Оставить без упоминания кинокартину Эльдара Рязанова было бы и несправедливо, и неправильно. Новую версию «Бесприданницы» постигла та же участь, что и протазановскую: критики кривились, язвили и обвиняли авторов в пошлости и глумлении над классикой, а зрители, напротив, приняли фильм безоговорочно, и именно он стал лучшим фильмом года по версии журнала «Советский экран».
Начиная с «Карнавальной ночи», Рязанов ходил в статусе режиссера-комедиографа, и тем неожиданнее выглядел выбор пьесы Островского. Хотя, если посмотреть его фильмографию, станет очевидно: комическое у него естественным образом соединяется с драматическим, давая эффект мощнее любой драмы в чистом виде. Так что Островский органично вписывается в этот ряд. Сам режиссер был большим поклонником фильма 1936 года, считая его шедевром, и даже пригласил оператором на «Романс» Вадима Алисова, сына Нины Алисовой.
В прологе Карандышев (Андрей Мягков) приглашает юную, прелестную Ларису Огудалову (дебютантка Лариса Гузеева) в театр, где дают ни много, ни мало как «Даму с камелиями». Зачин более чем прозрачен, и режиссер, выступивший также в качестве сценариста, дальше только повышает градус мелодраматизма, сентиментальности, чувств и эмоций, но только так и можно было снять в конце ХХ века сюжет века XIX-го.
Герои живут и действуют даже с большим размахом, чем в первоисточнике. Эльдару Рязанову, например, недостаточно, чтобы Паратов (Никита Михалков) просто разбрасывал шубы по весенним лужам, он заставляет его продемонстрировать невиданную физическую мощь — герой запросто берет и передвигает коляску, чтобы Лариса могла туда взойти, не испачкав туфелек. И так во всем: страсти кипят нешуточные, пистолеты стреляют, не дожидаясь развязки, душещипательные романсы, как и полагается, звучат в кульминационные моменты, поначалу жалкий Карандышев оказывается жуток в открывшейся деспотичности, а Кнуров (Алексей Петренко) и Вожеватов (Виктор Проскурин) безжалостны в своей практичности.
Обновленная история в конце концов получила статус неканонической классики, а спустя всего несколько лет стало понятно: Рязанов оказался еще и провидцем, интуитивно ухватив и визуализировав «почти пророческое предчувствие новорусской эпохи».