Колокола на пули: как новый фильм Терренса Малика учит принятию смерти
Австрия, 1939 год. Франц (Аугуст Диль) и Франциска (Валери Пахнер) живут в райском уголке под названием Радегунд. Извилистая сельская местность в горах, небольшое население, простые бытовые заботы, повторяющиеся изо дня в день. Руки, пшеница, белье, коровы. Скоро нацистский режим доберется до глубинки и Франц не станет отвечать на приветствие «Хайль Гитлер», поползут слухи, затем Франца призовут служить, но он откажется и попадет за решетку ждать часа своей казни.
Анализировать этот фильм не преступно и не вероломно, просто немного бессмысленно. Поэтому хочется уйти в иносказания: стихи, ассоциации, живопись. Можно указать пальцем на картины австрийского художника Оскара Малли и, в свою очередь, увидеть в них маликовскую «Тайную жизнь». Или можно просто тихо любить это кино и никогда, как и главный герой, не отрекаться от своей веры. Фильмы Малика — практически религия, кино-катехизисы (краткое изложение христианского вероучения в форме вопросов и ответов. — Forbes Life), совершенная форма современного религиозного сознания в искусстве. И в этом, конечно, нет никакого парадокса. Божественное в его кино не воплощается физически, разве что только штрихами: это может быть святой отец, краешек церкви, обращение к Богу, крест в самом углу комнаты. Но пребывание божественного всегда неизменно в кадре, его транслируют все операторы Малика. По-настоящему сакральной «Тайную жизнь», как и другие фильмы режиссера, делает именно перманентное духовное присутствие, «Тайная жизнь» и есть его обитель.
«Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа».
Евангелие от Иоанна 3, стих 8.
Дети утопают по щиколотку в свежей земле, небольшая гусеница ползет по письму, солнце заливает букет цветов на подоконнике. Франц и Франциска обнимаются на фоне гор. Физический мир, как будто бы не поддается рациональному осмыслению. Кадр за кадром зритель видит руки. Они —постоянный второстепенный герой Малика. Завязанные за спиной руки отправленных на смертную казнь в деревянном проеме грузовика, руки жены, узнавшей о скорой казни мужа, которые рвут землю, руки, красивые руки влюбленных, которые держатся в безмятежном свете. Малику едва хватает трехчасовой формы, чтобы успеть поделиться всеми драгоценными кадрами через свой сверхсложный монтаж, и каждый раз образ оказывается схвачен очень точно: Земля и Бетховен, слезы и Бах.
Эффект «Тайной жизни» как от случайного посещения какого-нибудь небольшого собора, где так же случайно зазвучал орган или запели «Аве Мария». Про «Тайную жизнь» шутить становится даже как-то малодушно. Тех, кому не близко, — а их понять можно — фильм застает врасплох, и шутка станет прежде всего попыткой защиты. Каннский кинофестиваль предпочел социально-экзотических «Паразитов», а фильму Малика там достался приз экуменического жюри. «Оскар» в сторону «Тайной жизни» даже не посмотрел, выделив громоздкую реконструкцию «1917». Но Малику, как и всем великим режиссерам, призы безразличны: на фестивали он почти не ездит, в Канны приехал по-партизански (его заметили в кинозале, но на красную дорожку и пресс-конференцию своего фильма не пришел). И в этом маликовском аскетизме, человеческой кротости кроется настоящее. Мировой кинематограф в XXI веке не знает режиссера, который бы снял пять более или менее гениальных картин подряд всего за 8 лет.
Главная особенность поэтической формы в фильмах Малика — масштабное раскрывается через личное. Если другое важнейшее авторское переосмысление главной трагедии двадцатого века — «Произведение без автора» Флориана Хенкеля фон Доннерсмарка, фильм о художнике, которого съедает нацистский режим, то «Тайная жизнь» — фильм о земном человеке, фермере. Его руки в земле, его глаза только в небе. Он — человек, который не стал предавать землю, которую возделывает, и ведет свою тихую, мирную, скрытую (название можно перевести по-разному) жизнь. Он хотел ее вести. Но духовный мир (природа, облака, дети) был подменен материальным (слепой долг, обязанности, присяга). Бог не доглядел за людьми.
«Тайная жизнь» — кино о принятии смерти, антипод «Древа жизни», хотя их идеи очень схожи. В «Древе» убийственный по силе эффект заключался в в том, что это кино про жизнь, в которой хочется существовать (прекрасная семья купается в лучах солнца), если бы не страшный нюанс (смерть своего ребенка). «Тайная жизнь» же фильм о сказочном, удивительном месте, проклятом режимом Гитлера. И именно поэтому в нем страшно себя представить, с ним страшно себя ассоциировать. Огромный австрийский луг сужается с каждым кадром, приводит к уголку неба и травы во дворе тюрьмы, в суд, затем в комнату для свиданий, замыкаясь наконец на угольно-черной комнате, где едва дребезжит тревожная лампочка. Дальше — только казнь. Приговоренный к смерти не бежит, но дух вечно будет жить, где захочет. И об этом, пожалуй, в последние 10 лет снимает Терренс Малик.