«Я не очень люблю что-то делать бесплатно. Я считаю, что это удар по карме»: Александр Цыпкин — о монетизации своего бренда, новой этике и репутации
Александр Цыпкин — эксперт по стратегическим коммуникациям, член совета директоров инвестиционной компании Vertical Capital, ставший широко известным после выхода сборника рассказов «Женщины непреклонного возраста и др. беспринцЫпные истории» в 2015 году. Спустя два года, в декабре 2017-го, вышла вторая книга Цыпкина — «Дом до свиданий», в 2019 году был опубликован третий сборник «Девочка, которая всегда смеялась последней», а в 2020-м — «БеспринцЫпное матерное, или Трагическое недоразумение», включающий в себя как новые, так и ранее опубликованные рассказы, но впервые без цензуры. Совокупный тираж четырех книг составил уже более 300 000. Параллельно с 2016 года Александр Цыпкин совместно с продюсером Анастасией Приц делает проект «БеспринцЫпные чтения», в рамках которого со сцены рассказы читает как сам автор, так и российские актеры — Константин Хабенский, Ингеборга Дапкунайте, Максим Виторган, Анна Михалкова и другие. В октябре 2020 года на платформе «КиноПоиск HD» вышел сериал «Беспринципные».
Когда только вышла ваша первая книга, она сразу стала хитом, но в тот момент ничего не предвещало, что вы построите вокруг своего имени такой многосоставной бренд. У вас в тот момент сформировалась какая-то стратегия развития?
Нет! И, знаете, я уверен, что по тому, как продвигается проект «БеспринцЫпные», потом напишут какой-нибудь учебник по маркетингу. Более того, сейчас я мог бы наврать, что это были просчитанные ходы, идеальные комбинации, каждая из которых выстрелила, потому что реально выстрелило абсолютно все.
А что «все»?
Книги, короткометражки для благотворительных аукционов, сценарии, сериал, сами «БеспринцЫпные чтения» во всем их многообразии от сольных моих выступлений до общероссийского фестиваля «БеспринцЫпные чтения» в рамках которого «звезды» читают короткую прозу местных авторов, который идет по регионам, выстрелили лекции, правильный маркетинг всего проекта, правильные площадки. Но если бы мне кто-то в 2015 году, когда вышла книжка, сказал, что книг будет несколько, тиражом под полмиллиона, что я буду ездить по всему миру с Константином Хабенским и с Ингеборгой Дапкунайте, собирая тысячные залы на чтение моих текстов с листа бумаги, я бы не поверил. Или в то, что моя карьера сценариста начнется с фильма Анны Меликян с Джоном Малковичем в одной из главных ролей, а потом на «КиноПоиск HD» выйдет большой сериал «Беспринципные» с атомным кастом, который станет сверхпопулярным. В это во все я бы не поверил.
«Народ в России так устроен, что, к сожалению, исключительно сатирические вещи он не воспринимает всерьез, если они не уровня гения»
Безусловно, большое количество факторов совпало. Один из которых состоит в том, что я все-таки по основной своей работе хороший пиарщик. И не в том смысле, что я хорошо распиарил проект, хотя и это правда, а просто я изначально смотрел на все без лишнего пафоса — вот этой «творческой работы». И до сих пор на все это смотрю с некой усмешкой, но как на бизнес, со всеми атрибутами бизнеса. Это помогло мне не совершать именно маркетинговых ошибок. Важнейший фактор — личный, а именно Настя Приц, мой партнер, с которой мы все вместе продюсируем и придумываем.
Еще одно — выбор смешанного жанра. Если бы я выбрал очевидный путь — комедию, я бы проиграл. Потому что высшая точка сатирическо-комедийных рассказов и выступлений на сцене — это Михаил Михайлович Жванецкий.
А вторым Жванецким вам не стать.
А вторым Жванецким мне не стать по ряду причин — в первую очередь потому, что он был Богом поцелованный, и у меня нет такого таланта. А народ в России так устроен, что, к сожалению, исключительно сатирические вещи он не воспринимает всерьез, если они не уровня гения. Нашему человеку необходимо пустить слезу, почувствовать, что его взяли за горло. Но мне самому важно, чтобы у человека на наших чтениях был весь комплекс переживаний. Саму эту эмоциональную модель я увидел у еще одного гениального современника — Гришковца. Когда я посмотрел спектакль «Как я съел собаку», сразу решил, что это лучшее, что я видел в театрах за долгое время. Этот момент, когда он показывает, как тонут моряки и потом бескозырки плывут по океану, — он перемалывает тебя, бьет наотмашь, ты не можешь прийти в себя несколько дней. Хотя вся пьеса исключительно смешная, и увидел я ее задолго до того, как решил писать какие-то рассказы. Но, опять же, у Евгения театр, а я решил, что буду читать с листа, пусть даже драму. И обязательно короткие истории.
Дальше мы придумали какие-то ходы, которые делают наш проект не похожим на другие: во-первых, сам факт присутствия на сцене и артиста, и писателя. Безусловно, сыграло большую роль то, что мы изначально заходили в проект группой авторов, а не я один. С первых чтений участвовали Александр Маленков, главный редактор Maxim, и Саша Снегирев, на минутку, лауреат «Русского Букера».
Второе — и на этом всегда настаивала Настя, мы выступали только на «правильных» площадках. Тот факт, что нашим домом стал «Гоголь-центр», конечно, тоже прибавил нам веса. Или вот мы всегда предпочитаем выступать на площадках чуть меньших, чем есть спрос на выступление. Хотя, к примеру, в Доме музыки более 1500 мест, но и там никогда нет пустых мест.
Наконец, мы никогда не шли на компромиссы в духе: «А можете прочесть рассказы, чтобы люди за столами ели». Деньги предлагали космические, но мы пока держимся. Зато 300 аншлагов по всему миру.
Так или иначе, литературные мероприятия, да еще и офлайн и за деньги — даже с такими артистами, как Хабенский или Дапкунайте, — должны иметь довольно ограниченную аудиторию. Что вы делаете, чтобы количество людей, постоянно приходящих на чтения, не иссякало?
Тут надо разделить это две составляющие — творческую и маркетингово-продюсерскую.
Сначала про творчество. На каждом концерте очень много новых рассказов, и за эти 5 лет с точки зрения материала у меня написано столько, что хватило бы еще на 20 новых спектаклей. У меня уже три книги, более ста рассказов, и все они были прочитаны на сцене. Кроме того, у нас очень разный контент — в одной программе всегда есть рассказы, которые ориентированы на молодых, в другой — на более старшее поколение. Плюс новые авторы.
Отдельный творческий блок — актеры. Зрители активно приходят, потому что здесь есть возможность посмотреть на любимого актера не совсем в театральной атмосфере. Потому что в театре ты не смотришь на человека, ты смотришь сразу на его образ в роли. Ты приходишь на спектакль, допустим «Контрабас», — и ты видишь Константина Хабенского не Константином Хабенским, а героем пьесы «Контрабас». На чтениях мы болтаем, смеемся, то есть люди нас видят в живом общении на расстоянии вытянутой руки. И только когда мы читаем, мы погружаемся в эти образы — и за время спектакля человек может увидеть, как Константин Хабенский или Ингеборга Дапкунайте играет 7, 8, 10 разных ролей. Соответственно, актеров много, и каждый приводит свою аудиторию — у Максима Виторгана есть своя аудитория, совсем другая — у Анны Михалковой или Вики Исаковой. А в «Беспринцыпных чтениях» приняли участие уже более пятидесяти актеров.
Плюс к этому качественный маркетинг, взять хотя бы гениальные афиши Анны Ксенз. Плюс постоянно растет моя собственная аудитория, я раскрутил Инстаграм, теперь раскручиваю Youtube-канал. Когда начался карантин, мой продюсер Настя тут же дожала меня, чтобы я стал делать программу «На гречке дома».
«Я уж точно не самый качественный, не самый талантливый и не самый плодовитый сценарист в этой стране. Но уж если фильм вышел по моему сценарию, то все знают, что это мой сценарий»
Вы ее монетизировали?
Конечно, там были спонсоры. Я вообще не очень люблю что-то делать бесплатно. Я считаю, что это удар по карме. И мне потом Будда предъявит. И мне обязательно надо будет ему ответить, почему я это делаю бесплатно.
На ваши чтения зрители приходят в том числе и на артистов, но монетизируете вы в первую очередь свое имя.
Монетизируем мы все. У нас экономически выгодный проект для всех участников, это точно.
Но бренд все равно — Саша Цыпкин.
Да, безусловно, основной бренд — и в этом бренде есть и бренд писателя, и бренд сценариста, и бренд чтеца, и бренд лектора, и бренд просто селебрити, и бренд человека, занимающегося благотворительностью, и бренд человека, занимающегося пиаром и бизнесом. Это нормальная сегодняшняя картина, когда в человеке заключено очень много ролей. Но опять же вот какая деталь: я думаю, что я уж точно не самый качественный, не самый талантливый и не самый плодовитый сценарист в этой стране. Но уж если фильм вышел по моему сценарию, то все знают, что это мой сценарий. И постепенно фильмы становятся «моими», несмотря на то что я всего лишь автор текста.
В итоге определенное количество людей приходит на чтения просто посмотреть: «О, ну чего, на Цыпкина пойдем посмотрим, кто такой вообще». Это становится таким веселым, модным светские мероприятием.
А вы все еще зарабатываете на книгах или это уже скорее имиджевая штука?
Конечно, зарабатываю.
Насколько это значительные суммы?
Это относительно открытая информация. Я получаю в вилке 30-50 рублей с одной книги. Свои 150 тысяч экземпляров в год я продаю. Всего уже продано тысяч 400 книг, так что несколько миллионов рублей в год я зарабатываю только на книжках.
Сейчас, правда, в связи с ковидом книжные продажи просели, но в декабре я планирую выпустить еще одну книгу, а еще одну — весной. В принципе, если выйти на 10 книг и каждая будет продаваться по 30-40 тысяч экземпляров в год, это уже какие-то серьезные деньги по любым меркам.
Относительно чтений какой это процент вашего дохода?
По-разному бывает. Сейчас, например, чтений почти нет, но мы сохранили всю команду и нашли другие способы пусть не таких, но внятных заработков.
Я имею в виду доковидную жизнь.
В доковидные времена чтения приносили примерно в два, а то и в три раза больше, чем книги. Но мой доход складывается из многих вещей — это книги, сценарии, чтения, лекции, выступления на мероприятиях. Корпоративные штуки могут выстрелить неожиданно, так, что никакие чтения и книги рядом не стоят. Просто потому, что я, под давлением Насти, сразу поднял высоко планку корпоративного мероприятия, особенно если речь идет о чтениях. Но из-за того, что я столько стою, но не читаю перед столами, по корпоративной линии я не так часто занят, хотя и регулярно.
Я с трудом представляю чтение ваших рассказов на свадьбе.
Я, кстати, однажды читал на годовщине свадьбы, но это был театральный зал. А однажды обратились люди, которые пригласили меня прочитать рассказы четверым — то есть буквально четыре человека сидят в зале и слушают. Это не происходит на регулярной основе — не каждые выходные, но достаточно. А вот лекции, модерирование различных мероприятий — это большой блок работы, я им успешно занимаюсь много лет. Плюс я вхожу в совет директоров Vertical Capital, это инвестиционный бизнес, тоже важная часть жизни.
То есть вы по большому счету «продаете» себя? Строите, простите за надоевшее слово, «личный бренд». Почему у одних получается его монетизировать, а у других нет?
Вопрос в том, насколько человек хочет создавать бренд, состоящий из такого большого количества отдельных частей, каждая из которых приносит доход. Кто-то хочет быть только писателям, кто-то — сценаристом, кто-то — журналистом. Мне кажется, тут уместно сравнение с Сергеем Минаевым — он точно человек-бренд, успешный писатель, сценарист, телеведущий, политолог, гуру коммуникаций, еще и главред культового журнала. Но он очевидно шел по этому пути осознанно. Знал, чего хочет.
Не все так могут, но тот факт, что я до 40 лет все-таки был в корпоративной среде и занимался пиаром, конечно, накладывает определенный отпечаток. Я, безусловно, все это делаю в том числе из соображений стабильности. Просядет писанина — буду делать сценарии, просядет это — буду вести мероприятия, и так далее. Кроме того, это просто свойственно моему психотипу.
Адреналиновый тип?
Да, я тревожный пассажир, в хорошем смысле слова. Как сказал доктор Курпатов, «успешность человека определяется исключительно уровнем его внутренней тревоги: чем она выше, тем он более успешный». Мне все время не сидится. А понимаете, весь это взрыв творческой карьеры начался в мои 40 лет. В этом возрасте многие неожиданно для себя открывают, допустим, запрещенные препараты или беспорядочный секс. А я пошел иным путем, открыл для себя творчество и возможность стать звездой. Это же столько всего можно делать, это же так круто! И я в это окунулся с головой и все новые вещи пробую. Но это же является и причиной несовершенства того, что я делаю. Потому что я ничего не могу довести до конца, и вообще для меня, допустим, работа режиссера кино совершенно невозможная, потому что ты год долбишься со съемками, а потом фильм вышел — и у тебя два уик-энда славы.
«Когда меня спрашивают: «Посмертная слава или деньги?» — я выберу, конечно, деньги»
Давайте разберемся с вашей в каком-то смысле феноменальной репутацией. С одной стороны, с вами работают уважаемые люди — Хабенский, Дапкунайте, Раппопорт и другие. Никому в голову не придет подвергать сомнению вкус всех, кто читает ваши рассказы. С другой стороны, вы просто точка притяжения огромного количества хейта, и многие вас обвиняют в том, что вы уже своим существованием принижаете высокий статус русской литературы.
Я вообще начало конца русской литературы.
Вот именно. Как это вообще сочетается?
У этого феномена, как вы сказали, много граней. Грань номер один: мои рассказы с точки зрения канонов литературы и правда имеют большое количество недостатков. Чисто литературных. У меня хорошие интересные сюжеты, тут не поспоришь, но с точки зрения языка я не Набоков. А популярность и тиражи у меня огромные, что, конечно, вызывает у людей недоумение и обиду за тех, у кого таких тиражей нет. В общем, на обоснованные литературные претензии наслаивается снобизм, на который наслаивается зависть. Люди пытались меня представить эдаким выскочкой, но потом в одном хейтерском посте достали мою родословную и выяснили, что я ну из много поколенческой петербургской интеллигентной семьи. То есть меня сложно назвать «духовно-интеллектуальным нуворишем». Я скорее проматываю состояние. Помню. как-то копнул критика женского пола на предмет истории ее семьи, она быстро сдулась, а критиковать стала жестче.
При этом вы везде подчеркиваете, что вы не писатель и вообще довольно иронично о себе высказываетесь.
Так это и раздражает. У меня действительно высокая степень самоиронии, и люди видят, что я к своей литературной работе несерьезно отношусь. То есть мало того, что я «начало конца русской литературы», так еще и стебусь постоянно над этим. Помню, про меня как-то написали, что я «худшее, что произошло с русской литературой за 30 лет». Я тут же об этом написал у себя: «Да, я худшее, но я первый в этом рейтинге». То есть я к своему успеху отношусь очень несерьезно: «Ребята, это все для меня фан!» Я вообще и не собираюсь занимать место в русской литературе. Когда меня спрашивают: «Посмертная слава или деньги?» — я выберу, конечно, деньги. Прямо сейчас мне совершенно не интересна ни слава писателя, ни имя, ни вот это писательское отшельничество. Я получаю фан — и для людей это разрыв шаблона. Как так, что значит просто фан? Плюс, разумеется, никто не понимает, почему лучшие актеры страны со мной работают. Сначала говорили: «А ему жена все купила».
Но у вас все случилось еще до вашего знакомства?
До Оксаны, конечно, меня тут не прижать. Мне говорили: «Цыпкин — это на год или на два». Прошло пять лет, через две недели я выдам новость про то, кто меня в Америке читает, — я думаю, что хейт будет такой, что меня просто вообще сожрут.
Я думаю, что в основном меня обвиняют в девальвации литературы. Потому что я «сетевой писатель» — собрал рассказы из Facebook, запихал в книжку, и это стало литературой. А потом сделал из писателя то ли гламурную, то ли рок-звезду, стал лицом престижных брендов — Porsche, DuPont, American Express и так далее. Все это для писателя в России недопустимо.
Вас в какой-то момент даже стали обвинять в пиаре за счет благотворительностью. Когда вы читали свои рассказы перед подопечными фонда «Вера» в хосписе, в телеграм-каналах писали, что вы чуть ли не мучали лежащих там людей своими рассказами.
Они могли меня за это уничтожить, если бы наброс был талантливым. А они написали слабый текст, до которого легко было докопаться, — и их самих стерли в порошок. Потому что в итоге они проехались по людям, находящимся в хосписе, а хотели меня прижучить, но у них не получилось. А могли бы. Спросили бы как, я бы рассказал.
Но в целом да, и на это пытаются наезжать, потому что я пытаюсь разорвать шаблон, что благотворительность должна быть тихой. Я считаю, что благотворительность нужно активно пиарить. И свое участие в благотворительности я пиарю, потому что это приводит к большим сборам денег, к популяризации этой темы. Сейчас уже «западло» известному человеку не заниматься благотворительностью. А если бы все молчали, то это направление в стране настолько бы не развивалось. Ради итогового результат можно и потерпеть хейт.
Я знаю, что у вас с Оксаной целая система донатов, как все это устроено?
Есть базовые вещи — я попечитель фонда «Дети-бабочки» и «Фонда профилактики рака».
Как попечитель я привлекаю внимание, рассказываю в социальных сетях, хожу на мероприятия, помогаю и так далее.
Второе — я принимаю участие в проектах, которые приносят деньги. Допустим, проект «Action!». Раз в год лучшие наши режиссеры, актеры, сценаристы собираются и снимают, короткометражное кино, которое потом покупает на аукционе меценаты. Деньги идут в благотворительные фонды. Я уже четыре года принимаю участие в Action!, и фильмы по моим сценариям были проданы за, по-моему, тридцать миллионов, а еще кучу призов получили на фестивалях, благодаря тому, что собственники разрешили их показать людям. Кроме этого, я регулярно выступаю на концертах, выручка с которых также идет на благотворительность.
Третье — я сам жертвую деньги, просто перевожу, потому что надо помочь лично кому-то.
Еще есть проект MediaDonors, когда человек может купить рекламный пост в моем Instagram, заплатив деньги в фонд «Дети-бабочки». И это будет дешевле, чем если бы он покупал у меня рекламу напрямую. Так у меня пост стоит 250 000 рублей, а через фонд «Дети-бабочки» он дешевле. Только что у меня был проект со строительной компанией: я им написал эссе, а они деньги перевели в «Фонд профилактики рака». И таких вариантов много.
«Всегда удивляюсь, как сочетается в наших патриотически настроенных гражданах то, что они, с одной стороны, очень любят Путина, а с другой стороны, все еще тоскуют по СССР»
Раз вы продаете свое имя, что вы делаете, чтобы беречь свою репутацию? Цензурируете ли себя в чем-то? Как ваше поведение в публичном поле изменилось за последнее время?
Никак. Я стал человеком-брендом именно благодаря тому, что всегда следил за своей репутацией. Я очень осторожно даю любые оценки политическим событиям — и только в том случае, когда я абсолютно уверен, что не дать эту оценку я не могу. Например, в ситуации с Беларусью, когда я вижу, что там происходит силовое решение несправедливой ситуации, я об этом пишу. А если я не знаю, что происходит, я спрашиваю своих подписчиков. Допустим, я на самом деле не знал, что происходит в Хабаровске, и тогда я написал: «Друзья мои, что происходит в Хабаровске?». Я привлек внимание к проблеме, но не дал своей оценки. Я ни разу не подписал ни одного общественного письма или петиции, но я был одним из первых, кто сделал пост в поддержку журналиста Ивана Голунова, потому что я поговорил со знающими людьми и понял, что на 99% ему действительно подкинули тогда наркотики и, соответственно, нужно бороться. Или когда был закон Димы Яковлева, я не мог молчать. Я высказываю позиции как либерального свойства, так и вполне себе про государственные, потому что я терпеть не могу людей, живущих в крайностях. Поэтому мне пока ни разу не приходилось за что-то извиняться. Чтобы не было проблем с репутацией, не нужно влезать во все конфликты, скандалы, интриги, расследования. Но мне моя собственная позиция и правота дороже любой репутации. Честно говоря, насрать мне на репутацию, если я захочу высказаться на какую-то тему от всего сердца.
В каких ситуациях вы высказываетесь, даже если это вредит репутации?
Вот недавно написал ироничный пост про Навального, потому что мне показалось его высказывание чуждым. Ух, мне там начало прилетать, ведь у меня все-таки более или менее либеральная аудитория. При этом я активно позиционирую себя как антисоветский человек — и от меня отворачивается большое количество людей патриотического свойства. Я резко выступаю против Советского Союза, потому что считаю, что сейчас мы живем гораздо лучше и свободнее. Всегда удивляюсь, как сочетается в наших патриотически настроенных гражданах то, что они, с одной стороны, очень любят Путина, а с другой стороны, все еще тоскуют по СССР. И от меня у них небольшое замыкание в голове: то есть как-то странно меня критиковать, если я говорю, что сейчас лучше, они же за это говорят спасибо Путину. А с другой стороны, я ругаю на чем свет стоит Советский Союз. Из-за этого, конечно, я тоже теряю какую-то аудиторию.
Плюс я высказываюсь на тему защиты прав женщин и вообще по поводу совершенно недопустимой ситуации с отношением к женщинам в нашей стране. Как-то назвали главным русским феминистом. Или вот я всегда за то, чтобы Оксана вела своим сети максимально открыто и свободно, поощряю, к примеру. то, что выложила полуобнаженные фотографии, и всех ханжей моментально блокирую. Да многих бесит и сам факт наличия у меня такой жены с такой активной публичной позицией, острой и часто неприемлемой со стороны нашего общества.
Не говоря уже о том, как я веду себя в социальных сетях, — я же блокирую за любой намек на агрессивное несогласие. Свою позицию можно высказывать только вежливо.
«Я не собираюсь особенно прогибаться под новую этику в том случае, когда я считаю, что это перегиб и извращение самого этого понятия»
Мне в таких случаях говорят, что это цензура.
Мне тоже, но я отвечаю: «Ребята, инстаграм-аккаунт — это мой дом и дом компании Instagram. Поэтому вы будете следовать правилам компании и моим личным правилам в этом аккаунте. Не надо ко мне в дом заходить с улицы в грязных тапках и говорить, что обои уродливые». Так я заблокировал за свою инстаграмную жизнь около 10 тысяч человек. Но тем не менее у меня фантастическая аудитория с потрясающей конверсией. При 250 тысячах подписчиков мой пост может легко набрать 20 тысяч лайков.
Притом что вы говорите про защиту прав женщин, вы, конечно, совершенно не вписываетесь во всю эту новую этику, потому что ваше творчество скорее про человеческие страсти, слабости и guilty pleasures. Расскажите, как вы собираетесь жить и работать в этом новом мире?
Я не собираюсь особенно прогибаться под новую этику в том случае, когда я считаю, что это перегиб и извращение самого этого понятия. Я стараюсь не давать оценок того, что касается Америки. Потому что у нас все начинали выступать: «Как же так, почему они стоят на коленях перед темнокожими? Какой ужас!» Я говорю: «Товарищи, они нас не заставляют стоять на коленях. Это их страна, пусть сами разбираются». Потом у нас стали очень нервничать по поводу новых правил «Оскара». Я опять говорю: «Друзья мои, это американская премия, вы что, «Оскара» собрались получать? Сомнительно».
«Все теперь очень хорошие и благопристойные. А я как раз стараюсь, чтобы этого в моих рассказах не было»
Но, безусловно, я считаю недопустимой ситуацию, когда сегодня отсутствует презумпция невиновности, когда человека обвиняют в харассменте — и ему сразу же прилетают негативные последствия без возможности доказать свою невиновность. Мне не нравятся попытки людей поиграть на расизме — которые, я уверен, сами к проблеме расизма относятся абсолютно нейтрально, но они таким образом пытаются набрать очков.
Или потрясающая травля писательницы Роулинг. Я скоро поеду в Америку, где у меня вышли рассказы, Есть меня спросят: «Что вы думаете о Роулинг?» — я не побоюсь потерять свою американскую аудиторию и скажу, что они здесь все немножко сошли с ума.
Что касается моих рассказов, я, с одной стороны, действительно разрешаю людям получать удовольствие от нарушения определенных морально-нравственных норм. Но, с другой стороны, герои моего сериала в целом не вызывают такого агрессивного неприятия, антипатии. Они, конечно, обманщики, но добродушные обманщики.
Но мы теперь — особенно в соцсетях — живем в мире чрезвычайной благопристойности, где серых тонов не бывает.
Да, все теперь очень хорошие и благопристойные. А я как раз стараюсь, чтобы этого в моих рассказах не было.
Я уверена, что про сериал «Беспринципные» напишут, что вы пропагандируете унизительное отношение к женщинам, измены и так далее.
К счастью, от кинокритиков не зависит, будут смотреть твой фильм или нет. Если честно, после того, как меня, повторюсь, столько раз называли «флагманом российского феминизма», особенно после выхода короткометражек «Прощай, любимый» или «Темная как ночь. Каренина 2019», меня странно обвинить в обратном. Я получил достаточное количество международных призов на фестивалях именно за феминистическую повестку.
Более того, позиция моих героев не является моей позицией. Я до сих пор считаю, что проблемы женщин в России кроются в том, что мужчины так себя ведут, потому что женщины им это разрешают. И если вы посмотрите фильм «Беспринципные», там я как раз показываю, что женщина это все разрешает, закрывает глаза.
И я не прославляю такую позицию. Но я допускаю, что такая позиция имеет право на существование. Что есть женщины, как жена прохиндея Славика из «Беспринципных», которая думает: брошу этого, следующий будет такой же. А есть позиция: «Нет, такого в моей жизни не будет, я лучше одна буду». И это тоже позиция. И я, более того, за свою жизнь проходил этапы, когда мое отношение к теме неверности менялось, — и сейчас я против. Не потому, что это нравственно или не нравственно, а потому, что в отношениях, в которых ты себя ведешь по отношению к партнеру честно и отдаешься только ему, ты получаешь в разы больше. У тебя масштаб и глубина отношений в гармоничном союзе больше. Соответственно, я бы попросил не ассоциировать героев непосредственно с автором.
Одна из претензий к сериалу, которую я слышала, — что вы в нем воспеваете развязных богатеев с Патриков с их «беспринципностью». Другие, наоборот, видят в сериале насмешку через гиперболизирование поведения ваших героев. Как оно на самом деле?
Это все стеб и гротеск, я смеюсь над своими героями, но они мне в чем-то симпатичны, но я их не прославляю, да и какие они богатеи — квартира и машина, вот и все. Богатеи, как вы говорите, вообще не живут на Патриках.
А как вообще появилась идея сериала?
Это все студия «Медиаслово», Петр Ануров и Данила Шарапов. Они договорились с КиноПоиск HD и предложили мои истории в качестве основы сюжета, они придумали сделать пять семей вместо разрозненных рассказов. Они же познакомили меня со моими сосценаристами Дашей Воротынцевой и Володей Васильевым. Они пригласили прекрасного режиссера Романа Прыгунова. В итоге «Беспринципные» — это не совсем мои рассказы, это новая отдельная история.
Вы много работаете?
Я? Круглосуточно. Я абсолютный трудоголик. За последние пять лет не были ни одного дня, чтобы я ничего не делал по работе.
Вы как-то сказали в одном из интервью, что финальная цель для вас — все-таки быть сценаристом.
Нет, не так. Я сказал, что одна из финальных тщеславных целей — получить «Оскар» за сценарий. Это не значит «быть сценаристом». Я хочу получить «Оскар» как основной символ мирового признания, потому что никак не могу выбрать, за что мне получить Нобелевскую. И я подумал, как я могу получить «Оскар»? Режиссер? Нет, мне скучно. Мастер по свету и звуку? Не факт. Музыка? Тоже не мое. Допустим, актер. Есть шансы, но придется похудеть, а я не хочу. Главная женская роль? Поменять пол — тоже не мое. Остается сценарий. Соответственно, вот попытаюсь получить «Оскар» как сценарист.