Активно обсуждаемая перспектива отказа России от участия в Болонском процессе имеет под собой в большей степени политические, нежели рациональные основания. Комментарии российских официальных лиц не позволяют однозначно заключить, что именно для России в Болонской системе является «вчерашним днем», от чего планируют отказаться, а что — сохранить. Критике подвергается в основном заданная ею многоуровневость высшего образования.
Суррогат полноценной реформы высшего образования
Современная российская система высшего образования родом из Советского Союза. Этот факт не отрицают ни сторонники, ни противники Болонского соглашения. Можно смело говорить о том, что переход на многоуровневую систему высшего образования в России произошел на основе искусственного разделения 5–6-летнего специалитета на 4-летний бакалавриат, включающий в себя бóльшую часть курсов из прежней программы специалитета, и неполноценную программу магистратуры, состоящую в основном из дисциплин специализации, ранее осваиваемых на старших курсах.
Этот суррогат полноценной реформы системы высшего образования породил в 2000-е годы критическое отношение к ней со стороны ключевых российских стейкхолдеров. Вузовские администраторы (по большей части весьма консервативные) и научно-педагогические работники относились к новоиспеченным бакалаврам как к недоучившимся студентам. Постулировалось, что для полноценной профессиональной подготовки выпускники бакалавриата должны поступать в магистратуру по тому же направлению и в том же университете — чтобы «доучиться» и «получить нормальное образование». В свою очередь, даже в ведущих университетах многие руководители магистерских программ говорили, что им необходимы выпускники именно их направлений и с их же факультетов, потому что у бакалавров из других вузов «нет необходимой базы» и они «не смогут у нас нормально учиться».
Таким образом, при номинальном переходе на новую образовательную модель российская система высшего образования де-факто во многом наследовала преимущества и недостатки своего прародителя, поскольку содержание Болонской системы еще не было до конца усвоено и сам дух ее продолжал оставаться чуждым. Академическая мобильность, возможность смены (нередко радикальной) образовательной траектории, право студента на выбор дисциплин и даже преподавателей — все это до последнего времени в подавляющем большинстве российских вузов оставалось на уровне идей. Прибавим к этому достаточно возрастной ректорский состав, традицию занимать должность ректора / декана / заведующего кафедрой десятилетиями (что само по себе нонсенс для большинства развитых стран), сохранившуюся высокую дисперсность самой системы высшего образования (преобладание относительно небольших, до 5000–10 000 студентов, и узкопрофильных учреждений, несмотря на широкое распространение названия «университет») — и мы получим портрет российской (постсоветской) системы высшего образования начала 2020-х годов.
Российская система высшего образования де-факто во многом наследовала преимущества и недостатки своего прародителя, поскольку содержание Болонской системы еще не было до конца усвоено и сам дух ее продолжал оставаться чуждым.
Советская система высшего образования была нацелена на обеспечение нужд индустриальной экономики и потребностей военно-промышленного комплекса. Значительное число адептов образовательной системы периода СССР обосновывают ее преимущества тем, что она даже в условиях изоляции страны смогла обеспечить значительные достижения в целом ряде областей, таких, например, как ядерные и космические технологии. С этим аргументом сложно поспорить, ведь Советский Союз при гораздо меньшем объеме финансовых ресурсов и длительных ограничениях на импорт технологий, довольно успешно конкурировал в названных областях с США и другими странами Запада (отметим, впрочем, что успехи в основном касались отраслей, обеспечивавших обороноспособность страны).
При этом обычно остаются за кадром два важных обстоятельства. Во-первых, победы достигались огромной ценой: их финансовая эффективность в условиях плановой экономики не играла ключевой роли, а сами результаты были следствием сверхконцентрации человеческого капитала, сопровождаемой ограничением определенных категорий людей в правах (вспомним знаменитые «шарашки» и «закрытые» города). Во-вторых, в СССР в подавляющем большинстве отраслей так называемого народного хозяйства уровень преобладающих технологических решений (не отдельных выставочных экземпляров, а того, что реально было доступно массовому потребителю) был существенно ниже, чем в развитых странах Запада. Наука и образование ни в одной стране мира не существуют в вакууме: они связаны как друг с другом, так и с экономикой. Следует признать, что связь гражданской науки с системой образования и экономикой на Западе была более эффективной, чем в СССР.
К чему приведет сужение пути в профессиональную деятельность
Сегодня отказ от многоуровневой системы высшего образования и возврат к системе подготовки специалистов привел бы к сокращению числа образовательных траекторий для будущих студентов. У многих молодых граждан России такое сужение пути в профессиональную деятельность может вызвать желание получить высшее образование за рубежом. Часть из них по завершении обучения захочет остаться жить и работать за границей, тем более что многие государства разрешают выпускникам своих университетов на период от нескольких месяцев до года после получения диплома находиться в стране в поисках работы. Для большей части российской молодежи, которая в силу разных причин (социальных, экономических, культурных и др.) не готова к получению высшего образования в зарубежных университетах, сокращение возможностей построения индивидуальной образовательной траектории приведет к тому, что выпускники отечественных вузов будут менее подготовлены к эффективной работе в условиях современной постиндустриальной экономики.
В последнее время залогом востребованности специалиста нередко становятся его междисциплинарные компетенции. Междисциплинарность, однако, не была свойственна ни советской, ни российской (постсоветской) высшей школе. Достаточно проанализировать образовательные программы и портфель научно-исследовательских проектов крупных российских университетов, чтобы понять: научно-педагогические коллективы (да и студенты) разных факультетов, как правило, очень слабо взаимодействуют друг с другом. В результате возникают так называемые отраслевые колодцы: выпускник хорошо знает свою профессиональную область, но не понимает, как использовать в своей деятельности знания из других предметных областей. Число по-настоящему междисциплинарных исследовательских проектов и междисциплинарных образовательных программ в российских университетах невелико. При этом именно результаты междисциплинарных исследовательских проектов оказывают наибольшее влияние на экономику и социальную сферу, что, например, убедительно демонстрируют результаты Research Excellence Framework в Великобритании.
Все ведущие университеты мира так или иначе сегодня используют преимущества Болонской системы — многоуровневую подготовку, унифицированный подход к оценке трудоемкости программ и дисциплин, мобильность студентов и научно-педагогических работников.
Невозможно иметь две системы высшего образования: одну — для своих граждан, а вторую — «на экспорт», для иностранных студентов. Поэтому очевидно, что изменения в российской системе высшего образования затронут ту часть будущих иностранных студентов, которые в принципе (были) готовы получить высшее образование в России.
Изменение рынка труда и отток иностранных студентов
Целью любого студента является не только образование, но и возможность получить доступ к определенному сегменту рынка труда. Безусловно, российский рынок труда под воздействием санкций, структурной перестройки экономики, логистических проблем, оттока иностранного капитала и других внешних факторов уже в ближайшие месяцы будет претерпевать существенные изменения. И государство тем или иным способом должно будет адаптировать систему образования к новым рыночным реалиям.
Однако масштабы российской экономики слишком малы, чтобы повлиять на мировой рынок труда: доля России в мировом ВВП по итогам 2020 года составила около 3%, а в мировом высокотехнологичном экспорте — 0,2%. Очевидно, что изменения российского рынка труда и адаптация национальной системы образования под него не будут отвечать запросам со стороны иностранных абитуриентов, по крайней мере тех, которые после выпуска не намерены работать в России. Это означает, что часть иностранцев, ранее рассматривавших Россию как место для получения высшего образования, может изменить свои намерения.
На протяжении последних лет в России ежегодно обучалось около 250 000 иностранных студентов, приносящих российской экономике несколько миллиардов долларов в год (ведь даже обучаясь на бюджетной основе, иностранец несет расходы на проживание, питание и т. д.). Часть этого финансового потока, очевидно, будет перенаправлена в другие страны (в 2019 году примерно из 6 млн иностранных студентов в мире около 2,5 млн приходилось на страны-участницы Болонского соглашения). Есть и более долгосрочные последствия отказа от Болонской системы: по мере сокращения спроса на российское высшее образование со стороны иностранных студентов России будет сложнее использовать фактор «мягкой силы», причем как в странах дальнего зарубежья, так и в странах постсоветского пространства, с которыми сохранились добрососедские отношения. Это приведет к постепенному снижению российского влияния на экономику и политику стран дальнего и ближнего зарубежья через иностранных выпускников российских университетов. Таким образом, будет происходить плавная переориентация рынков этих стран на новых (не российских) поставщиков технологических решений и продукции, что в свою очередь может оказать дополнительное негативное влияние на экспортный потенциал ряда отраслей российской промышленности.
Возвращение к модели специалитета не позволит решить одну из ключевых «наследственных» проблем системы высшего образования в современной России — отсутствие связи между наукой и образованием и недостаточный объем научных исследований в университетах.
Почему современному миру нужны специалисты с междисциплинарными компетенциями
По мере развития индустрии возрастают требования к квалификации специалистов, способных не только применять на практике существующие технологии, но и разрабатывать новые. Это особенно актуально в контексте внешних ограничений на доступ России к технологиям многих критически значимых областей. Кроме того, в последние десятилетия в России наблюдался дефицит высококвалифицированных специалистов во многих отраслях экономики. В ближайшее время вследствие невозможности импорта высокотехнологичной продукции (прежде всего машин и оборудования) и услуг этот дефицит может только усилиться. В этой ситуации нехватка специалистов с междисциплинарными компетенциями, которые как раз должна формировать гибкая многоуровневая система высшего образования, может привести уже к существенным внутренним ограничениям для перехода страны к современной несырьевой постиндустриальной экономике.
Возвращение к модели специалитета, если оно состоится, не позволит решить одну из ключевых «наследственных» проблем системы высшего образования в современной России — отсутствия связи между наукой и образованием и недостаточного объем научных исследований в университетах. В 2020 году Россия по объему исследований и разработок в секторе высшего образования (по данным ОЭСР, $3,96 млрд по паритету покупательной способности) находилась ближе к концу второго десятка стран мира, существенно уступая таким странам, как Турция ($7,35 млрд), Испания (около $6 млрд), Польша ($5,77 млрд), Нидерланды ($5,59 млрд), не говоря уже о мировых лидерах — США ($74,7 млрд), Китае ($43,5 млрд), Германии ($22,8 млрд). Недостаточный объем исследований и разработок и их изолированность от образовательного процесса приводит к тому, что за годы учебы большинство российских студентов, в отличие от их сверстников из ведущих университетов мира, не приобретают компетенций, необходимых в эпоху экономики знаний, прежде всего способностей к поиску новых решений и идей.
Отказ России от участия в Болонском процессе еще более усложнит взаимодействие российских высших учебных заведений с университетами ведущих стран мира. Отсюда дальнейшее сокращение возможностей для академической мобильности студентов и приобретения ими принципиально иного опыта обучения.
Де-факто Болонская система реализуется не только в странах, ратифицировавших Болонское соглашение. Все ведущие университеты мира так или иначе сегодня используют ее преимущества — многоуровневую подготовку, унифицированный подход к оценке трудоемкости программ и дисциплин, мобильность студентов и научно-педагогических работников. Усиливаемая отказом от Болонской системы изоляция российского высшего образования не приведет ни к повышению его качества, ни к большей подготовленности выпускников российских университетов к работе в условиях современной постиндустриальной экономики.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора