«Матиас и Максим»: как новый фильм Ксавье Долана характеризует целое поколение
Дружеская компания, где всем, как и самому Долану, по тридцать лет, собирается в загородном доме на озере. Среди них и главные герои — друзья детства примерный семьянин Матиас (дебютант в полнометражном кино Габриэль Д’Альмейда Фрейтас) и татуированный бунтарь Максим (собственно Долан). Единственный минус этого праздника — младшая сестра одного из приятелей, которой по заданию срочно нужно снять короткометражку. В ее небольшом фильме нет особого сюжета, но зато целуются две женщины. Заменить их неожиданно попросят Матиаса с Максимом. Второй подозрительно быстро согласится, а первого заставят в результате проигранного спора. Постановочный поцелуй, а затем ночь в одной кровати (без каких-либо объятий) заставят героев пересмотреть свое отношение друг к другу и к жизни. В отличие от его прошлого громоздкого киноромана «Смерть и Жизнь Джона Ф. Донована» с Китом Харрингтоном и Натали Портман новая картина оказывается едва ли не самой тихой и нежной в фильмографии Долана.
Канадскому режиссеру, сценаристу и актеру Ксавье Долану всего 30 лет, а за его спиной целых четыре приза Каннского кинофестиваля разного уровня. Начал он в 19 со снятого за три копейки автобиографического парафраза «Четырехсот ударов» Франсуа Трюффо — «Я убил свою маму», где никто, конечно же, с родственниками не расправлялся, разве что на словах. В середине пути, например, были и игра с любовным треугольником в «Воображаемой любви», и трехчасовая драма трансгендерной женщины «И все же Лорнас», и «Мамочка» — своеобразный опус-магнум, важнейшее для него кино. К 29 годам режиссер успел выпустить и англоязычный дебют с мощными голливудскими артистами — «Смерть и жизнь Джона Ф. Донована». И на сегодня Долан довольно четко обозначил свои основные темы и приемы. Зачастую в его кадре сентиментальная история страдающего от дискоммуникации в семье (и конкретно от проблем с матерью) молодого гея, умело поданная как художественно выверенный и полный музыки спектакль. Но вместе с оформлением собственного киноязыка, которое окончательно произошло как раз в «Доноване», пришел и кризис — как творческий, так и возрастной.
По всей видимости, преодолевая его, Долан и придумал «Матиаса и Максима», будто бы нарисованную пастелью, но именно реалистическую кинокартину, в которой процент знакомой поклонникам театральности минимизирован. За счет «живой» камеры и гиперактивного зума режиссер, кажется, по-новому придумывает ранее не тронутый им мамблкор — поджанр независимого американского кино, отличающийся упором на естественность. Играть Долан на этот раз выходит не чувственного и красивого юношу-эстета, а ухаживающего за матерью-алкоголичкой дворового парня, да еще и с огромным родимым пятном на лице. А секс под музыку, которым так кичился режиссер, хотя и мог стать реалистичным, в итоге исчезает полностью. Практически никакой интимной близости напоказ, даже роковой поцелуй Долан оставляет за кадром.
Поцелуй, к слову, выступает здесь не только точкой отсчета основного сюжета, но еще и средством борьбы с тем самым кризисом тридцатилетия. Участие в короткометражке приводит потерявшихся в жизни друзей к новому витку мыслей и чувств. Обдумывая эту на самом деле незначительную мелочь, они успевают и в детство вернуться, и переосмыслить настоящее — действительно ли Матиас влюблен в свою жену, а Максим так хочет уехать из родного Квебека в далекую Австралию, были ли они все эти годы ближе друг к другу, чем думали, и забыть об этом заставил окружающий быт.
Главное здесь не пропустить, что «Матиас и Максим» — это кино все-таки не о любви, а о дружбе, которая подчас может строиться на чувствах гораздо более сильных. И осмыслением этих чувств Долан характеризует не только себя, но и в целом современников, которые все больше пересматривают сложившееся за годы в обществе отношение к жизни, где обязательно должны быть семья, дети и регулярный секс. У так называемых миллинеалов (к ним Долан и относится) и тем более у следующего за ним поколения Z (к нему относится основная часть поклонников режиссера) среди главных ценностей — гиперсвободные и нередко асексуальные отношения, карьера (или творчество) и, конечно, постепенно вытесняющая семью дружба. Неслучайно с «Матиасом и Максимом» сюжетно перекликается и первый эпизод нового сезона отражающего дух времени проекта «Черное зеркало», и один из главных книжных хитов последних лет — вызывающий эмпатию роман Ханьи Янагихары «Маленькая жизнь».
Но и о традиционной для режиссера исповедальности, присущей и «Матиасу и Максиму», забывать не стоит. На Каннском кинофестивале этого года, где состоялась премьера ленты, некоторые критики, не принимающие режиссера, вновь говорили о самоповторах (за их количество Долана ругают последние три фильма) и теперь даже умирании гения внутри уже выросшего вундеркинда. Но, кажется, они забыли, что за эти исповедальность, сверхчувствительность и зацикленность на себе когда-то весь мир и полюбил Ксавье Долана, которому по большому счету не хочется быть кем-то принятым, развиваться так, как положено. Лишь бы выразить накопившуюся боль и поделиться важными переживаниями. А как — под трек Stand by Me под дождем или тихо рефлексируя о дружбе в небольшой кофейне — уже не так важно.