«Закроется огромное количество проектов»: как частное образование пережило карантин и что будет дальше
Главный редактор Forbes Life Юлия Варшавская и руководитель проекта Forbes Education Юлия Черепанова пригласили экспертов из сферы частного образования, чтобы обсудить сколько денег и сил им стоил переход в онлайн, насколько учителя и ученики справлялись с дистанционным обучением и что нас всех ждет в следующем году.
Участники дискуссии:
Владимир Долгий-Рапопорт — основатель футбольной академии TagSport
Сергей Кузнецов — основатель международного образовательного проекта «Марабу» и школы Le Sallay
Каковы итоги карантина для образования? Удалось ли перевести обучение в онлайн — и насколько успешно?
Юлия Черепанова: Я думаю, главный вывод — онлайн онлайну рознь. Все школы переходили в онлайн очень по-разному. То же самое относится к курсам дополнительного образования. Если говорить об общеобразовательных школах, наверное, было две крайние позиции. Первая позиция — более типична для частных школ и для ведущих государственных школ, когда большую часть предметов все-таки удалось перевести в формат живых уроков через конференции. А еще какую-то часть — компенсировать за счет самостоятельной работы. Причем эта самостоятельная работа контролировалось и направлялась школой. А на другом конце этого спектра был крайне негативный опыт школ, которые просто самоустранялись, и весь онлайн свелся к отправке домашней работы на e-mail преподавателю по определенному графику. Это, конечно, вряд ли можно считать успешным переходом в онлайн.
Если бы карантин продолжился до конца года, какое количество детей и учащихся оказались бы оторваны от системы образования? Есть статистика о том, что многие дети, в том числе, в регионах, оказались вообще отрезаны от возможности учиться из-за технической отсталости.
Юлия Черепанова: Я думаю, если бы ситуация продлилась на ближайшее полугодие, нужно было бы принимать какие-то дополнительные меры, потому что, если говорить о регионах, не у всех есть доступ в интернет. Не у всех есть девайсы, с которых можно выходить в интернет и делать задание или общаться с преподавателем. На самом деле, здесь интересен опыт Украины, где уроки транслировались по центральному телевидению. Это могло бы отчасти решить проблему. У нас такого не было, но у нас и карантин был только два месяца. Я думаю, что это могло бы стать проблемой для тех детей, которые только начинают обучение в следующем году. И для младшей школы, потому что младших школьников было намного сложнее полноценно перевести в онлайн: им нужно двигаться, им нужно какие-то активности проводить, это очень сложно реализовать онлайн. Старшим детям все это, конечно, легче дается. Так же по разговору с преподавателями стало понятно, что организовать качественный онлайн-урок во многом намного сложнее, чем офлайн, потому что, с одной стороны, они ограничены в инструментах, с другой стороны, чтобы поддерживать вовлеченность детей, нужно намного чаще переключать виды деятельности. Поэтому хорошие школы и сильные преподаватели с этой задачей бы справились на ближайшие полгода, но, в основном, по стране, было бы все не очень хорошо. Кроме того, многие родители сейчас поняли, какой хаос происходит на уроках, потому что они стали невольными свидетелями, как дисциплина просто рассыпалась, когда учитель что-то говорит в камеру, а дети занимаются своими делами. Но я не думаю, что проблема в онлайне — проблема вообще во взаимоотношениях преподавателей с детьми и с тем, как выстроен процесс обучения в школе.
Кирилл, сколько для частной школы стоит перейти хотя бы на несколько месяцев из офлайна в онлайн?
Кирилл Медведев: Мы так вопрос не ставили, мы сделали все для того, чтобы миновали сложности, но, конечно, что-то сэкономлено, а что-то — недополучено. И там, и там речь идет про миллионы рублей. И эти миллионы рублей — они должны так учитываться, чтобы организация не растворилась в один момент. Для частной школы это большое испытание, но мы не типичный пример, потому что наша модель — некоммерческая, а благотворительная с поддержкой Фонда «Дар» (учредитель Фонда «Дар» и «Новой школы» — частный инвестор Никита Мишин, №120 в рейтинге богатейших бизнесменов России 2020 — прим. Forbes Life). У нас стоимость обучения существенно дешевле для родителей, чем ее себестоимость. Половина учеников вообще на стипендии.
И для нас онлайн — это сложная работа, но мы с ней справимся. Для школ, у которых только родительские деньги, это был действительно существенный момент. Потому что доходы падают, а расходы нет. Потому что основной расход любой школы — это затраты на сотрудников, а сотрудники этот момент приходят и говорят: «А нам работать приходится сейчас больше. Мы больше работаем, в худших условиях, нервничаем. Надо решать эту проблему». То есть правильную цену определить сложно, но в любом случае колебания цифры, которые мы потеряли, гуляет в миллионах рублей. В том числе, мы теряем родителей, у которых, например, закончились доходы. И этот вопрос встал для школ очень остро: что делать, если родитель не может платить в этот момент? Это задачка будь здоров и с точки зрения социальной справедливости, и с точки зрения просто выживания.
Я читала ваше интервью от начала апреля, вы звучали довольно оптимистично. Насколько ваше настроение изменилось за последние два месяца?
Кирилл Медведев: Оптимизма не убавилось,но мы все устали все, это факт. Наш оптимист теперь немного усталый. Но я хочу сказать, что в целом ожидал бОльшие потери по всем фронтам, бОльшие сложности. Если вернуться к вашему предыдущему вопросу про стоимость перемен, мы в некотором смысле были лучше подготовлены. Одномоментно выяснилось, что оснащенность всеми техническими средствами школы очень высокая и не требует радикальных докупок. Были расходы на Zoom, который не успел обработать наш запрос от образовательной организации за все эти два с половиной месяца, и поэтому мы просто купили платные аккаунты. За какие-то другие сервисы мы тоже платили, но это суммы в общем бюджете не радикальные. Вот когда этих сумм нет, была бы беда. И если бы у детей и родителей дома не было технических средств, онлайн стал бы очень дорогим проектом для нас.
«Все, что можно было себе в анекдотах помыслить, случилось за это время»
Часть наших коллег прошли через такой очень личный и профессиональный кризис, потому что и напряжение, и высокая планка, и ожидания. В общем, у нас масса впечатлений, мы проводили такие вечера, где все делились классическими штуками про зума: кто в трусах прошел перед камерой, кто заснул во время урока, у кого соседи матерились. Все, что можно было себе в анекдотах помыслить, случилось за это время. Это невообразимо. Для кого-то действительно был большой стресс. Был такой момент, когда казалось, что может посыпаться какая-то внутренняя устойчивость коллег, но мы его прошли. И я смотрю, что есть усталость, нежелание брать какие-то дополнительные на себя проекты, но при этом нам удалось новые проекты запустить в школе. Мы на злобу дня открываем в школе заочное отделение. Мы думали про это до карантина, а он заставил нас думать еще интенсивнее, потому что государство по факту поставило огромный научный эксперимент на всех нас.
Сергей, расскажите, что происходило во Франции во время карантина?
Сергей Кузнецов: Во Франции происходило примерно то же самое, что в России: школы перешли на плохо организованный онлайн. Французские родители наблюдали за попытками вести занятия в классе, где много детей — по меркам онлайна — больше 6-7 человек. Соответственно, дети часто выключали камеры, играли в Minecraft и занимались чем-то более интересным, чем урок. У учителей ушло много времени, чтобы научиться делать элементарные вещи, выключать микрофон тем, кто должны помолчать, включать тому, что должен отвечать и так далее. Так что, в этом смысле, Франция ничем не отличалась от России, Америки, Швейцарии и Австрии и других стран.
Мы создаем школу смешанного типа, в ней сочетаются онлайн-занятия с очными сессиями. И поэтому очень многие родители стали нам рассказывать о своем негативном опыте, который они пережили. И мне кажется, важно отметить, что часть негативного опыта была связана не с онлайном, как таковым, а с тем, что родители неожиданно увидели, что происходит в их школах, чему и как там учат детей. Страх учителя, что родитель заглянет ему в глаза, сбылся. Я вижу две разные тенденции сейчас, одна из них отрицает онлайн полностью, но это не так часто. Гораздо чаще я вижу ситуации, когда родители говорят — мы считали, что у нас все хорошо со школой, а оказалось, что нет. Мы готовы искать любые другие варианты — онлайн-школу, переход в другую школу. И это более важно для наступившего кризиса системы образования во всем мире.
Володя, вы попытались сделать невозможное — перевести в онлайн спорт, более того, футбол, который казалось бы в зуме существовать не может. Расскажи, насколько реально проводить спортивные занятия онлайн, или вы это пережили с трудом и хотите скорее вернуться назад, на поле?
Владимир Долгий-Рапопорт: Мы про онлайн не думали совсем, этот вариант даже не звучал в самых сумасшедших идеях по развитию футбольной школы. Понятное дело, что футбол для этого плохо подходит, это командная игра. Но если мы говорим про индивидуальные виды спорта, то встает вопрос инфраструктуры. Теннисом или пинг-понгом, единоборствами, гимнастикой можно заниматься онлайн. В случае со спортом не очень понятно, что дает онлайн из того, чего не было в оффлайне. А во-вторых, дети очень сильно устают, потому что спортивные секции позволяли детям общаться, трогать друг друга, дружить, ссориться — все, что в онлайн не переносится совсем, либо переносится очень плохо.
Сергей, вижу, вы что вы хотите прокомментировать.
Сергей Кузнецов: Многое, не столько спорт, сколько физкультура, существует онлайн, огромное количество тренировок, записанных на видео, существующих как приложения для телефона. Я знаю многих людей, которые, уехав из России, продолжают заниматься йогой со своим инструктором, но по скайпу. Ровно потому что это их инструктор: он их знает, они ему доверяют и им проще смириться с некоторыми неудобствами того, что ты это делаешь перед камерой. Но есть несколько проблем, связанных с онлайн-обучением. Эмоциональное содержание онлайн-обучения беднее, чем при живом общении. Даже если бы мы с вами сидели за столом, нам было бы приятнее. Есть два решения этой проблемы. Первое — это то, что мы делаем у себя в школе, когда мы не делаем онлайн-школу. Раз в два месяца собираем вместе всех детей и преподавателей, чтобы они могли «прокачать» эту эмоциональную компоненту. Становится видно, что два месяца — такой период, который дети выдерживают. Вот сейчас из-за карантина он у нас длился не два месяца, а три. И видно, как детям трудно уже на третий месяц, как у них падает желание учиться. Второе решение — это онлайн-лагеря, онлайн-сессии, которые дают детям возможность пообщаться друг с другом, зарядиться эмоционально.
Мы уже несколько лет говорим про кризис в образовании. Что образование должно становиться более прогрессивным, более технологичным. Юля, как ты считаешь, карантин, онлайн — как текущая ситуация повлияет на перемены в образовании в целом? Будет ли это способствовать технологичности?
Юлия Черепанова: Проблема не в технологичности, а в методике, в подходе, который практикуют в школах — если мы говорим про школы в общем, про среднестатистическую школу по стране. В чем главная проблема образования? В том, что оно в России очень индивидуалистично, во-первых. У нас каждый делает домашнее задание, потом выходит к доске и отвечает. Сейчас одной из самых прогрессивных школ мира считается финская школа. В финской школе много нововведений — это и междисциплинарный подход, когда дети изучают не отдельные предметы, а какую-то концепцию с точки зрения разных предметов. Это и совместная работа, проектная работа. Общение, необходимое детям, происходит не только на перемене. Какие навыки им нужны будут в жизни? Нужно будет совместно с другими людьми уметь решать общие задачи. Мы не в индивидуалистичном мире живем, а в обществе. И вот как к жизни в обществе школа не готовит. В Москве и не только появилось много частных школ, которые меняют подход и учат детей проектной деятельности, взаимодействию. На этом строится весь урок. Есть такой подход «перевернутого класса», когда дети сначала учат теорию, а потом ее обсуждают и применяют на уроке, такой формат как раз хорошо бы заходил в онлайне. Проблема в том, на мой взгляд, что российские учителя не знают методику, не умеют ее применять. Единственное, что сейчас дал нам карантинный период — понимание у некоторых родителей того, что что-то идет не так.
Кирилл Медведев: Если говорить реалистично, для России, где количество школ и учителей очень большое, эластичность изменений почувствовать будет сложно. Бог с ним, с онлайном. Давайте забудем страшное слово. Вопрос о том, как учить, какая методика? Те, кто этот вопрос ставили для себя, сейчас получили бесплатно большую прокачку своих организаций. И собрали огромный массив данных, который никто бы в «мирное время» не предложил. Они будут технологически развиваться, интегрироваться с сервисами. Наша система за два месяца сделала рывок, который за год мы не делали.
Сергей Кузнецов: Говоря про Россию и даже про весь мир, не будем обманывать себя. Мы всегда должны понимать, что у нас есть некий процент школ, которые пробуют новое, которые что-то развивают. Они иногда частные, иногда они государственные. При этом огромное количество школ, разбросанных по стране и по миру и неважно, это Франция, Россия или Соединенные Штаты, у которых другой уровень проблем — начиная от отсутствия финансирования и завершая тем, что люди, которые там работают, часто не знают, зачем они это делают, чему они хотят научить детей и зачем этому хотят научить. Да, есть такая работа — учить детей. Надо научить ребенка географии. Зачем? Не в смысле, что не надо учить географию. Надо учить географию! Но надо понимать, зачем. Школ, у которых это понимание есть, никогда не будет много. Мы понимаем, что современная массовая школа наследуют идеи, которые были в конце XIX — начале XX века, тогда они были новаторскими. Но если мы смотрим на эту огромную массу школ по всему миру, то мы видим, что идет медленный процесс развития осмысленности и новых подходов к ученикам.
Володя, в отличие от общеобразовательных школ, куда дети обязаны были ходить, дополнительное образование в эти тяжелые и экономически, и психологически, и эмоционально месяцы боролось за своего клиента. И вы придумывали в академии TagSport разные активности, которые напрямую с футболом не связаны. Как ты считаешь, на дополнительное образование повлияет карантин и онлайн? Будут ли проекты более креативными? И видишь ли ты уже примеры того, как кружки пытаются превзойти самих себя, чтобы завоевать нового клиента или удержать старого?
Владимир Долгий-Рапопорт: Я считаю, что с карантином нам всем сильно повезло. Мы, тренеры, привыкли, что дети приходят и уходят. Дети пришли, прошла тренировка, дети ушли. И во время тренировки, если ты хорошо тренируешь или хорошо преподаешь, дети, как тебе кажется, включены. А онлайн в этом смысле как раз очень хорошо вскрывает невовлеченность, потому что, если у ребенка выключена камера, то он точно не включен. Он вообще ушел в другую комнату или уже в другой город уехал, пока ты там разговаривал. Или просто сидит и на бумажке что-то записывает. Но он точно с тобой не в зрительном контакте. И вдруг обнаружилось — то, что мы делали и привыкли делать, оно совсем не так классно работает, как мы привыкли считать. И мы стали придумывать разные игры, чтобы вовлечь и взаимодействовать с детьми. Карантин нам всем позволил задуматься, а зачем и что мы делаем? И даже дал время для этого. И нам всем очень повезло с тем, что карантин к нам пришел в марте, а не, например, в сентябре.
За дополнительное образование платят родители, которые в ситуации карантина много раз подумают, за что стоит платить, а за что — нет. Как в этом смысле произошла перестройка рынка?
Владимир Долгий-Рапопорт: У большинства секций и у нас, в том числе, сразу исчезла строка расходов на аренду, потому что у нас нет собственных пространств и помещений. В этом смысле нам повезло. С другой стороны, фонд оплаты труда никуда не делся. А многие родители, действительно, оказались в ситуации, когда они просто не могут платить за то, за что в целом не обязательно платить. Есть еда, которую нужно купить. Есть курсы ЕГЭ, которые нужно посещать, потому что сейчас будет ЕГЭ. Многие стали экономить на всем, на чем можно. Поэтому большинство кружков и секций ушло на бесплатный режим. Нам такую возможность предоставил партнер Nike, который нас поддержал. Я не слышал об успешных платных кейсах. Экспериментов было много. Большинство перешло на бесплатное обучение с предложением родителям перечислять ту сумму, которую они считают справедливой. Мы тоже так делали. И у нас платило примерно 30% людей, которые ходили к нам на тренировки. Я видел истории, где продавались путевки в физические лагеря, в будущее. Для меня это выглядит как чистой воды МММ. Потому что люди брали деньги, чтобы расходовать их сейчас, при том, что потом придется все равно детей куда-то отвозить.
Сергей Кузнецов: Мы делали наш онлайн-лагерь платным. Причем он был довольно дорогим — около €1000 за неделю. Когда мы его объявили, мы думали, что в основном туда пойдут люди, которые либо ездили к нам в наши реальные лагеря, либо заплатили за летний лагерь, который отменяется. И таким образом конвертирует одни деньги в другие. Но к нашему огромному удивлению, из детей, которые туда пришли (а у нас был маленький лагерь на 8 человек) двое были из тех, кто ездит к нам раньше, а пятеро были новые. Другое дело, что они все были не из России. И это тоже важная вещь, которую нужно не забывать. Большое преимущество работы онлайн для секций и для всего дополнительного образования заключается в том, что открывается новый рынок. Да, ты уменьшаешь свои риски, потому хотя что кризис может быть всемирным, обычно он больше ударяет по некоторым странам, а по некоторым меньше.
«Если можно голосовать за поправки, то можно и голы забивать»
Как потребитель образования я для себя поняла, что в карантине буду платить только за то, что по-настоящему имеет ценность. На мой взгляд, вся история с онлайном, с одной стороны, покажет, кто из преподавателей готов переходить на новые форматы, а с другой стороны, покажет, какие вообще образовательные проекты того стоят. Что вы думаете по этому поводу?
Юлия Черепанова: Если мы говорим о дополнительном образовании, в нем есть приоритетные истории, например, школы иностранного языка. Часто людям для карьеры нужен иностранный язык, если мы посмотрим на то, что происходило в школах дополнительного образования, которые учат взрослых и детей иностранному языку, то сначала случилось большое падение, потому что люди не хотели идти в онлайн, они не хотели платить столько же, сколько платят за оффлайн, а для школы затраты не снизились от того, что они перешли из оффлайна в онлайн. Аренда все равно осталась, преподавателям нужно платить зарплаты. У школ возникла серьезная проблема с группами, потому что основная выручка у курсов дополнительного образования не от индивидуальных занятий, а от групповых, когда половина группы отказывается переходить в онлайн, вторая половина становится нерентабельной. Потом, когда стало ясно, что карантин не закончится завтра, не закончится послезавтра, люди начали возвращаться, сейчас уже опять группы укомплектованы, процесс обучения идет. А детские истории, вроде летних лагерей или дополнительных занятий, которые родители не воспринимают как принципиально важные для будущего детей, конечно, сильно пострадали.
Кирилл, мы постоянно говорим о том, что в России есть проблемы с педагогическим образованием, что многие педагоги до сих пор очень «олдскульные», старой закалки. Как вы считаете, переход в онлайн повлияет на них?
Кирилл Медведев: Педагоги говорят грустное, особенно про неготовность работать с новыми технологиями, технологическую неподготовленность. Мы — молодая школа, у нас была определенная установка, мы собрали методический совет, когда ситуация с вирусом начала обостряться, когда Европа и другие страны начали предпринимать решительные меры, надо было понимать, что и до нас дойдет, надо реагировать. Но наличие техники — одна сторона вопроса, а наличие компетенций — другая. По счастью, на каждой кафедре у нас были люди, которые так или иначе имели отношение к онлайну в своей профессиональной жизни. Это радикально предопределило развитие сюжета. Их было не так много, но на всю школу достаточно, чтобы быть лидерами развития в своих командах, кафедрах и быть наставниками для других, потому что, конечно, на глазах происходила технологическая ломка — Google Class, Zoom, куда зайти, ссылка почему не открывается, где микрофон. Но я бы не сказал, что ситуация в целом по стране однозначно плохая, просто страна большая, с разными экономическими условиями. Мы получили большую цифровую прививку, как с манту — всем делали, у кого-то заметная реакция, у кого-то нет.
По вашим ощущениям, насколько упал уровень обучения? Если бы все было как обычно, насколько выше были бы оценки, качество усвоенной информации?
Кирилл Медведев: Мы наблюдали общемировой анекдот: «А так можно было?» Весь мир, много миллиардов человек, однажды решили, что существующие установки и программы стали обязательным — невозможно отменить, нельзя перенести на следующий год. И эти же люди в этом году сказали: «Да ничего страшного, мы эту программу отменим, а в сентябре быстро догоним три месяца, которые пропустили». Мне кажется, это невероятно интересная мысль для всех. То, что происходило в образовании, оно было того уровня, как надо? Оно упало, или просто остановилось, или осталось таким, как было ? Я не решусь ответить на этот вопрос. С точки зрения оценок, мы заметили, что динамика средних баллов у середняковой группы скорее отрицательная, пошло ухудшение, накапливались долги. Но есть и разные любопытные исключения в нашем общем распределении — дети, которые до этого страдали, вдруг пошли в гору, они решили свои проблемы в онлайне, когда у них ушла проблема дисциплины, общения, коммуникации в классе, и это интересный феномен. А для кого-то оказалось просто очень тяжело — мгновенно стать самостоятельным человеком, который сам себя управляет. Поэтому ситуация с оценками совсем не очевидная.
Владимир Долгий-Рапопорт: У нас дети приходили на тренировку, там общались под присмотром тренера, все конфликты заканчивались, не начавшись. А в дистанционном режиме выяснилось, что им есть о чем поговорить, есть о чем поспорить. Одни начали ссориться и научились решать эти конфликты самостоятельно в группе, это нас абсолютно поразило, когда девяти-десятилетние дети успевают за десять минут в чате просто пережить такой поток эмоций, а ты просто от чата отошел. Вернулся — а там уже все само случилось — дети успели поссориться, успели разобраться, кто прав, кто виноват, понять, что с этим делать, и уже вышли новыми людьми.
Как же тренеры перестраивались? Они никогда онлайн не тренировали.
Владимир Долгий-Рапопорт: В мире никто никогда никого не тренировал онлайн. У всех появилась возможность подумать о том, что и зачем мы делали. Тренеры неожиданно понимают, что им нужно научиться не только показывать, как ногой по мячу бить, но еще и научиться делать так, чтобы это было видно, чтобы был правильный ракурс, право-лево путается, потому что какие-то приложения «зеркалят» изображение.
Я бы хотела уже подвести некоторый итог и задать вам последний вопрос. Какое у вас видение следующего учебного года? Что нас ждет с сентября?
Юлия Черепанова: Я думаю, что, во-первых, у школ возникнут сложности с организацией процесса питания, перемещения детей, разных звонков, потому что Роспотребнадзор выписал инструкцию, как это должно происходить. Не думаю, что будет опять карантин с полным уходом в онлайн, по крайней мере, не хотелось бы. Что касается в целом онлайн-обучения, мне кажется, что сейчас от него подустали, и в дополнительном образовании все-таки будет больше динамика на оффлайн-обучение. Но будет и общий спад, потому что у людей в целом стало сильно хуже с финансами, многие откажутся от дополнительных курсов в пользу просто экономии.
Кирилл Медведев: Нам будет сложно работать в следующем году, поскольку мир будет перестраиваться на послекоронавирусное мышление, придется все время на техническом, организационном уровне быть готовым к тому, что что-то происходит. Многие увидели с другой стороны себя, соседей, возможности, детей по-другому раскрыли, поэтому мне кажется, появился такой задел, на котором еще много лет будут работать — как у ученых, которые открывают когда что-нибудь новое, целую тему на будущее вскрывают.
А как вы оцениваете требования Роспотребнадзора?
Кирилл Медведев: Часть моих коллег пытаются сразу все читать и сразу реагировать на все сообщения — мэр выступил, Президент выступил, новый приказ. Я все время, весь этот карантин пытался всем простую мысль донести: не надо сразу читать, особенно перед завтраком, на ночь, не нужно это решать немедленно. Надо спокойно подумать, потому что реагировать на все это очень болезненно и тяжело для психики неподготовленного, нетренированного человека. Сейчас, на мой взгляд, требования Роспотребнадзора — первичная версия, приблизительная, ее будут додумывать, проверять, насколько это реалистично.
Сергей, какой у вас прогноз?
Сергей Кузнецов: Мне трудно давать прогноз про Россию и русские школы, потому что я в ней все-таки не живу, но я думаю, что ограничения — как рассаживать детей, какую выдерживать между ними дистанцию — все это к началу учебного года придет в разумное состояние, которое позволит нормально заниматься. Я вижу, во всяком случае, на примере Франции, что изначальные требования выдерживать социальную дистанцию в школе довольно быстро исчезли, стало ясно, что нет возможности с детьми этого добиться — надо либо закрыть школу, либо признать то, что на перемене они будут общаться не на социальной дистанции, а на реальной. Мы действительно смотрим с оптимизмом в будущее ровно потому, что запрос на новые виды образования как рос, так и будет дальше расти.
Володя, как забить гол, соблюдая социальную дистанцию? Когда вы планируете открыться, и какое будущее нас ждет в следующем году?
Владимир Долгий-Рапопорт: Мы очень надеемся, что мы откроемся с конца июня. Если можно голосовать за поправки, то можно и голы забивать. Мне кажется, что мы очень быстро научимся относиться к происходящему вокруг гораздо легче. То есть, мы действительно все были в панике, когда заболевших было сильно меньше, чем сейчас, когда все расслабленно вышли на улицы. Другой вопрос, что очень сильно изменится рынок, закроется огромное количество проектов и появится очень большое количество проектов, которые научатся сочетать онлайн, оффлайн так, чтобы это было комфортно. Но футбол мы, пожалуй, оставим в оффлайн-формате.