Жена миллиардера Стелла Кесаева открывает тайное братство в Венеции
Проект Пушкинского музея «В конце пребывает начало. Тайное братство Тинторетто» курируют директор Марина Лошак и Ольга Шишко, отвечающая в музее за формирование нового направления «Пушкинский XXI». В проекте показывают пять работ-аллюзий современных художников на произведения Якопо Тинторетто. Четверо участников — швейцарская медиагруппа Bitnik, американец Гари Хилл и российские художники Ирина Нахова и Дмитрий Крымов, — создают работы специально для выставки в пространстве церкви Сан-Фантин, которая открывается после многолетней реставрации. Все пять работ объединены в некую литургию во славу Тинторетто, которая длится один час. Впрочем, можно смотреть и актами, по 30 минут с перерывом. Как заметила Ольга Шишко на пресс-конференции, выставка — проект «синтезации» искусств, в пространстве Сан-Фантин сильно влияние театра Ла Фениче, ближайшего соседа к церкви соседа. А один из участников проекта, художник Дмитрий Крымов, известен своими театральными работами. Как заметил Дмитрий Крымов, всякий художник стремится что-то сделать в Венеции, но город настолько велик, что сбрасывает художественные наслоения и живет своей жизнью. «Хочется просто в тишине присмотреться к картине, к церкви», — сказал Дмитрий Крымов. Такой шанс у зрителей в церкви Сан-Фантин будет. Пушкинский намекает, что современные видеоинсталляции будут показаны на фоне оригинала Тинторетто. Какого именно, пока секрет.
Глава Stellа Art Foundation Cтелла Кесаева, жена участника списка Forbes Игоря Кесаева, хорошо знает, как показывать современное искусство в Венеции. Кесаева руководила национальным павильоном России на Венецианской биеннале в 2011, 2013 и 2015 годах. Кесаева изменила принцип работы: отказалась от традиционной, еще советской манеры устраивать коллективные выставки, сделав ставку на одного автора, как это принято в павильонах США, Великобритании, Франции и Германии, и он сам выбирал себе куратора. Она вложила немало средств своего фонда в проекты национального павильона, продемонстрировав, пожалуй, самый успешный пример частно-государственного сотрудничества в области культуры. Отработав комиссарский контракт, Кесаева исчезла с радаров российского современного искусства. И вот четыре года спустя Стелла Кесаева вновь открывает выставку в Венеции.
Стелла, чувствуете ли вы себя ветераном олимпийского движения, который возвращается с показательным номером?
Безусловно, биеннале — это соревнование. Я трижды была комиссаром российского павильона. И, конечно, ставила перед собой цель получить «Золотого льва». В 2011 году мы представляли проект «Пустые зоны» Андрея Монастырского и группы «Коллективные действия». В 2013 году художник Вадим Захаров показал инсталляцию с перформансами под названием «Даная», в 2015 году Ирина Нахова создала мультимедийный проект «Зеленый павильон». В 2011-м мы только начинали и не сильно рассчитывали на награду. В том году победил павильон Германии с проектом Кристофа Шлингензифа, который объективно оказался сильнее всех. Мнение публики и мнение жюри совпали.
- Forbes Life: Проект «Пустые зоны» стоил около €700 000, Министерство культуры выделило около €237 000. Выставку открывал министр культуры Александр Авдеев.
А в 2013 году проект Вадима Захарова и куратора Удо Киттельмана «Даная» был, безусловно, одним из лучших среди национальных павильонов.
- Forbes Life: Инсталляция «Даная» стоила €1,4 млн. Министерство культуры выдало на проект €525 000. На открытие павильона России приехал министр Владимир Мединский.
«Золотой дождь» при помощи специально спроектированной машины падал с потолка второго этажа павильона на первый этаж. Мы соединили два уровня, восстановив балюстраду, которую запланировал архитектор Алексей Щусев более ста лет назад (в советские годы проем был заложен). «Золотой дождь» из монет постоянно циркулировал между этажами, об этом заботились специально обученные актеры-сотрудники. На первый этаж, который символизировал подземные покои Данаи, проходили только женщины. Им выдавали прозрачные зонтики, защищавшие от «золотого дождя». Монеты, которые так и назывались «данаи», мы чеканили на Папском дворе в Ватикане. Сначала заказали 200 000 монет. Но изо дня в день гора «золота» уменьшалась — кто-то загребал горстями, хотя по правилам можно было брать только по одной. Поэтому до окончания выставки мы еще допечатали 50 000 монет. Мужчины, конечно, рвались на первый этаж, к «золоту» и к своим спутницам, но у нас действовала реверсивная дискриминация.
Несколько раз мы закрывали павильон, чтобы убрать мусор, который публика подбрасывала в машину. Тогда мы узнали от дирекции биеннале, что зрители пишут жалобы, даже требуют вернуть деньги за билеты, если проект «Даная» не работает.
Я очень благодарна мужу Игорю Кесаеву и компании «Меркурий» за то, что они нас поддерживали все эти годы. Игорь всегда принимал живое участие в венецианских проектах.
- Forbes Life: В 2015 году бюджет проекта «Зеленый павильон» составил около €700 000, из них €135 000 выдало Министерство культуры.
До сих пор больно, что не получилось выиграть «Золотого льва». Я стремилась к этому изо всех сил. Объективно «Даная» был лучшим национальным проектом. Когда объявили победителей, я расплакалась. Вложено столько сил и идей. Больно, когда так очевидно не хотят признавать успех России.
Но мы не сдались и в 2015 году совершили новый прорыв: вернули павильону России его исторический цвет, зеленый, каким его создал архитектор Алексей Щусев. Авторы проекта «Зеленый павильон» — художник Ирина Нахова и куратор Маргарита Тупицына. Считается, что в начале XX века русский павильон был одним из самых красивых зданий в Джардини. Его стены украшала майолика малахитового цвета с люстром, в них отражалась зелень садов. Белоснежный орнамент по верхнему краю фасада делал павильон похожим на шкатулку.
- Forbes Life: В 1914 году павильон открывала глава Академии художеств великая княгиня Мария Павловна, ее приветствовали 21 пушечным выстрелом на Гранд-канале. Николай II прислал телеграмму: «Я принимаю живейшее участие в открытии русского павильона». Итальянская критика нашла стиль постройки Щусева инфантильным. Комиссар русского павильона Федор Бернштам пояснял: «Это стиль времен Петра I, который ввел в России моду на европейскую живопись. Идея красивая, стиль тоже».
В 2013 году к столетию российского павильона в Венеции мы выпустили монографию об истории павильона, над которой несколько лет работала группа искусствоведов во главе с Николаем Молоком. Изучая архивы, они выяснили, что 1930-м со стен павильона (тогда он назывался павильоном СССР) сбили плитку, а фасады выкрасили в розовый цвет.
К сожалению, мэрия Венеции не дает разрешения ни на реконструкцию павильона, ни на возвращение ему исторического облика. В 2015-м, когда Ирина Нахова создавала свой «Зеленый павильон», нам не позволили перекрасить фасады, поэтому пришлось облицевать их временными панелями и уже их покрасить в зеленый цвет. Забавно, что первая часть выставки, где была представлена огромная интерактивная «голова летчика», стала мемом в инстаграме, нам говорили много комплиментов по поводу проекта, но в политическом контексте мы понимали, что «Льва» нам не дадут.
Стелла, вы стали первым частным лицом — комиссаром российского павильона. Вы не государственный чиновник, не музейный сотрудник. Однако это никого не удивило — у вас к той поре уже была репутация на Биеннале.
Да, мы делали проекты в параллельной программе Биеннале и в европейских музеях. В 2007 году открыли в Венеции выставку Ruin Russia, а в 2009 году — «Этот смутный объект искусства». «Руина Россия» — проект Стаса Полнарева, который в течение полугода фотографировал снос гостиницы «Россия», которая стояла рядом с Кремлем почти сорок лет и ассоциировалась с парадной историей СССР начиная с брежневских времен. Куратор проекта Владимир Левашов устроил ностальгическую выставку: пол был застелен плиткой с цитатами из книги отзывов и предложений гостиницы. С каждым шагом зритель буквально углублялся в мир воспоминаний, читая, что писали пораженные размахом этой «России» постояльцы.
В 2009 году в музее Ка’ Реццонико мы показывали коллекцию фонда — 70 художников, среди них Комар и Меламид, Вагрич Бахчанян, Леонид Тишков, Илья и Эмилия Кабаковы, Борис Орлов, Елена Елагина и Игорь Макаревич, Анатолий Осмоловский. Выставка называлась «Этот смутный объект искусства». А на Гранд-канале рядом с Ка’ Реццонико всплыла разноцветная субмарина — ландшафтная инсталляция SubTiziano Александра Пономарева.
Выставки были синхронизированы: 16 мая открылся проект Игоря Макаревича и Елены Елагиной в венском Музее истории искусств, где куратором выступил Борис Маннер, а через несколько дней их же работы демонстрировались в Венеции в основном проекте Биеннале в Арсенале и на выставке коллекции нашего Фонда в Ка’ Реццонико.
В Вене в залах Северного Ренессанса, где накануне выставлялся Фрэнсис Бэкон, напротив «Вавилонской башни» Брейгеля Макаревич и Елагина установили мухомор с башней Татлина на шляпке.
- Forbes Life: Игорь Макаревич и Елена Елагина сочинили историю, что территория доисторической России была покрыта мухоморами, древние племена жили под мухоморами и питались мухоморами, из-за этого потеряли представление о масштабе, размерах, расстояниях. Башня Татлина на мухоморе — символ этой дезориентации. Героем стал некий Борисов, пытающийся превратиться в дерево и стать Homo Lignum, человеком деревянным. Среди экспонатов на выставке был череп с носом Буратино и специальная кровать Борисова, лежа на которой он учился замедлять дыхание. Эту кровать установили под огромным холстом Ван Дейка.
У выставки был такой успех, что музей попросил нас устроить еще один проект-интервенцию. Так возник «Круг героев» Бориса Орлова в античных залах. Куратор Борис Маннер показал художнику пантеон в Хелденберге, где похоронен фельдмаршал Австрийской и Российской империй Йозеф фон Радецкий. Вокруг могилы Радецкого установлены сотни бюстов военачальников. Увидев этот некрополь, Борис Орлов придумал свой «Круг героев» для венского музея. Среди ваз и мраморных скульптур он установил бронзовый бюст маршала Жукова в античной маске и лавровом венке «Велизарий Жуков», проводя параллель с образом античного полководца Велизария, который тоже подвергся опале в конце жизни.
Наши выставки и художники попали в единую сеть европейских проектов. Анна Желудь, Игорь Макаревич, Елена Елагина и московский поэтический клуб приняли участие в основном проекте Биеннале 2009 года. А в параллельной программе мы открыли «Этот смутный объект искусства». Именно после этих проектов нам поступило предложение отвечать за павильон России.
Мы всегда старались организовывать открытия на самом высоком уровне. Нашу выставку в Ка’ Реццонико посетил министр культуры, выступал оркестр Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева. Валерий Абисалович поддерживал нас и в Вене в 2008 году, где на торжественном открытии исполнял «Болеро» Равеля и «Картинки с выставки» Мусоргского. Одна из основных задач фонда — привлечь внимание к современному русскому искусству, расширить квоту российских авторов, признанных в мире. Показать, что Россия богата талантливыми художниками.
В проектах для российского павильона мы не стремились объять необъятное, а делали персональные проекты художников, приглашая известных кураторов, так, например, в 2011 году Борис Гройс, давно живущий в Америке, создал насыщенную и понятную выставку Андрея Монастырского и группы «Коллективные действия». Он смог объяснить западной публике, что происходило за железным занавесом в СССР в 1970–1980-х годах.
Я думаю, что главное в современном искусстве не оставлять равнодушными зрителей, вызывать эмоции. Чем дальше развивается прогресс, тем ценнее эмоции, тем сложнее их вызывать. Сегодня успех в искусстве оценивается по силе воздействия: чем больше эмоций вызывает художник, тем он лучше.
Мне нравятся такие авторы, как, например, Роберт Мэпплторп. В 2005 году мы показывали его X-Files. Накануне впервые в России в Эрмитаже открылась выставка Мэпплторпа под названием «Роберт Мэпплторп и классическая традиция. Искусство фотографии и гравюры маньеризма». Сразу после открытия глава фонда Мэпплторпа пришел к нам со словами: «Но вы же понимаете, что Мэпплторп — никакая не холодная классика? Он горячий!» Так на Скарятинском мы открыли выставку для зрителей старше 21 года, где в комнатах с черными занавесками показали три портфолио фотографа, X, Y, Z. Там сразу становилось понятно, почему Мэпплторп — «икона гей-культуры»: его излюбленные сюжеты — садомазохисты, черные мужские тела, гениталии и цветы. Частный фонд, в отличие от государственного музея, может себе позволить такой провокационный эксперимент.
А открывались мы в 2003 году выставкой Баския, Уорхола и Вессельмана. Баския уже тогда продавался за баснословные деньги, его карандашные рисунки стоили по $100 000. Было нелегко договориться с галеристами и коллекционерами, чтобы получить произведения на выставку в Москву, и мы (в тот момент галерея Stella Key) при поддержке компании «Меркурий», которая принадлежит моему мужу, вносили денежные гарантии, равные стоимости картин, на депозит галерей. С нами сотрудничали галереи первого ряда, такие как Gagosian, Галерея Тони Шафрази, Галерея Яблонка. Куратором выступил Жан-Габриель Миттеран. Вступительный текст в каталог выставки написал арт-критик Акилле Бонито Олива.
Нам было важно показать, что в России есть коллекционеры, которые интересуются современным искусством, что с нами можно иметь дело.
В свою очередь, западных галеристов я знакомила с творчеством российских художников, перекидывая символический мост между Россией и Западом. Так постепенно развивался рынок современного искусства. После музейных выставок цены на работы растут, художники становятся востребованными. В этом я вижу миссию фонда.
В планах вашего фонда много лет было заявлено строительство музея. Но в пространстве в башне «Меркурий» в Сити, где вы, кажется, планировали его устроить, идет спектакль «Ай Фак. Трагедия» Константина Богомолова и студии брусникинцев. Вы охладели к идее музея и теперь поддерживаете театральное искусство?
Да, мы решили не открывать музей. Скорее всего будем делать в башне «Меркурий» временные выставки. Я поняла, что сейчас неправильно вкладывать деньги в стены, когда есть возможность вкладывать в наших художников, в проекты, которые можно показывать по всему миру. Мы не хотим замыкаться только на России. В современном мире надо быть мобильным.
Одновременно продолжаем работать с крупными музеями. У нас есть опыт сотрудничества с Эрмитажем, Русским музеем, Третьяковской галереей. Сейчас на Биеннале делаем выставку с ГМИИ им. А. С. Пушкина «В конце пребывает начало...». Идея мне близка, а наш фонд умеет работать в Венеции.
Что касается сотрудничества с театрами, то эта история началась в 2005 году, когда по приглашению Валерия Гергиева я прилетела на премьеру «Тристана и Изольды» Вагнера в Опере Бастилии. Вместо декораций на сцене транслировалось видео Билла Виолы. Это было так мощно, сильно и современно — захотелось показать спектакль в России. Мою инициативу поддержала компания JTI, и постановку привезли в Мариинский театр. Потом я купила у Билла Виолы часть его инсталляции и показывала ее в фонде и в ГМИИ им. А. С. Пушкина.
Такие спектакли нужны, чтобы разряжать напряжение в обществе
В 2014 году мы поддержали постановку оперы Дмитрия Курляндского «Носферату» в Пермском театре оперы и балета. Ставили дирижер Теодор Курентзис и режиссер Теодорус Терзопулос (его «Вакханками» открывался Электротеатр Станиславский после реконструкции. — Forbes Life). Курляндский написал партитуру, где звучат дрели, электропилы, точильные камни и ножи. К нам пришли посоветоваться, кто из современных художников может оформить такой спектакль. И директор фонда Саша Рытов сразу сказал: это должен быть Яннис Куннелис. Мы поехали в Рим, в мастерскую Куннелиса. Для сценографии он предложил кинжалы, гробы и шинели. Текст читала Алла Демидова. На премьере у меня мурашки бежали по коже.
Сейчас мы выступили партнерами постановки трагедии «Ай Фак» по роману Пелевина. Такие спектакли нужны, чтобы разряжать напряжение в обществе. Но прежде всего нам было важно поддержать проект мастерской брусникинцев. Вышло так, что буквально за неделю до смерти Дмитрий Брусникин позвонил мне с предложением сделать что-то вместе. Назначили встречу, я улетела, а когда вернулась, было уже поздно, его не стало. Режиссером постановки стал Константин Богомолов.
Спектакль идет в нашем пространстве на 4-м этаже башни «Меркурий» в Сити, там, где мы действительно планировали открыть музей. Теперь будем проводить там выставки, театральные премьеры, разные акции и мероприятия. В этой же башне скоро откроется галерея Ilona Key моей старшей дочери Илоны.
Что вы посоветовали дочери в первую очередь?
Я стараюсь не сильно давить. Это ее выбор, ее опыт. Илона — маркетолог, она училась в Лондоне, получила степень master's в Sotheby’s, прошла практику в Лондоне и Нью-Йорке. Когда она писала дипломную работу, то советовалась. Я познакомила ее с творчеством художников, с которыми мы работали. И в качестве дипломной работы она создала виртуальную выставку концептуального искусства.
Илона принадлежит к новому поколению, она за секунду решает вопросы по WhatsApp, не чувствует географических границ и воспринимает искусство совершенно по-другому, чем я. У нее уже есть своя небольшая коллекция западных и российских художников.
У Илоны будет коммерческая галерея, в отличие от меня она нацелена продавать искусство. Думаю, что какие-то проекты мы можем успешно развивать вместе.
Вообще я за то, чтобы семьи поддерживали своих детей. Мы с Игорем стараемся понять, чего хотят наши дети, и стимулировать в них интерес, помогая достичь задуманного.
Продолжаете ли вы пополнять свою коллекцию?
Да. За последние пару лет купили Дженни Хольцер, Ричарда Принса, Трейси Эмин, Сергея Шеховцова, Олега Кулика — 60 работ, как минимум. Будем и дальше покупать. Будем удивлять. Идей интересных накопилось очень много.