«Бизнес-образование приходится срочно переизобретать»: что будет с российскими МВА

Зона турбулентности

12 марта стало известно, что топовые международные бизнес-организации, в том числе AMBA (Ассоциация MBA-программ) и AACSB (крупнейшая в мире ассоциация бизнес-образования), ставят на паузу сотрудничество с российскими университетами. Как объясняет Марина Карбан, проректор по образовательным программам Школы управления «Сколково», на практике аккредитацию у русских вузов не отзывают: «Речь идет о приостановке взаимодействия и выдачи  новых аккредитаций. В уже существующих и лицензированных бизнес-школах по-прежнему можно будет получить MBA». Помимо «Сколково», это, например, МИРБИС, Институт бизнеса и делового администрирования РАНХиГС, Высшая школа менеджмента НИУ «ВШЭ». 

Помимо заморозки аккредитации, российские бизнес-школы столкнутся — и уже столкнулись — с другими проблемами. Главная из них — массовый уход западной профессуры и приостановка партнерств с иностранными вузами. Например, лондонский Kingston University закрыл свои программы в РАНХиГС, пользовавшиеся большой популярностью у предпринимателей. В «Сколково» и МИРБИС отменились многие международные модули. 

Эксперты сходятся в том, что отсутствие педагогов из Европы и США сильно ударит по российскому бизнес-образованию. «Безусловно, уход западных профессоров нас сильно обеднит,  — объясняет Андрей Шербенок, профессор практики Института управления «Сколково». — Ведь это носители уникального опыта, они работают в международных школах, с топовыми мировыми корпорациями. В России немного людей с таким опытом». 

Кроме того, теперь особенно очевидной стала историческая проблема российского бизнес-образования: «много теоретиков, мало практиков».  «На постсоветском пространстве предпринимательство осуждалось, собственной бизнес-методологии не было, — объясняет Татьяна Ежова, преподаватель НИУ ВШЭ и РАНХиГС. — До сих пор не хватает педагогов, которые одновременно обладают академическими знаниями и работают в бизнесе. Как правило, приходится выбирать — или профессор, который давно отошел от деловой повестки, или опытный практик без фундаментального образования». 

Внутренний рынок качественных педагогов в России довольно ограничен. «Они адаптируют под нашу реальность знания, полученные у западных коллег, но собственные наработки мало у кого есть», — объясняет Юлия Скалецкая из бизнес-школы РАНХИГС. Кроме того, отечественные профессора могут рассказать, как устроены российские компании, но секреты финансового гиганта Morgan Stanley точно не раскроют. Андрей Щербенок из «Сколково» подтверждает, что полностью «импортозаместить» западных профессоров не получится. 

С уходом зарубежных преподавателей студенты лишатся и возможности получить передовые знания по определенным дисциплинам. «Например, маркетинговые инновации — слабая сторона российских бизнес-школ», — комментирует Валерий Катькало, декан Высшей школы бизнеса ВШЭ. Юлия Скалецкая добавляет, что в России невозможно качественно научиться организационному развитию и поведению. «К сожалению, многие предметы у нас подаются хаотично, бессистемно, без привязки к общей картине экономических процессов, и выпускники просто не знают, как потом применять эти знания».

Кроме того, из-за санкций и политической повестки российская профессура будет отрезана от мирового научного сообщества. А исследовательская деятельность, напоминает Валерий Катькало, никогда не была сильной стороной отечественных бизнес-школ. «В российском бизнес-образовании зачастую был налет местечковости, который не помогает полноценно изучать мировые практики». 

Цена знаний

Вопрос, который волнует всех студентов и недавних выпускников: что же будет с MBA? Минусом отечественных бизнес-школ всегда был их невысокий престиж. По данным исследования кадрового агентства Hays, 42% российских компаний предпочитают кандидатов с зарубежными бизнес-дипломами. Известный московский хедхантер Ирина Баранова, управляющий партнер бизнес-лаборатории B.lab, объясняет, что традиционно для работодателей ценными считаются дипломы MBA, полученные в школах из первой десятки официального рейтинга, а отечественных вузов в ней нет. Кроме того, диплом MBA сам по себе уже лет десять как перестал быть значительным козырем при трудоустройстве. 

«Обычно он был преимуществом, если в компании имелись конкретные позиции или программы, ориентированные на выпускников MBA, — объясняет Ирина Баранова из B.Lab. — Такие вакансии предлагали главным образом международные корпорации, которые сейчас уходят с рынка». Карьерный консультант Анна Рыжкова подтверждает, что ни разу в своей практике не видела, чтобы предпочли кандидата только из-за наличия у него MBA, тем более русского. 

«Работодатели всегда снисходительно относились к моему «сколковскому» MBA, — комментирует Екатерина Долгошеева, менеджер по развитию бизнеса одной из крупнейших на рынке FMCG-компаний. — И кстати, напрасно. Я очень довольна обучением, оно помогло мне полностью сменить род деятельности — из журналистики и пиара я смогла перейти в бизнес». 

Безусловно, плюсы у российского бизнес-образования можно найти. «С точки зрения педагогических технологий в нашей стране уровень не хуже, — комментирует Максим Белухин из бизнес-школы PresentPerfect, вышедшей на рынок в феврале этого года, и автор программы «Executive-коучинг», единственного из российских проектов, вошедшего в мировой рейтинг открытых образовательных программ по версии Financial Times в 2019-2020 годах. — Я не верю в безусловное величие западных профессоров. С их уходом падает конкуренция, а это плохо для развития, но повышается востребованность российских специалистов, которые действительно могут чему-то научить». Это в первую очередь педагоги-практики с внушительной личной историей в бизнесе. По словам Валерия Катькало, сейчас Высшая школа бизнеса активнее привлекает к разработке новых образовательных блоков глав компаний и бизнес-лидеров. А в PresentPerfect программы ведут топ-менеджеры известных корпораций — например, директор департамента аналитики IBM Александр Клименков и заместитель генерального директора по финансам и международным проектам «Фосагро» Александр Шарабайка. 

Трансформация под санкциями

Эксперты сходятся в том, что российское бизнес-образование приходится срочно «переизобретать», а вузы, единственным козырем которых была международная аккредитация, обречены на провал. Оксана Разумова, сооснователь бизнес-школы Sensemakers, где сертифицируют по программе бизнес-коммуникации PCM (Process Communication Model), уверена, что сейчас актуальны короткие и эффективные программы — времени на долгое обучение нет, новые знания нужны здесь и сейчас. 

Еще одна тенденция — уход обратно в офлайн. «Если раньше приблизительно четверть класса была в онлайне, то теперь все стремятся в кампус», — комментирует Марина Карбан из «Сколково». 

Направления бизнес-образования меняются в соответствии с повесткой. Сейчас главные запросы — это антикризисный менеджмент, новые операционные модели и устойчивость организаций. Кроме того, теперь студентам нужна не теория, а практика: разбор конкретных кейсов, причем из отечественного бизнес-контекста. 

Все эксперты сходятся в том, что для этого нужно посмотреть на Восток — например, приглашать профессоров из Сингапура или Пекина. Правда, Андрей Щербенок из «Сколково» напоминает, что тут могут возникнуть сложности:  азиатские педагоги в гораздо большей степени, чем западные, заточены на лекционную трансляцию знаний, что не слишком привлекательно для бизнес-студентов, предпочитающих интерактивные форматы.

Максим Белухин уверен, что целью бизнес-образования станет не «корочка», а решение собственных рабочих задач, причем очень четко сформулированных: например, кратно увеличить прибыль или построить новую финансовую модель. «Приостановка выдачи международных сертификатов может мотивировать студентов к учебе, потому что больше нельзя будет «прикрываться» дипломом. Многие обладатели MBA на практике беспомощны в бизнесе», — объясняет Белухин. 

Предложение и спрос

Сейчас возникает вопрос: кто будет платить за дорогое бизнес-образование в условиях экономического кризиса и полной неопределенности? Как ни странно, сейчас спрос на бизнес-программы есть, хоть и снизился. «Сейчас мы наблюдаем сохраняющийся спрос на различные программы школы, в частности, на наших длинных программах — примерно по 2 человека на место в классы ЕМВА. Новые потоки ЕМВА уже запланированы на первое и второе полугодия этого года, обычно в группе набирается около 70 студентов», — сообщает пресс-служба «Сколково». В Sensemakers отмечают, что в конце февраля — начале марта спрос на программы упал, но уже в апреле на программу профессиональной сертификации в области менеджмента PCM записалось 257 человек — больше, чем в январе. В PresentPerfect говорят, что у них уже есть студенты, заранее оплатившие осенние программы. 

Первая — нетворкинг. MBA-программы всегда были прежде всего суперпитательной средой, где предприниматели  обмениваются опытом и практиками, а сейчас это особенно актуально — еще и потому, что многие соцсети стали недоступны.  А еще студенты и выпускники бизнес-школ часто создают совместные проекты и трудоустраиваются друг к другу в компании. Анна Рыжкова вспоминает, что закрывала позиции многим своим однокурсникам из «Сколково». 

Сейчас учеба в бизнес-школах помогает с пользой инвестировать освободившееся в результате карьерного простоя время. Например, выпускница «Сколково» Екатерина Долгошеева рассказывает, что за последний месяц записалась сразу на два курса. «Я решила воспользоваться ситуацией, когда все неопределенно и бизнес-активность снижена, чтобы поучиться. Это помогает прокачивать профессиональные навыки и использовать время с пользой, а не бесконечно читать новости и сходить с ума от тревоги». Максим Белухин напоминает, что одна из функций современного бизнес-образования  — обеспечивать новые впечатления и это нормально. 

Наконец, многие предприниматели сейчас записываются на бизнес-программы, чтобы обрести устойчивость. «Я считаю, что в любой непонятной ситуации нужно идти учиться, — комментирует Анна Рыжкова. — Обучение — это важная, спасительная история, которая позволяет выйти за рамки повседневности и стресса».