Рафаэль без нас: чем запомнилась выставка «Raffaello 1520-1483» в Риме
Организаторы римской выставки «Raffaello 1520-1483», посвященной пятисотлетней годовщине смерти Рафаэля де Санти, объявили, что в последние выходные работы залы не будут закрываться круглые сутки. Нон-стоп марафон начнется с восьми утра 28 августа и завершится в полночь 30-го. Жаль, что эта информация бесполезна для российских поклонников художника. Впрочем, и те, кто прорвался на выставку, считают, что их только подразнили. Forbes Life о Рафаэле, которого мы потеряли.
Этим летом уйти с римских улиц в музей можно только после серьезных уговоров. Бурчишь себе:
— А в Сикстинской капелле сейчас десять человек, видела ты такое когда-нибудь?
И тут же отвечаешь:
— Я сейчас у Пантеона, тут четыре человека на площади. А это тебе как?
Раньше таким пустым город можно было застать, если прилетела февральским ночным рейсом и гуляешь в ожидании раннего заселения. Сейчас пусто на пьяцца дель Пополо, пусто у Испанской лестницы — можно сесть у фонтана «Лодка» и не дергаться, что другим тоже надо. На пьяцца Навона вечером так безлюдно, что не выдерживаешь и начинаешь вести прямой эфир в мессенджере для друзей. А на следующий день, хоть и не собиралась, идешь к фонтану Треви, где вместо трех рядов людей друг на друге, один рыхлый ряд. Интересно, на сколько уменьшился монетный сбор со дна фонтана?
Этот год должен был стать годом Рафаэля, а римская выставка, приуроченная к пятисотлетию смерти художника, должна была затмить прошлогоднюю ретроспективу Леонардо в Лувре. Рафаэль, понаехавший урбинец, — гений места и часть души Рима, чего не скажешь о Леонардо в Париже. И если бы все сложилось как надо, то после Скудерие дель Квиринале (один из лучших выставочных залов в Риме, бывшие конюшни папского, королевского, а ныне президентского дворца), где разместилась экспозиция, можно было идти в Ватикан, до спазмов в глазах смотреть станцы и лоджии, в собор Святого Петра — Рафаэль приложил руку к строительству, день отдать римским храмам, где есть работы художника, до онемения шеи смотреть на потолочные фрески на вилле Фарнезина и успокоиться в Галерее Боргезе, где сейчас в диагностическом стеклянном ларце исследуют рафаэлевское «Положение во гроб». Но весь этот маршрут, как уже принято писать, по понятным причинам, так и не пройдут тысячи человек.
Выставку-блокбастер готовили три года. Команда под управлением исполнительного директора Скудерие дель Квиринале Марио де Симони смогла собрать со всего света чуть более двухсот работ, многие из которых никогда не соседствовали в одном пространстве. Страховое обеспечение выставки — €4 млрд. Де Симони, который в 2010 году был одним из организаторов выставки Караваджо с рекордным посещением в 600 000 человек, сейчас надеется, что Рафаэля увидят 80 000 зрителей. Неплохо для наших времен, если не вспоминать, что только перед открытием в марте было продано почти 77 000 билетов. Весной из-за санитарных мер выставку закрыли через три дня. Шестого апреля, в день смерти и рождения Рафаэля, президент Италии Серджо Маттарелла в своей речи сказал: «Мы надеемся, что выставка распахнет свои двери как можно скорее, чтобы дух Ренессанса, которым проникнуто неподражаемое искусство Рафаэля, дал бы энергию для перезапуска Италии и Европы». Президент рисковал: о том, что выставка откроется снова, тогда еще не было точно известно. Кураторам и сотрудникам бэк-оффиса удалось практически невозможное — договориться со всеми без исключения музеями, которые давали работы в Рим. Впрочем, многие считают, что тут сыграл один из факторов карантина — экспонаты не успели разъехаться из-за приостановки авиасообщения. (Сотрудники гентского музея MSK, где из-за карантина застрял уникальный ван Эйк, собранный со всего мира, этот фокус, например, повторить не смогли — выставку не продлили, работы вернули по местам прописки).
Вновь выставка Рафаэля открылась в тот день, когда должна была закрыться, — 2 июня. В регламенте, который сейчас предусмотрен для ее посещения, Марио де Симони видит один плюс — каждый зритель получает почти персональный тур по выставке. Скажу честно, после посещения разделить его энтузиазм сложно. Билеты продают только онлайн, опоздания недопустимы, в группе семь человек, с середины июля, правда, их увеличили — теперь по десять. Маска обязательна (слово «маскерино» теперь в Риме звучит чаще, чем «бон джорно»), температуру измеряет охранник, он же следит, чтобы посетитель продезинфицировал руки. Группу на протяжении всего осмотра сопровождает смотритель, который объясняет правила: маршрут не подразумевает возвратов; на каждый зал дается пять (!) минут; по истечении четырех минут прозвучит предупредительный звуковой сигнал; через пять минут — сигнал громче, и группа организованно должна перейти в следующий зал. Робкие надежды, что отношение к регламенту у смотрителей будет, скажем так, итальянским, не оправдались. В итоге — час пятнадцать на сложную, удивительно тонко собранную выставку, которую после посещения даже блокбастером не назовешь, слишком прямолинейное определение.
Экспозиция «Raffaello 1520 – 1483» построена именно так, ретроспективой наоборот — отмечаем же год смерти, не рождения. В случае с Рафаэлем начать с конца — ход выигрышный. Художник не «исписался» к 37-ми годам, когда неожиданно умер, наоборот находился в творческом расцвете, он сам и его ученики работали не покладая рук, столько было заказов. Кураторы, впрочем, начинают с даже не с последних работ, а буквально с похорон. В первом зале — копия надгробия Рафаэля в Пантеоне. Настолько точная, что в первую минуту немеешь — не могли же они и вправду принести его сюда, как картину из другого музея. Но надгробие, конечно, на своем месте, в Пантеоне, куда тоже ограничен вход, и двигаться можно лишь по определенному маршруту. В этом году каждый день на саркофаге появляется свежая красная роза. Первоклассная же копия надгробия после выставки будет отправлена в Урбино.
Дань уважения родине художника, возможно, оказана потому, что на самой выставке в основном — Рафаэль римский. Лишь два последних зала посвящены раннему периоду, там флорентийские работы времен обучения. В общем, ничего удивительного в этом нет — Рафаэль уехал в Рим, когда ему было двадцать пять лет по приглашению папы Юлия II. И именно в Вечном городе стал тем самым великим Рафаэлем. Но до этого, если следовать логике маршрута, еще далеко.
Рим обязан Рафаэлю не только живописью, и кураторы сразу предлагают не воспринимать художника как хоть и гениального, но только живописца. Рафаэль был не обделен почестями и должностями при папском престоле. Одна из них — инспектор римских памятников древности. Он запустил целую серию геодезических исследований и раскопок, чтобы реконструировать план древней части города, и считал это одним из главных дел своей жизни. В витрине первого зала — знаменитое письмо Рафаэля папе Льву Х, второму из двух понтификов, которым «служил» Рафаэль, с призывом о сохранении древнеримских памятников. В письме описаны методы составления чертежей зданий, которые должны быть взяты за основу при археологических работах. Осуществить многое из этих планов помешала смерть художника, но письмо до сих пор важный источник археологической информации. Почему ему нужно было спасти Древний Рим? Античность — главный источник вдохновения для Ренессанса. Рафаэль, как и все его современники, черпает из него. Кураторы, не мудрствуя, показывают рафаэлевские рисунки-копии античных статуй. Спустя недолгое время зарисовки антиков и использование этих наработок станут одной из главных ступеней в обучении художников на долгое время. Но каким же «ответственным потребителем» надо быть уже в XVI веке, чтобы кинуться это сохранять.
Точные формулировки в письме Рафаэля, возможно, заслуга Кастильоне Бальтассаре — итальянского гуманиста, автора труда «Придворный» и друга художника. «Портрет Бальдассаре Кастильоне», один из поздних шедевров Рафаэля в зале рядом с письмом. А с багровым портретом адресата, папы Льва X, случился скандал. Несколько месяцев назад научный комитет галереи Уффици в полном составе подал в отставку в знак протеста против решения руководства музея предоставить «Портрет папы Льва X с кардиналами Джулио Медичи и Луиджи Росси» для выставки. Эта работа была в списке картин, которые ни при каких обстоятельствах не должны покидать стены галереи по состоянию сохранности. Директор Уффици Айке Шмидт, который в прошлом году не выдал ни одной работы Леонардо Лувру, пренебрег мнением совета. «Портрет очень важен для отражения римского периода Рафаэля» — так он объяснил свое решение журналистам.
Во время этого периода, который длился чуть более десяти лет, главными заказчиками и покровителями Рафаэля были Святой Престол и, время от времени кредитовавший Юлия II и Льва X, банкир Агостино Киджи. Написал бы Рафаэль свои великие работы, если бы у него не было таких заказчиков, — кураторы отвечают на этот вопрос названиями залов. К примеру, тот, что с большими алтарными образами и римскими мадоннами — «Большие заказы времени Льва X». Именно с начала его папства, благодаря его покровительству, Рафаэль становится самым известным живописцем как Апеннин, так и Европы. В эти годы, а это буквально последние семь лет жизни, он показывает себя универсальным творцом, который способен выполнять как заказы церкви, так и светских вельмож, работать в станковой и монументальной живописи, руководить постройкой собора, составлять и классифицировать коллекцию римских антиков. И именно тогда к нему выстраивается очередь богатых заказчиков, все хотят, чтобы было как у папы. «Экстаз святой Цецилии» он пишет для экзальтированной (после смерти церковь признает ее блаженной) аристократки из Болоньи Елены Дальольо. Ей удалось пробиться к Рафаэлю только благодаря протекции родственника-кардинала. Картина, за которую заплатили тысячу скудо золотом, была предназначена для часовни при одной из болонских церквей. Если верить главному биографу творцов Возрождения, Джорджо Вазари, художник Франческо Франча, назначенный присматривать за доставкой работы в Болонью, умер от восторга (или зависти), после того, как увидел ее. Примерно такие же волнение и тоску испытывают посетители выставки — пять минут на зал, где как минимум несколько живописных шедевров, а еще рисунки, картоны, письма — серьезное испытание. Пытаешься найти алгоритм — общий взгляд на помещение, беги к тем работам, которые раньше не видела, этикетки не читай, а фотографируй. Но все это не работает, только добавляет нервов. Спектр эмоций: от счастья быть здесь до полного разочарования из-за обрывков впечатлений в голове. А выставка с каждым залом только набирает обороты.
К большим заказчикам и к монументальным росписям, которые Рафаэль делает по заказу Юлия II и Агостино Киджи возвращаются уже на втором этаже. Здесь фрески рифмуют с архитектурой, в которой Рафаэль оставил большой след, хотя, быть может и не такой яркий как в живописи. Интенсивно он начинает заниматься этим направлением после назначения на должность руководителя строительства собора Святого Петра. Не стоит думать, что занимал он свой пост номинально. Первое здание по его проекту, римская церковь Сант Элиджо дельи Орефичи, было построено в 1515 году, после он проектировал дворцы — один из них, палаццо Пандольфини, по его проекту возвел во Флоренции Джан Франческо Сангалло. И именно с этого здания во Флоренции началась римская архитектурная экспансия. В Вечном городе Рафаэль начинает и не успевает достроить виллу Мадама, которая по сложности плана напоминает античные постройки. Все это хорошо бы знать до того, как попадаешь в зал с чертежами и рисунками. Архитектурную графику и в обычной обстановке смотреть непросто, а в нервозном ожидании сигнала на выход это превращается в аттракцион, кто больше сфотографирует. Тут, к чести организаторов, стоит сказать, что фотографировать можно все и подходить близко тоже. Некоторые рисунки закрыты тканью, но смотритель открывает их на пару минут, когда все заходят в зал. В пресс-релизах сохранности работ уделено особое внимание, особенно это касается того срока, когда выставка была законсервирована. На три месяца графику поместили под защитные листы, в залах не зажигали экспозиционный свет, пользовались лишь аварийным освещением, во всех витринах разместили термометры, по которым контролировали температуру.
После дотошной копии надгробия, которая открывает выставку, ждешь, что кураторы придумают еще какой-то фокус, чтобы показать росписи в станцах Папского дворца или на вилле Фарнезина. Способов много — проекция, моделирование. Но сохранилось так много эскизов и подготовительных картонов, что ничего в дополнение не потребовалось. Папа Юлий II на портрете здесь как крестный отец Рафаэля-художника. Именно он выбрал молодого урбинца для оформления своих новых покоев в папском дворце. До него расписывать станцы пытались двадцать пять художников, в том числе и учитель Рафаэля Перуджино. Всех их отправили по домам.
Именно с этого момента начинается по-настоящему профессиональный путь Рафаэля. И ближе к концу выставки понимаешь, что образ воздушного гения основательно повергнут. Труд, ежедневный труд. В отличие от прошлогоднего хита — выставки Леонардо в Париже, где в залах было еще пару десятков работ учеников и эпигонов, выставку в Скудерие дель Квиринале можно назвать моно-выставкой. Почти все в залах, за исключением антиков, авторства Рафаэля. И если вспомнить, что в Риме собрали далеко не полное наследие, даже шедевры не все – «Сикстинская Мадонна», к примеру, так и осталась в Дрездене, то просто поражаешься трудолюбию и умению реализовать свой талант, не без доли везения, но все же. Напомню, из трех титанов Возрождения — Леонардо, Микеланджело и Рафаэля — только последний умер совсем молодым.
Лишь в одном зале впечатление о гение-машине разбивается. Он делит экспозицию пополам, и в нем воплощение рафаэлевской полифонии. Три работы художника («Портрет молодой девушки», «Донна Велатта», «Форнарина») и античная римская статуя. И если портреты, скорее всего, объединены одной натурщицей – это Маргерита Лутти (Форнарина), возлюбленная и муза художника, то со статуей их всех роднит жест. Рука, прикрывающая грудь, – знаменитый жест Venus Pudica (Венера Стыдливая), который можно найти и у Евы с фрески Мазаччо «Изгнание из рая», и у Венеры Боттичелли и в трех женских портретах Рафаэля. Код античности, перешедший в Возрождение, которое себя по античности меряло. В зале с женскими образами нет мадонн, хотя говорим «Рафаэль» подразумеваем в первую очередь именно их. Но кураторы таких акцентов не делают. В предпоследнем зале среди работ, которые он создает после приезда в Рим из Флоренции, непостижимая «наша» «Мадонна Альба», проданная из Эрмитажа в 1931 году банкиру-миллиардеру Эндрю Меллону и сейчас принадлежащая основанной им Национальной галерее искусства в Вашингтоне. Работа в Италии впервые с XVII века, приехала на три месяца, а застряла на полгода. Она совсем непохожа на мадонн, которых он писал во Флоренции. Как будто Рим и признание в Вечном городе дают новые силы, подтверждение того, что он гений, что ему все по плечу. Пятьсот лет спустя после его смерти, в трудный год, понятно, за что его так любили современники и так ценят сейчас. Быть гением – это не только изобретать и мучиться, но иногда и просто аккумулировать красоту и доводить ее до совершенства на холсте или стене.