Нескучный балет: лучшие новогодние постановки для детей в музыкальных театрах
Новогодние праздники каждый год обрушиваются на отечественные музыкальные театры таким же стихийным бедствием, как декабрьский снег на Москву. Зрители ждут спектаклей, которые соответствовали бы праздничной атмосфере и подходили для семейного выхода в театр. Но спектакли для детей — самое сложное задание для музыкальных театров. Многие десятилетия театры играли с детьми в поддавки, предлагая им какой-то суррогат детсадовских утренников. Дети за это отомстили, став взрослыми: многие просто вычеркнули театр и балет из сферы своего внимания.
Тем не менее исключения всегда были. Помимо универсального «Щелкунчика» несколько десятилетий в Большом театре шел трехактный балет Карена Хачатуряна в постановке Генриха Майорова «Чиполлино», который был скроен по постановочным лекалам Григоровича, приложенным к сказке Джанни Родари. Сегодня в «Урал Опера Балете» идет «Снежная королева» Вячеслава Самодурова, которую он придумал почти 10 лет назад. В веселом и неожиданно нежном для этого хореографа спектакле все постановочные элементы спектакля собраны с той же тщательностью, как они подбираются для взрослых спектаклей. Вероятно, это и есть беспроигрышный рецепт «живучести» детской постановки: взрослые возвращаются в театр с собственными детьми.
«Щелкунчик» в Театре им. Леонида Якобсона, Санкт-Петербург
Санкт-Петербург, родина «Щелкунчика», сделал ставку на увеличение показов этого балета. Санкт-Петербургский театр балета им. Леонида Якобсона, сочетающий мобильность, понимание современных тенденций в театре и академические стандарты, вновь заставил говорить о хрестоматийном балете. В его репертуаре название «Щелкунчик» живет много лет, в последнее время в привычной для Петербурга советской версии Василия Вайнонена. Но театр решил ее пересмотреть.
Не менее привлекательным, чем название балета, оказалось на афише имя нового постановщика — Николая Цискаридзе. Никаких революций в старом спектакле он не произвел, да их от ректора Вагановской академии и не ждали. Цискаридзе сосредоточился на том, чтобы освежить те смыслы и сюжетные линии, которые неизбежно стираются в балетном спектакле от чрезмерной эксплуатации. Когда-то Мариус Петипа, которому принадлежит идея рождения «Щелкунчика», задумал его как спектакль, в котором главные роли отданы детям. Цискаридзе во многом вернулся к этой идее, активно задействовав в спектакле воспитанников Академии русского балета. Внедряя их в свою постановку, он тщательно проработал мизансцены балета, укрупнил множество крошечных ролей, многие из которых даже не прописаны в программке.
Для взрослых танцовщиков, собранных в труппе со всех российских просторов, репетиции с Цискаридзе — тоже важный опыт приобщения к вершинам академизма. Поэтому спектакль, не бесспорный в своем стремлении превратиться в танцующий Диснейленд (художник — Петр Окунев, видеохудожник — Вадим Дуленко), на премьере выглядел упруго накрахмаленным. Сияния ему придавал и оркестр под управлением Игоря Томашевского, и солисты Елена Чернова с Андреем Сорокиным, безмятежно торжествующие в главных партиях.
«Золотой ключик», Нижегородский театр оперы и балета им. Пушкина
Нижегородский балет десятилетиями существовал на обочине театрального процесса. Второй год подряд он стремится формировать новую реальность. В прошлом сезоне он представил проект одноактных постановок молодых хореографов «Терезин-квартет» на музыку погибших в немецком концлагере композиторов. В этом году в Нижнем Новгороде выбрали направление диаметрально противоположное: зиму встретили премьерой балета «Золотой ключик». Что позволило театру включиться в многолетний российский марафон по возвращению наследия Мечислава Вайнберга, одного из крупнейших советских композиторов. И вернуло на сцену балет, на котором в Москве в Театре им. Станиславского и Немировича-Данченко в течение двух десятилетий росли дети.
Дирижер Федор Леднев придал музыке Вайнберга, на современный вкус довольно нравоучительной и тяжеловатой, блеск неожиданных парадоксов и даже остроумия. К сожалению, игру оркестра не смог поддержать молодой хореограф Алессандро Каггеджи — англичанин с итальянскими корнями, обладатель диплома Московской академии хореографии. Похоже, уроки отечественной хореодрамы в нем укоренились глубже, чем свобода западной хореографии. Каггеджи придумал забавную историю, в которой Папа Карло стал тихим IT-гением, в тиши лаборатории вырастившим искусственный разум — Буратино. Однако вся игривая актуальность сюжета рушится на первых минутах спектакля, когда Папа Карло начинает в задумчивости морщить лоб и заламывать руки совсем как Капитан советского корабля в балете «Красный мак» образца 1927 года. Или как какой-нибудь святой, стоящий в одной из барочных венецианских церквей. Взрослым, возможно, даже интересно тешиться поиском подобных аналогий, но детей они вряд ли увлекут.
«Снежная королева», Театр им Станиславского и Немировича-Данченко, Москва
Театр имени Станиславского и Немировича-Данченко предложил самый эффектный ход: двухактный балет по мотивам сказки Андерсена на музыку Чайковского в постановке молодого худрука труппы Максима Севагина. Появление спектакля сопровождала эффектная реклама с образом заглавной героини — таинственной инопланетянки, закованной то ли в лед, то ли в металл, у которой даже вместо лица была ощетинившаяся шипами маска.
Рассматривать костюмы Юлдус Бахтиозиной в тенях света Константина Бинкина действительно занятие увлекательное. Как и вслушивание в хрестоматийные, но оттого не менее прекрасные звуки Пятой и Шестой симфонии Чайковского, тем более что дирижер Федор Безносиков сделал все, чтобы они звучали максимально деликатно, не разрушая своей трагедийностью настроение детской сказки. Да и хореограф, попадая в стихию чистого танца, когда ему нужно было поставить танцы, например, свиты Снежной королевы, был на высоте. Но основную часть времени постановщики, казалось, не могли найти общего языка ни со старой сказкой, ни друг с другом.
Теоретически отлично придуманная в кабинете схема отказывалась оживать на сцене: Олень у художницы строптиво оказывался каким-то унылым лосем, но его дуэт с Гердой в хореографии Севагина вызывает совсем не детские ассоциации, а финальный хеппи-энд выглядит позаимствованным у мюзикла.