывает территорию в сердце другого, но при этом отдает часть своей. Поэтому так страшна потеря любящего/любимого, ведь это потеря части себя. Есть успех, слава, известность, признание, но вот чтобы любовь?

Для очень большого количества людей он был родственником, родным. Он принимал в себя как в семью. Потому что друзья — часть семьи. Дружеский круг, близкие — Лев Семенович на него и ориентировался. В творчестве, в жизни, в общении. В этом нет снобизма — какой тут снобизм, если речь идет почти о кровной связи.

Он откликался на любовь и сам дарил себя и помнил тех, кто с ним сейчас, и тех, кто ушел. Он часто говорил, что обязательно ходит на похороны друзей, знакомых. На прощания с людьми, которые вошли в его жизнь. В этом было подтверждение любви, участия. И как он потом вспоминал ушедших! И в текстах, и в разговорах.

Беседа — любимый жанр Рубинштейна. Дружеское, семейное застолье — его любимый мир. Мир, в котором он вырастал, который хранил в себе и участниками которого делал окружающих: выпивать, закусывать, смеяться, разговаривать, петь, любить и понимать друг друга — это и было для него существо жизни. 

Из воздуха общения вырастал Рубинштейн. Питался этим воздухом.

В нем удивительно сливались жизнь и творчество. Это был единый жест. Потому что жизнь непредставима без творчества. Ну а уж творчество без жизни — тем более. Поэт и человек — говорят в эти дни о Рубинштейне. И это неразделимо. Близкая моя знакомая написала, что долго думала, как одним словом определить феномен личности Рубинштейна. И нашла это слово — безупречный. Наверное. Впрочем, и другие слова звучали: нежный, ироничный, бесстрашный — и все это правда.

Воспоминания, семья, детство, мама, бабушка, брат, коммунальная квартира, двор, школа, радиопередачи и песни 30-50-х годов, которые пели родители, — все это было для него необыкновенно важно, потому что было наполнено человеческим смыслом. Поэтому и исполнение его советских песен уникально. Оно напрочь лишено идеологической шелухи. Оно о людях, о том, что входит в душу и остается. И о счастливой поре детства.

Лев Семенович понимал детство. Он, сохраняя в себе ребенка, не потеряв его в себе, смотрел на себя с позиции взрослого. 

Лев Семенович был поэтом. Он обладал необыкновенным чувством юмора. Его разговор, ироничный и добродушный одновременно, всегда пестрил шутками, анекдотами, байками, неожиданными репликами и быстрой реакцией на речь собеседника. Но к своему делу, то есть к поэзии, он относился более чем серьезно.

Впрочем, а как иначе? Поэзия не может быть безответственной. Поэзия — всегда интимное высказывание. Даже если это высказывание не откровенно, все равно это часть личного, внутреннего опыта, который открывается другим. Писать о себе нелегко. Если не впадать в пафос, не лукавить, не приукрашивать, не возвышать себя, но при этом сохранять твердость и достоинство. А твердость и достоинство — отличительные черты Рубинштейна.

И его удивительное чувство стиля, уместности, безошибочный вкус. Или чуткость к любой фальши, вульгарности, пошлости. Это и есть проявление твердости и достоинства. Или противостояние всяческой мертвечине, к чему бы она ни относилась — литературе, политике, социальному поведению. Плохая эстетика, дурной вкус — знак смерти, по Рубинштейну, потому что уничтожается личное, живое.

Рубинштейн был свободным и честным и в жизни, и в творчестве, и со спокойной твердостью отстаивал простые истины, которые так часто забываются почему-то, называя вещи своими именами — ложь есть ложь, война есть война, зло есть зло, а неправедный суд — неправедный и есть.

Он был свободным и бесстрашным, и его спокойный ироничный голос, его уверенность в том, что если не бояться — не бояться говорить правду, не оправдывать зло «высокими» идеями, не прикрываться пустыми словами, — то можно что-то в этом мире изменить. А главное — отстоять себя.

«Не портите себе некролог», — говорил Рубинштейн.

Он давал надежду и уверенность, был опорой и поддержкой для очень многих, и его уход — это огромная потеря. И осознание этой утраты неминуемо приводит к размышлением — а что сейчас, в последние годы и в данный момент как будто с какой-то роковой предопределенностью оставляет нас, уходит из нашей жизни. И что остается.