«Собаки не в курсе, что у нас происходит»: как спасать бездомных животных в кризис
Фонд «Ника» начал работу в 2011 году с адресной помощи одному приюту в Зеленограде. Сегодня годовой бюджет фонда — 80 млн рублей. У организации есть два приюта, в том числе многофункциональный центр «Мокрый нос», где ежегодно проходят стерилизацию, вакцинацию и чипирование более 3000 бездомных животных. На базе центра работает образовательный центр для сотрудников профильных НКО и приютов, а также ветеринарная клиника, куда привозят найденных на улице животных. Там же люди, которым нужна финансовая поддержка, могут бесплатно вакцинировать своих питомцев.
Под опекой «Ники» единовременно находится тысяча собак и около сотни кошек. Также фонд оказывает гуманитарную, медицинскую и консультационную помощь региональным приютам и проводит фестивали Woof, которые помогают пристраивать животных.
В интервью Forbes Life Вера Митина рассказала, как изменилась их работа за последние месяцы.
— Вы уже два года из-за коронавирусных ограничений не проводили в Москве фестиваль Woof. В этом году он будет?
— Да, мы очень надеемся, что осенью удастся его провести, если вдруг не возникнет никаких карантинов. Из-за «спецоперации»* у нас не будет международных партнеров, но в этом году мы получили поддержку Фонда президентских грантов, к тому же есть российские компании-партнеры. Так что фестивалю быть.
— Вы заявляете его как самый большой фестиваль в России по пристройству бездомных животных. О каких масштабах идет речь?
— За два дня фестиваля в Москве его посещают порядка 10 000 человек, участвуют примерно 30 приютов. Дом находят около 200 животных. Из них 50 собак — это примерно половина всех собак на фестивале, и мы расцениваем это как очень хороший результат. И стабильно пристраивается примерно 150 кошек, это вообще почти 100% всех кошек, которые участвуют. Сейчас мы проводим фестиваль не только в Москве, он уже дважды проходил в Ростове-на-Дону, а в этом году еще пройдет в Санкт-Петербурге и Краснодаре.
— В Ростове-на-Дону фестиваль тоже прошел успешно?
— Более чем. Когда мы туда пришли, никто в это не верил. Нас встретили с абсолютным скепсисом, говорили: «Ой, здесь вообще другие люди. Это вам не Москва, тут никого не возьмут, никто не придет, ничего не принесут». Но у нас было очень много гостей, мы собрали три тонны гуманитарной помощи для приютов, нашли дом десяткам животных. Мы поняли, что для регионов это действительно хороший способ и животных пристраивать, и волонтеров искать, и помощь для приютов собирать. И в регионах, конечно, все намного проще делать, чем в Москве. Там для людей это что-то новое, они более активно готовы помогать.
— Главная цель этих фестивалей — пристройство животных или все-таки это в большей степени витрина, образовательное мероприятие?
— Для нас это больше витрина, возможность показать животных и рассказать о том, что мы делаем. По нашим опросам, большинство людей, которые забирают домой животных на фестивалях, никогда даже не были в приютах. Потому что для многих первая поездка в приют может быть эмоционально травматичной. Ты видишь собак в вольерах, их много, они лают, многие из них еще в процессе социализации. А на фестивале все очень красиво. С животными обнимаются, фотографируются — так людям намного легче представить, что вот это животное может реально оказаться их домашним любимцем. Потом они и в приют приедут, и друзьям расскажут.
Работа с людьми, с общественным мнением — это важное направление нашей работы. Сейчас мы активно начинаем «заходить» в урбанистику, чтобы понять, каким должен быть удобный город для собак и их владельцев.
— Как именно вы это делаете?
— Сейчас мы будем проводить исследования: какая инфраструктура есть в Москве, довольны ли жильцы, которые уже проживают в новых комплексах (и не только владельцы животных, но и их соседи), какие есть проблемы. Потом мы будем проводить анкетирование самих девелоперов, чтобы понять, на что они обращают внимание, а на что нет. По итогам мы выпустим пошаговую инструкцию (именно для девелоперов, для бизнеса) о том, что должно быть в современном pet-friendly-районе.
— У вас уже есть какие-то конкретные партнеры, девелоперы, которые с вами это обсуждают?
— Да, «ПИК», «Брусника», «Самолет», Crocus и другие. То есть те, кто ведет крупные стройки. В том числе кто занимается реновацией — у них проблемы со сносом зданий, потому что в подвалах живут кошки, и непонятно, куда их девать. Они с нами консультируются. Еще есть пул партнеров, которые представляют торговые центры, — сейчас все потихоньку переходят на dog-friendly-формат.
Поэтому, хотя наш фонд много занимается основной проблемой и проводит большую работу по уменьшению количества бездомных животных в стране, мы еще активно работаем с общественным мнением. Застройщики как раз могут стать источником влияния на большие сообщества людей, которые заселяют их дома.
— Давайте поговорим об этой основной проблеме. С чем мы имеем дело, сколько сейчас в стране бездомных животных?
— Примерно 4 млн бездомных собак и кошек по всей России. Но это статистика за 2021 год. Если учесть, что сейчас мы находимся в кризисе и никаких шагов по решению проблемы большинство регионов не предпринимает, то вполне возможно, мы уже подходим к 5 млн. Большая часть из этих животных — кошки. Собак около 800 000, по разным оценкам. Но у нас нет никакой единой системы мониторинга, все регионы приводят свои цифры, считают их по-разному, поэтому все эти данные очень примерные.
— Как в России решают эту проблему, какие есть основные инструменты?
— Есть государственная программа ОСВВ (отлов, стерилизация, вакцинация, выпуск). Собак на улицах, прошедших эту программу, можно узнать по бирке в ухе, кошек — по надрезу на ухе. Благодаря ОСВВ можно взять популяцию бездомных животных под контроль и постепенно сократить ее. Но есть проблема. Собаки размножаются два раза в год. Чтобы программа работала, нужно каждые полгода отлавливать, прививать и стерилизовать 60% собак (из тех, кто не попал в предыдущие отловы). Тогда количество животных на выбранной территории будет снижаться на 15–20% в год.
Если следовать этой схеме, то нужно каких-то пять лет — и все, проблема бездомных животных решена. Никаких переполненных приютов, опасных городских стай, никакой эпидемии бешенства. Но чтобы отлавливать 60%, нужно знать исходные цифры, а большинство регионов их не знает и берет практически с потолка. Поэтому отлавливают гораздо меньше, популяция успевает воспроизводиться и мигрировать между регионами, то есть даже если Московская область все сделала правильно, а Тверская нет, собаки оттуда просто придут в Москву и продолжат размножаться здесь. Получается просто выбрасывание денег в огромную черную дыру.
— Объясните, почему вообще в качестве инструмента борьбы с проблемой бездомных животных выбрали ОСВВ? Почему не приюты, не пристройство и так далее?
— Мы не можем по всей стране построить огромное количество приютов и посадить туда 4 млн животных. На это нет денег. В одной только Москве 13 муниципальных приютов, там содержится 17 000 собак — на эти приюты государство тратит 1 млрд рублей в год, и не то чтобы их хватало. Ни один регион не может позволить себе выделить такие средства. Более того, при таких масштабах приюты — не решение проблемы. Мы не можем пристроить тех, кто уже в них находится. А если никак не контролировать популяцию на улицах, новые животные будут только прибывать. ОСВВ как раз может решить проблему, но только если проводить эту программу одновременно по всей стране, постепенно, регулярно, соблюдая нормы.
Ну и далеко не всем уличным животным будет хорошо в приюте. Сидеть всю жизнь в шести квадратных метрах с тремя другими товарищами по несчастью — не лучшая жизнь, даже по меркам бездомной собаки, которой надо искать еду.
— Вы знаете страны, где ОСВВ дала успешные результаты?
— Программу одно время применяли в некоторых европейских странах, после там появилось достаточное количество приютов и законодательная база — штрафы за выброшенных животных, поголовное чипирование. Когда появляется большая база животных и популяция взята под контроль, от ОСВВ отказываются в пользу приютов — это логичная эволюция. Развивающиеся страны, которые пока не могут позволить себе такую законодательную базу (а к ней должно быть экономически готово и население, иначе, например, штрафы только вызовут дополнительный негатив), используют ОСВВ. Среди удачных примеров можно выделить Турцию — очень много стерилизованных животных, на улицах везде стоят кормушки.
— Насколько мы далеко от этого прекрасного будущего, где нет миллионов животных на улице и нет переполненных муниципальных приютов?
— Совсем недавно казалось, что мы уже близко, может быть, еще лет десять, и цель достигнута. Но сейчас я бы дала лет 20. Потому что я не представляю, кто и откуда будет финансировать строительство приютов и другие программы, когда страна столкнулась с таким количеством других проблем.
— В начале марта вы объявили срочный сбор средств на закупку лекарств для стерилизации, писали, что на складах почти не осталось запасов и вы хотите выкупить все, что есть. Это проблему удалось решить?
— Как раз нет. Тогда мы провели успешный сбор, но сейчас у нас практически нет препаратов для наркоза — без них просто невозможно проводить стерилизацию.
— Это связано с логистическими трудностями?
— Да, транспорт очень долго стоит на границах, а сейчас, кажется, будет стоять еще дольше, либо его вообще не будут пропускать. То количество наркоза, которое приходит, — это катастрофически мало. Возьмем только наш фонд: мы используем порядка 100 тюбиков телазола в месяц (препарат для общей анестезии. — Forbes Life), этого хватает на 350–380 животных. Сейчас компания-производитель выделила нам 10 флаконов. Они просто не могут дать больше, у них пришла одна машина, которую нужно поделить на всю Россию. Пока мы тормозим со стерилизацией, собаки продолжают размножаться. И все наши труды сходят на нет.
— Что-то можно делать с этой ситуацией или пока это вообще неразрешимая проблема?
— Я надеюсь, что российские производители, которые производят миорелаксанты (препараты для расслабления мышц. — Forbes Life), создадут какие-то аналоги. Корм мы уже смогли заменить, прямо сейчас активно вводят в эксплуатацию заводы, и дефицита корма уже почти нет. А проблема с наркозом пока еще не дошла до нужных властных инстанций. Мы трубили о ней еще с марта, но Минсельхоз только в августе отправил официальное письмо производителям, что есть такая проблема.
— Почему только сейчас, что послужило триггером?
— Потому что подрядчики начали массово писать в министерство, что приостанавливают отлов в связи с нехваткой лекарственных препаратов.
— Вы упоминали, что с вами приостановили работу западные компании, они пока не могут выделять финансирование. А что происходит с пожертвованиями от людей?
— Не могу сказать, что фонд почувствовал какой-то огромный откат, частные пожертвования оказались пока самыми устойчивыми. Более того, средняя сумма пожертвования выросла — раньше была 300–400 рублей, сейчас 700 рублей. Мы давно поняли, что надо налаживать связь с частными донорами, а не опираться только на гранты и крупный бизнес. И нас это выручает.
— Какой процент бюджета формируют пожертвования частных лиц?
— Примерно половину. Где-то 20% — это гранты и помощь от юридических лиц. Еще 30% — это ОСВВ (на нее выделяет деньги государство) и наша собственная коммерческая деятельность. У нас есть свой зоомагазин, зоогостиница, еще мы предоставляем платные ветеринарные услуги. Мы много работаем над тем, чтобы у нас была диверсификация, чтобы в случае чего-то плохого фонд мог остаться на плаву. Потому что собаки не в курсе, что у нас тут происходит. Им помощь понадобится и завтра, и послезавтра.
— Если не деньгами, как еще можно помогать? Например, когда люди приезжают в приют просто погулять с собаками — насколько важна эта помощь?
— Очень важна, потому что для подопечных приюта, для собак, которые 90% своего времени проводят в вольерах, в закрытых помещениях, для них приезд каждого человека — это не просто шанс погулять, а возможность социализироваться, понюхать человека, пообщаться с ним. Для собак это очень много значит. Мы всегда всех зовем — приезжайте хоть без всего, главное, приезжайте. И если вдруг сомневаетесь, поможет ли одна баночка консерв, которую вы привезете, не сомневайтесь — из таких баночек и получаются шесть тонн корма, которые нам нужны в месяц.
Людей, которые жертвуют по 500 грамм корма, как раз большинство — именно эти люди создают наш фонд. Никакой «Ники» без них бы не было. Ведь все эти гранты, ОСВВ, девелоперы, которые хотят с нами дружить, — все это появилось в последние два-три года, когда мы стали известными, выросли. А росли мы только благодаря людям, частным пожертвованиям.
— Как возник фонд, с чего все началось?
— Мы — небольшая компания волонтеров — обнаружили полузаброшенный приют в Зеленограде, стали возить туда корм, писать в интернете: «Ребята, кто может привезти корм? А теперь кто поможет отремонтировать будки?», и так далее.
— Волонтерских групп много, но не каждая вырастает в фонд с бюджетом 80 млн рублей. Как думаете, почему у вас получилось?
— В связи с подготовкой к Woof-фестивалям мы много ездим по регионам, беседуем с коллегами. Во-первых, многие просто не думают об этом развитии. Они настолько застряли в сегодняшних проблемах, что не могут немного над ними подняться и подумать, что можно сделать не только для вот этих конкретных 50 собак, а для своего города, для общества.
Чтобы привлечь людей, для них нужно что-то делать, а когда ты сосредоточен только на том, как прокормить собак, тебе нечего им дать. Пожертвует тебе человек 100 рублей, ты их тут же потратишь на корм, завтра тебе понадобится еще 100 рублей, потому что собака снова хочет есть — и так без конца. Человек понимает, что его деньги ничего не меняют, и перестает помогать. Нужны системные решения, а чтобы их находить, нужно сначала ответить на вопрос: кто вы, зачем вы все это делаете, какая у вас конечная цель?
Несмотря на то, что мы фонд помощи бездомным животным, мы также помогаем людям решать их проблемы — например, когда у кого-то умирают родственники и остаются животные, им есть куда обратиться; или когда компании не знают, что делать с кошками в подвале здания, как обращаться с агрессивными животными. В конечном счете мы про безопасное общество и комфорт для людей и животных.
— Вы помните момент, когда вы первый раз решили, что потратите средства не здесь и сейчас, а вложите в системное решение?
— Да, помню. Нас вынудила ситуация. У нашего первого приюта была совершенно не оформленная юридически земля, и нужно было куда-то перевезти животных. Тогда мы впервые задумались о том, как вообще строить приюты. Начали изучать иностранный опыт и обнаружили, что в Европе и США вообще нет такого понятия, как приют. Там есть инфраструктурные объекты, зоосалоны, ветеринарные магазины, кинологические площадки для занятий для домашних животных — и там же животных пристраивают.
То есть это социальные проекты, которые существуют на самообеспечении: одновременно выполняют благотворительную функцию и при этом зарабатывают, привлекают людей сервисами. По такому принципу мы решили строить наш центр «Мокрый нос» — тут есть лекционный зал, зоогостиница, ветклиника, комфортные блоки для кошек и собак, теплые вольеры, уличные манежи. На него мы открывали отдельный сбор и увидели, что люди охотно жертвуют на большие проекты — они следили за стройкой, вместе с нами радовались прогрессу.
— Как вам могут помогать небольшие компании, которые, например, пока не готовы спонсировать фестивали или становиться постоянными партнерами фонда?
— Возможностей много. Можно делать маркетинговые акции, например, отчисления в нашу пользу с продаж конкретного продукта. Можно помогать в строительстве, собирать гуманитарную помощь среди сотрудников. У нас в штате есть зоопсихологи, кинологи, ветеринары — мы можем читать лекции на мероприятиях. И, конечно, есть корпоративные выезды в приют. Людям нужно на что-то отвлечься, а что может быть лучше, чем почесать кота, обняться с собакой, которая будет радостно бегать с тобой на природе и смотреть на тебя счастливыми глазами?
* Согласно требованию Роскомнадзора, при подготовке материалов о специальной операции на востоке Украины все российские СМИ обязаны пользоваться информацией только из официальных источников РФ. Мы не можем публиковать материалы, в которых проводимая операция называется «нападением», «вторжением» либо «объявлением войны», если это не прямая цитата (статья 57 ФЗ о СМИ). В случае нарушения требования со СМИ может быть взыскан штраф в размере 5 млн рублей, также может последовать блокировка издания.