Theatre for social changes
Слово «социальный» постепенно исчезает из нашего обихода. Канули в Лету социальный (то есть государственный) заказ, все реже встречаются социальные (они же низкие) цены, привычные социальные связи заменяют виртуальные социальные сети. На этом фоне тем более удивительным кажется стремительный рост явления, которое специалисты называют «социальным театром». Чем социальный театр отличается от любого другого?
Театр изменений
Доходит до смешного. Иногда меня спрашивают, правда ли, что социальный театр — это когда актеры не получают зарплату. Разумеется, бывает и такое (и куда чаще, чем хотелось бы), но в большинстве своем социальные проекты в театре вовсе не обязательно для волонтеров и альтруистов. Отличает их, скорее, нерегулярность (к сожалению), отсутствие постоянной труппы (как правило) и участие непрофессионалов (очень желательно). За социальным театром, в котором может играть каждый, по моему глубокому убеждению, будущее, но родился он не сегодня и даже не вчера. Театр охотно вовлекал в игру всех желающих и во все времена — от Древней Греции с ее хоровыми состязаниями или Средневековья, когда миракли разыгрывались прямо на улице, до модернистской Вены, где Якоб Морено лечил проституток от душевных и физических ран посредством изобретенной им социодрамы.
Морено вообще важнейшая фигура в истории театра, хотя он (театр) об этом и не догадывается. Космополитичный демиург, энтузиаст и мечтатель, эскулап и подвижник, актер от Бога, так и не ставший театральным профессионалом, изобретатель социометрии и создатель психодрамы, он навсегда остался в истории науки, тогда как история искусства его сначала гордо презрела, а затем отвергла. Между тем и «форум-театр» Аугусто Боаля, где зритель сам выбирает финал разыгрываемой при его участии чужой истории, и плейбек Джо Фокса, где историю зрителя разыгрывают у него на глазах специально обученные перформеры, и даже вербатим, который представляет собой художественно обработанную запись документального повествования, родились из театральных опытов Морено, искренне убежденного о том, что театр в частности и искусство вообще в состоянии изменить нашу жизнь.
Собственно, на этой идее и основан социальный театр, или «театр социальных изменений», свято верящий в то, что люди могут, увидев на сцене зло или несправедливость, захотеть изменить что-то в себе или вокруг. Впрочем, иногда достаточно увидеть не что-то экстремальное, а просто другое, пусть даже рядовое, то, с чем не сталкиваешься в повседневной жизни, но что независимо от этого существует совсем рядом. Порой нужно столкнуться и вовсе с чем-то совершенно неприемлемым, чтобы вдруг задуматься о собственной толерантности и ее границах. Социальный театр необходим, таким образом, не просто для развлечения и приятного времяпровождения (что тоже, кстати, совсем неплохо и совершенно не возбраняется), но для достижения реального социального эффекта, для того, чтобы мир менялся, причем менялся в лучшую сторону.
Театр с особенностями
Еще одно распространенное заблуждение связано с тем, что социальным театром называют любой театр, вышедший за пределы театрального здания. На самом деле это совершенно не так. Не каждый спектакль в метро или на заводе социальный, более того, социальным может быть вполне традиционный спектакль на сцене-коробке, если, конечно, он поднимает действительно острые социальные темы, а не пересказывает в миллион первый раз набившую оскомину историю страданий сестер Прозоровых. Грубо говоря, если Ирина наркоманка, Маша нимфоманка, а Ольга лесбиянка — это еще не социальный театр (хотя, возможно, уже и шаг к нему), но если все они живущие впроголодь мигрантки или жертвы насилия со стороны офицеров местного военного гарнизона, то тогда спектакль про тяготы их жизни вполне может быть социальным. Впрочем, социальный театр тем и отличается, что обращается в основном не к старым как мир сюжетам, а к современным реалиям. Отсюда документальные спектакли о бездомных («Неприкасаемые» Михаила Патласова с участием актеров без определенного места жительства), гомосексуалах («Выйти из шкафа» режиссера Анастасии Патлай), бывших заключенных («Лир-Клещ», много лет не сходящий со сцены все того же Театра.doc) или с их участием («Цезарь должен умереть» братьев Тавиани, спектакль-ребус Карины Прониной «Перемены»).
Это могут быть как совершенно неочевидные истории — как, например, спектакль покойного Дмитрия Брусникина «До и после» про судьбы пожилых людей, чья жизнь так или иначе была связана с театром, в пересказе начинающих актеров, так и остросоциальные проекты, в которых участвуют трудные подростки (спектакли «Упсала-цирка»), сироты («Одиссея 2К19» или «Зеркало» Социально-Художественного Театра), люди с ментальными расстройствами (номинировавшиеся на главную театральную премию страны «Разговоры» проекта «Квартира» или получившая «Золотую маску» «Отдаленная близость» студии «Круг II»), незрячие («Король Лир» екатеринбургской Театральной школы «Инклюзион»), слепоглухие («Прикасаемые» Фонда «Со-единение») или люди, передвигающиеся на колясках («Юшка» и «Unреальность» театральной школы «Инклюзион» из Новосибирска).
Еще одна из функций и задач социального театра — вовлекать в творчество людей, обычно невидимых, тех, кто находится как бы вне общества, игнорируется им или невольно заключается в некие рамки, приводящие к созданию своеобразных гетто. Социализацией людей с инвалидностью особенно много занимается европейский театр и современный танец, в частности известный французский хореограф Жером Бель, автор книги Disabled theatre (и одноименного спектакля в швейцарском театре «Hora»). С глухими работает и другой знаковый для современного танца человека — бельгиец Алан Платель, сурдопедагог и реабилитолог по первому образованию, который также часто обращается к жестовому языку в своих неинклюзивных постановках.
Театр, в котором играют все
Социальный театр часто называют инклюзивным и наоборот. Мне кажется, что понятие «социальный театр» гораздо шире, оно позволяет говорить об участии в процессе не только людей с инвалидностью, но и всех тех, кто в принципе может быть задействован в театральных постановках — от бездомных до мигрантов, от заключенных до надзирателей, от совершивших преступление до их жертв. Говоря о своих проблемах на языке театра, все они если не решают их, то, по крайней мере, «проявляют», в том числе для себя самих. Кроме того, участие в спектакле — необязательно в качестве актера, но драматурга, художника или даже активного зрителя — повышает самооценку, помогает социализоваться, начать воспринимать себя всерьез. Кто-то считает, что театр с участием непрофессионалов — путь в никуда. Для меня это и есть настоящий театр, театр, вызывающий сильные эмоции и заставляющий в вечной полемике со Станиславским кричать: «Я верю!».
Мне глубоко симпатично, что социальный театр может быть простым, даже безыскусным, что он не требует больших затрат и не ориентирован на эффекты. Все-таки главное для такого театра обычные человеческие истории, не придуманные, не сконструированные и не «адаптированные» для просмотра. При желании и определенном опыте социальным театром может заниматься почти каждый — что совершенно не означает, что это театр любительский или самодеятельный: если ты честен с собой и окружающими, если повседневность тебя не пугает, а вымышленный, сказочный мир завораживает не больше того, что происходит в соседнем подъезде (а еще лучше твоей собственной квартире и душе), когда тебе есть что сказать, при соответствующем тренинге появляется и адекватная форма. Недаром курсы по разным форматам социального театра становятся все популярнее, а государственные театры все чаще обращаются к вербатимам, воспоминаниям и местному контексту. Негосударственные институции тоже активно включаются в социальные театральные проекты. В 2017 году Фонд поддержки слепоглухих «Со-единение» стал учредителем Центра реализации творческих проектов «Инклюзион». Сейчас в России действуют 5 театральных школ «Инклюзиона» для людей с разными возможностями здоровья — в Москве, Санкт-Петербурге, Казани, Екатеринбурге и Новосибирске.