«К нам идут те, кому раньше было не до искусства». Глава аукционного дома Vladey о больших амбициях русского арта
Владимир, что, на ваш взгляд, что происходит сейчас с арт-рынком, с мировым и в том числе с российским?
Если говорить об индустрии современного искусства в мире, то больше всего пострадали ярмарки и музеи. Именно они борются за зрителей, за посещаемость. Понятно, что сейчас их цели разошлись с реальной ситуацией, когда люди стремятся к безопасной дистанцированности, к приватности. Сейчас трудно делать долгосрочные прогнозы, все живем в режиме «здесь и сейчас». И в Нью-Йорке, и в Берлине, и в Москве. Но тем не менее приходят сообщения, коллекционеры, пользуясь ситуацией, приобретают дорогостоящее искусство. Американский миллиардер Кен Гриффин купил картину Баския дороже, чем за $100 млн, онлайн-ярмарка Art Basel отчиталась о многомиллионных продажах. В России сам рынок молодой, и в кризис мы наблюдаем приток новых клиентов, тех, кому раньше было не до искусства. Что касается нашего аукциона Vladey, нам самоизоляция помогла перестроиться, хотя все, что необходимо для работы в онлайн, у нас уже было. Два с половиной года мы проводим живые аукционы с возможностью делать ставки на собственной онлайн-платформе. С началом карантина мы запустили серию онлайн-торгов. Все торги в режиме «Все по 100», это нами разработанный формат аукционов, где все лоты стартуют со €100. До карантина мы проводили «Все по 100» два раза в году, по вторникам по вечерам, сейчас перенесли торги на субботу в 15:00. Работаем в еженедельном режиме. Оказалось, мы выиграли. На торги пришли покупатели, которых карантин разбросал по всему миру.
Сколько новых пользователей пришло на вашу аукционную онлайн-платформу? У вас есть такая статистика?
Да, статистика прекрасная. Но не только в ней дело. Произошло не только увеличение зарегистрированных участников в 2,5 раза, но также увеличилось количество тех, кто реально делает ставки и покупает. Среди покупателей более половины — новички, мы до карантина с ними не были знакомы. Много тех, кто вообще впервые покупает искусство. Я думаю, тут соединилось несколько факторов. Аукцион — это мощный эмоциональный заряд. Можно по субботам в 15:00 заходить к нам на сайт и получать гарантированный приток адреналина. Как сказал один мой товарищ: «Знаешь, раньше по субботам я смотрел «Формулу 1», а теперь смотрю аукционы Vladey». Так внезапно мы заняли развлекательную нишу, а там пределов интереса нет. Торги «Все по 100» — серьезная проверка художника. Это биржа по субботам, как я называю аукцион, где художники, галеристы и коллекционеры могут продать свои работы. Может быть, дороже, чем в обычной ситуации, может быть, дешевле, но все равно, это настоящие, живые деньги. Они сейчас ох как нужны художникам. А для коллекционеров это — фан, хорошее настроение, возможность купить что-то по доступной цене.
У вас прошло уже 12 аукционов, из них два благотворительных. На торгах «Спасибо врачам» было продано 75 лотов на общую сумму 9,8 млн рублей. Это рекорд?
«Спасибо врачам» и «Победа на карантине» — это все-таки особенные аукционы. Несмотря на легкий, казалось бы, формат «Все по 100», там были более серьезные работы известных авторов. Всего 12 аукционов собрали 99 400 000 рублей. Ушло 670 работ.
Почему не публикуются итоги торгов «Все по 100»? На сайте Vladey стоит — «лот продан». За сколько — не сообщается.
Это уже традиция, так повелось с первых торгов «Все по 100». Мы обязательно публикуем результаты наших основных и кураторских торгов. А «Все по 100» — это одновременно и аукцион, и шоу, по его результатам сложно определять стабильную цену художника на рынке. Результат зависит от множества факторов. И каждый аукцион не похож на предыдущий.
То есть таким образом вы защищаете художника, чтобы он не демпинговал постоянно?
Аукцион — своего рода труба, которая соединяет художников и коллекционеров. Мы думаем об интересах и одних, и других. Конечно, мы анализируем происходящее, стараемся, чтобы подборка работ от одних торгов к другим становилась все интереснее и интереснее. В погоне за интересом мы не должны забывать ни о художниках, ни о коллекционерах, работаем так, чтобы избежать необоснованных спекуляций, нелицеприятных высказываний.
У нас есть и молодые художники, есть и музейные классики. Правило для всех одно — стартовая цена €100. У нас не существует резервной цены. Работа может уйти за €200-300. Бывает обидно за художника, работа же должна стоить дороже, но в то же время радостно за покупателя: человек высмотрел, высидел и получил свое. И никто ему не скажет: «Ну тут резервная цена не достигнута, не отдадим». Мы сразу предупреждаем художников и коллекционеров: «У нас 100 значит 100, 200 значит 200. Участвуйте, пробуйте. Все открыто, никаких скрытых резервов не существует».
Как вы успеваете пополнять свои запасы, раз в неделю отбирать минимум по 50 лотов?
Наши источники не только студии художников. С нами сотрудничают галереи, дилеры, коллекционеры. Это зависит от того, где ты что-то нашел, с кем договорился, какого типа работа. Мы с удовольствием торговали бы и Кабаковым за €600 000. Но пока не нашли такого человека, кто согласится при отсутствии резерва выставить Кабакова на торги «Все по 100». Кто-то не хочет светить работы. Кто-то не хочет, чтобы знали, что он вообще что-то продает. И галереи разные, и коллекционеры, и художники.
C 2013 года, с момента основания аукциона, на торгах выставлялись работы более 350 художников. У нас есть из чего выбирать, и мы всегда открыты новым предложениям. Мы внимательно следим за тем, что происходит в художественной среде, просматриваем материал, приглашаем молодых, пока неизвестных художников. На весенних торгах у нас 45 новых имен. Мне часто задают вопрос: «Как пробиться художнику, стать знаменитым, построить карьеру?» Ответ всегда один и тот же: «Классные работы. Если у тебя будут классные работы, тебя найдут. Я найду или кто-то из моих коллег, не сомневайтесь». Никто не отказывается от отличного художника и великолепного искусства. Мне всегда приятно, что некоторых художников после торгов «Все по 100» приглашают галеристы, начинают выставлять их и продавать. Это ситуация win-win.
В условиях самоизоляции вам достаточно, например, качественного PDF работы?
Нет, нам надо пощупать, своими глазами увидеть. Работа в момент торгов должна быть у нас. Иначе может случиться, что автор к тому моменту, когда кто-то купил на аукционе, ее уже продал накануне. У нас есть отдел логистики, который хорошо справляется с доставкой и отправкой работ.
Сколько во Vladey сейчас сотрудников? Расширился ли штат аукциона за время карантина?
Сейчас у нас в команде двадцать человек. Не все выдерживают наш темп, за время карантина уволились трое. Хотя за это время нам удалось повысить уровень зарплаты, и это здорово. На благотворительном аукционе «Спасибо врачам» разыгрывался лот Бориса Акунина, его персональное хокку. И коллекционер, купивший лот, сказал: «Вы тоже герои, пусть Акунин посвятит хокку аукциону Vladey». Так и получилось, теперь хокку на почетном месте, это награда всем нам.
А в ближайшую субботу у вас пройдут весенние, основные торги?
Да, это основные торги сезона, по ним будут сверять свои прогнозы и запасники специалисты искусства. Это торги бескомпромиссные, с серьезными стартовыми ценами, с работами crème de la crème музейного уровня.
«Все по 100» — прежде всего шоу. А здесь как устроено развлечение? Правильно ли я понимаю, что элемент игры, шоу сейчас стал особенно важным в искусстве?
Аукцион современного искусства — это коктейль, где важна и подача, шоу, и материал. Важно быть уверенным в себе, в том, что ты предоставляешь. В искусстве многое завязано на шоу. Есть отдельный жанр «а поговорить?». Посмотрели выставку, а дальше: «Что ты думаешь? А как ты оцениваешь? А что тебе понравилось?» Так во всем мире. Например, на Art Basel c утра все коллекционеры смотрят ярмарку. Потом за обедом или на ужине встречаются: «Что ты видел? А это что за художник? А у этого галериста был, цены видел? Что сам купил? А куратор как думает?» И в сумме этих разговоров, как на Олимпиаде за один забег, определяется и спрос, и цена на того или иного автора. Заменить такие разговоры невозможно. После аукционов мы устраиваем с командой «зумы» с шампанским. С коллекционерами обсуждаем в формате тет-а-тет. Иногда тоже с шампанским.
Покупают ли сейчас дорогое искусство? На торгах мировых аукционных домов пока лоты с ценами, далекими от мировых рекордов.
Наши основные торги покажут, что сейчас происходит с российским арт-рынком. За три месяца мы продали на торгах произведений на 99 млн рублей. Это серьезная сумма для нашего рынка современного российского искусства. Его объем около 1 млрд рублей в год. (По данным аналитического агентства InArt, в 2019 году объем российского рынка современного искусства составил €23 млн, из них — аукционные продажи €8,02 млн. — Forbes Life). Можно сосчитать. Примерно 10%. Плюс минус так. Not bad.
Как выглядит теперь предаукционная выставка?
Выставка работает по расписанию, по предварительной записи. Нужно выбрать день и час и в одиночестве, ходить, рассматривать шедевры. У нас есть хэштег #искусствобезопасно. На сайте размещен виртуальный тур по выставке, и он заменяет живое посещение. Рекомендую посмотреть. Сейчас технологии могут многое.
Лондонские дома только в конце месяца проведут многомиллионные торги в формате живого аукциона без зрителей. А я перед камерой уже несколько месяцев. «Все по 100» один известный аукционный дом провел в начале года, мы же это внедрили пять лет назад.
В будущем выиграет тот, кто найдет правильную комбинацию между офлайн и онлайн. В любом случае наши торги «Vladey на карантине» уже вошли в историю. Мы переживаем сейчас уникальное время. Думаю, что те, кто приобретают сейчас какие-то работы, любые, дорогие, дешевые, не важно, покупают знаки времени. Это произведения искусства с дополнительной ценностью, они хранят наши воспоминания и эмоции. Так что все, что куплено в 2020 году, имеет особую ценность. Исторический провенанс.