До поступления в мастерскую Александра Сокурова участник Канн этого года Кантемир Балагов очень любил «Криминальное чтиво». В этом году он мог бы оказаться в конкурсе вместе с его режиссером, ведь в 2017 году Канны с восторгом приняли дебют молодого постановщика, драму «Теснота». Фильм демонстрировался в рамках программы «Особый взгляд», второй по важности секции фестиваля. Два года назад ему вручили премию Международной ассоциации критиков (FIPRESCI) с формулировкой: «Интимный портрет закрытого сообщества, рассказанный ярким новым голосом».
Визуальный голос Балагова и правда яркий. Для рассказа о похищении подростка в еврейской коммуне Нальчика 1990-х он выбрал синеватую палитру и очень интимную камеру, благодаря которой в кадре как будто задыхались персонажи фильма. Его второй фильм очень ждали — и оно того стоило. «Дылда» — вторая полнометражная работа Балагова, подтверждающая, что его дебют не был случайностью.
В Каннах «Тесноту» увидел Александр Роднянский, работающий с другим фаворитом фестивалей, Андреем Звягинцевым. Кантемир показывал ему «Тесноту» на ранней стадии производства, но тогда продюсер был слишком занят «Нелюбовью» и не сразу отреагировал. В апреле 2018-го кинокомпания Роднянского и Сергея Мелькумова «Нон-Стоп Продакшн» заявила о запуске в производство «Дылды».
Некоторые детали новой истории Балагов позаимствовал в книге Нобелевского лауреата Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо». Он вообще считает женщин героями нашего времени. В интервью RFI Балагов цитирует книгу Марии Степановой «Памяти памяти», в которой есть фраза «травмы делают нас массовыми, штучными». Начав изучать роль женщин в войне, режиссер захотел понять, как человек, призванный своей биологией давать жизнь, возвращается из окруженного смертью места.
Дылдой зовут высокую блондинку Ию (великолепная дебютантка Виктория Мирошниченко), сантитарку в ленинградской больнице. Идет осень 1945 года, и госпиталь все еще заполнен ранеными солдатами, а главврач носит военную форму. Дыхание войны еще держится в городе, который начинает оттаивать от блокады. Ия вернулась с войны контуженной и порой замирает на месте, не в силах пошевелиться. Это состояние станет причиной трагедии, и последствия для Дылды будут невыносимо тяжелыми. В аутентичную ленинградскую коммуналку вернется с фронта соседка Ии Маша (дебют в большом кино Василисы Перелыгиной) и потребует выполнить просьбу, которая станет проверкой на прочность их отношений.
Фильм окрестили «лесбийской драмой» задолго до того, как он появился в Каннах. Однако на деле история максимально далека от секса, хотя несколько обнаженных сцен в фильме присутствует. Назвать их эротическими или сексуальными невозможно — вы же не назовете эротической сцену совокупления хозяина и рабыни из «Рассказа служанки». Но между тем фильм пронизан желанием быть рядом с другим человеком, желанием ощущать рядом тепло другого тела и надеждой на исцеление через любовь. Последняя проявляется довольно необычно, но объяснение стало бы спойлером.
Балагов снимал картину в Санкт-Петербурге, позаимствовав из музеев трамваи и автомобили. Пресс-релиз указывает, что создателям фильма пришлось создать 600 метров декораций, но они не видны — в кадре Ленинград: холодный, изломанный, пострадавший и раненый. Такова сама Ия, она как метафора города, опаленного войной.
Отдельно стоит отметить операторскую работу в «Дылде». Невозможно не заметить, как 24-летняя Ксения Середа фиксирует происходящее — будто пишет картину. В «Дылде» преобладают комплиментарные цвета зелёный (Ия) и красный (Маша). Самое близкое по сравнению — «Амели», снятая в таком же ключе. Но у Балагова зеленый, цвет надежды все больше проникает в огонь красного, постепенно разбавляя горечь и излечивая раны. Зеленое платье надевает Маша на свидание с Сашей (он удивительно похож на молодого Путина), зеленый свитер носит Ия, в зеленый Маша и Саша красят стены комнаты. Когда Балагов начал изучать дневники ленинградцев, он узнал, что они предпочитали окружать себя яркими цветами, так что в выборе палитры тоже есть своя правда.
Что война делает с женщиной? Советское кино уделяло внимание женщинам, но предпочитало ставить их на второй план. Настолько глубоко исследование женской психологии после травмы в нашем кино пока не исследовали. Кроме того, это кино о еще одной необычной черте, которая не присуща послевоенным картинам, — о неловкости, возникающей между людьми, которые пытаются начать жизнь заново, пройдя через огонь войны.
Унаследовав от Сокурова знание, что трагедия всегда статична, Балагов степенно наблюдает за своими героинями. Он не осуждает и не поддерживает – он просто рассказывает историю. Зритель сам сможет сделать вывод. «Ученик Сокурова» — это эпитет, который может приклеиться, если копировать мастера. Но Балагова это не коснется. У него свой голос, выдающийся и молодой, не похожий ни на что уже существующее в России. Хорошо бы удержать его в стране, но для молодого поколения кинематографистов границ не существует, так что очень скоро прессе придется писать про первый англоязычный проект российского режиссера. Почему-то после его второго успеха в Каннах кажется, что это неизбежно.