Ресторатор Андрей Деллос рассказал, почему русская кухня никогда не станет суперпопулярной и в чем причины мирового успеха рестораторов из России
О прошедшем десятилетии Андрей Деллос может говорить с гордостью: его рестораны «Бочка» и «Кафе Пушкинъ» успешно работают еще с 1990-х годов, по меркам российского рынка — целую эпоху. Деллос первым из наших рестораторов получил звезду Мишлен — за нью-йоркский ресторан Betony. Он вообще уделяет немало внимания мировой экспансии: заведует сетью кондитерских под брендом «Пушкинъ» в Париже, имеет виды на арабские страны и в конце прошлого года с триумфом открыл ресторан Café Pouchkine Madeleine во французской столице.
— В чем, на ваш взгляд, причины нынешнего ресторанного бума, почему ресторанный рынок для всех так притягателен?
— Все просто: сколько я существую в ресторанном бизнесе, столько люди живут легендами о нем. Когда моей дочери было пять лет, журналисты спросили ее, чем занимаются ее родители. «Мама — она актриса, она играет в театре, снимается в кино, очень много работает. А папа сидит в ресторанах, ест вкусные вещи и общается с друзьями». И вот этот детский стереотип — он сидит во всех, от 5 до 85 лет.
Это хорошо. Во-первых, это конкуренция. Во-вторых, это творческий поиск — потому что никто не идет в ресторанный бизнес просто так, деньжат подзаработать. Все хотят открыть волшебный, самый лучший ресторан. О том, что за красивой картинкой стоит каторжный труд, что это все очень сложно, слишком неуловимо, слишком на нюансах и деталях, люди понимают, только уже ввязавшись в это дело. Это, увы, неумение русских людей, прежде чем что-то делать, влезать в большое количество учебников и книг по этому делу. Поэтому, когда у меня просят совета посторонние люди, я говорю: конечно, открывайте ресторан, чем больше их будет, тем лучше. Своим говорю: да не дай бог!
— Какова эволюция ресторанного бизнеса и вас в этом бизнесе за прошедшие 10 лет?
— Да нет никакой эволюции, вот что самое интересное. Мы, разумеется, развиваемся, но развиваемся в прикладном плане. Появляются новые технологии, оборудование, продукты, под нашим давлением выращивает новое поколение фермеров. Такая эволюция происходит, да, а в остальном я довольно осторожно отношусь к тому, что происходит в мире, а Россия — это часть мира.
Кризис сильно ударил по всем. Как правило, в кризис верхний люксовый сегмент переходит в средний — но разве вы видите какие-то новые гениальные концепции фастфудов в последнее время? Я не вижу, и мне это не нравится. Все, что происходит нового на планете, придумывает от-кутюр в широком смысле этого слова.
Когда у рестораторов спрашивают, чего им не хватает в Москве, они все как один говорят: хороших маленьких ресторанчиков для среднего класса. А я говорю: нет, нам не хватает гастрономических ресторанов, потому что именно они двигают бизнес. Но и здесь все непросто, в Москве гастрономические рестораны не нужны почти никому. А в Европе группа «гастро» озабочена лишь одной проблемой — как продавать за €20 то, что раньше продавалось за €100.
В основе великого искусства всегда лежало одно — деньги.
И высокая кулинария — такое же искусство, которое так же зажато сейчас отсутствием денег.
— И как в этой ситуации вы объясните успех вашего последнего парижского проекта — Café Pouchkine Madeleine?
— А вот кризис как раз помог. Если бы не он, нам бы никогда не досталось это место на площади Мадлен, наверное, самой ностальгической, самой наполненной смыслами в Париже. Там бы так и сидел какой-нибудь банк или офис. И сейчас, когда весь Париж заполонен пластиковыми проектами, проектами-эскизами, рассчитанными на несколько дней, мы открываем дворец — с утонченными интерьерами, мебелью, серьезной кухней. И люди повалили туда. Каждый ресторатор — и дилетант, и опытный профессионал, открывая ресторан, лелеет мысль: а вдруг сейчас опять проснусь знаменитым? И то, что мы проснулись знаменитыми в таком капризном городе, как Париж, — от этого, конечно, ноги отрываются от земли. Но ненадолго, потому что дальше работать надо.
— Вы не единственный, кто завоевывает мировой рынок. Ваши коллеги — Новиков, Орлов, Зарьков — тоже открывают зарубежные проекты, и проекты успешные. С чем связана эта экспансия? В чем конкурентные преимущества русских рестораторов?
— Некоторыми вещами России удавалось удивить развитый, продвинутый Запад. А ресторатор — это такая экзотическая птица, которая создана удивлять. Скромный ресторатор — мертвый ресторатор. И в мир мы идем не для того, чтобы зарабатывать там много денег — для этого нужен другой подход, нужны сети. Речь о том, чтобы доказать самим себе, что мы можем. Это извечный русский комплекс, что мы другие. Грубоватые, глуповатые, угрюмые и, уж конечно, не профессионалы. И на Западе это мнение живет даже не с советского времени, а еще с XVIII–XIX веков. Даже когда очень интеллигентные люди, которые хлопали меня по коленке и говорили: «Старик, ну мы-то все понимаем, вы, конечно, не такие», — что-то меня смущало в их интонации. И меня это, конечно, раздражает. И именно поэтому в Париже наш ресторан — это дворец. Потому что Париж — город дворцов, там избой с балалайкой проще удивить, чем дворцом.
— Вы верите в, назовем это, потенциал модности русской кухни?
— Категорически нет.
Русская кухня не встанет в один ряд с суперпопулярными итальянской, французской, азиатской кухнями.
Но в мире есть много других, достаточно известных кухонь, и русская может встать в один ряд с ними. Русский вкус очень специфический. Не дай бог западному гурману предложить холодец. Но есть 10–15 блюд, которые могут стать хитами. Этому, собственно, и посвящена наша совместная с командой шефа Алена Дюкасса работа в Café Pouchkine. Мы взяли блюда, придуманные французскими шефами в XIX веке для русской аристократии, и попросили Дюкасса перенести их в XXI век. Этой работе предшествовала немалая подготовка, они прошлись по всем нашим ресторанам, попробовали все русские блюда. И главный хит «Пушкина» в Париже, который стоит буквально на каждом столе, салат «Мимоза», придуман командой Дюкасса.
— И где вы планируете развиваться дальше, в Париже или в Москве?
— Везде. В Париже я еще не закрыл для себя русскую тему, и сеть кондитерских прекрасно работает, мы ее будем развивать. Или вот азиатская кухня — как я уже говорил, одна из самых популярных в мире. Париж ее очень любит, наверно, раз в сто больше, чем Москва. А у нас в этом плане наработана уникальная база данных: все время, что существует ресторан «Турандот», туда приезжают лучшие азиатские шефы, дают мастер-классы. Пока это на уровне фантазий, но я вполне допускаю, что открою в Париже азиатский ресторан.
64 ресторана и кафе «Пушкинъ» должны открыться по всему миру к 2020 году.
В Москве я работаю над азербайджанским рестораном. Все не так быстро, как хотелось бы, не обещаю, что открою его в этом году, но обязательно открою. Очень хочется, чтобы там была большая веранда, сейчас занимаемся этим вопросом. При этом каждое открытие в рамках нашего дома — это сразу встряска для всех других ресторанов, чтобы они по качеству тоже вышли на новый уровень. Гости, может, этого и не замечают — не страшно, главное, чтобы довольны были. Все, кто работает со мной, постоянно совершенствуются. Те, кто лишь держит постоянный, стабильный уровень качества, мне не интересны. Надо все время идти вперед. Я, конечно, понимаю, что это все звучит как красивые слова, но это правда.
Мной всегда двигал жуткий, животный страх заскучать. А когда ты каждый раз ставишь себе новую планку, поднимаешься до нее — воздух как будто кристаллами наполняется, дышать сразу легче. Сразу интереснее.