Обычно мы выбираем фильмом недели картину, которая именно в эти дни выходит на московские экраны. Но в этот раз в виде исключения мы решили взять фильм, который должен появиться лишь в середине апреля.
Во-первых, неделя не столь уж богата на кинооткровения. Я поначалу собирался написать об экранизации манги «Призрак в доспехах» с моей любимой Скарлетт Йоханссон, в которой она в четвертый раз за короткий срок — после фильмов «Побудь в моей шкуре», «Она» и «Люси» — изображает внеземную сущность. Но потом подумал: но вы же и так пойдете на эту картину. А вот «Аустерлиц» без помощи прессы, несмотря на мировые фестивальные успехи, пройдет незамеченным. Может (наивные надежды), его после нашей публикации решатся показать еще хотя бы два-три кинотеатра?
«Аустерлиц» — фильм Сергея Лозницы. Хотя он отчасти вдохновлен романом рано умершего Георга Винфрида Зебальда о холокосте и попытке человека переосмыслить собственную личную историю и даже позаимствовал название романа, которому прочили Нобелевскую премию, он — документальный. Лозница продолжает оставаться прежде всего документалистом, игровых картин у него только две — «Счастье мое» и «В тумане».
Со многими прежними работами Лозницы «Аустерлиц» объединяют два обстоятельства: это фильм мизантропа (Лозница по традиции старается сохранять нейтральный взгляд на персонажей, но второй такой мизантроп в современном кино — разве что австриец Ульрих Зайдль). И это фильм о толпе.
О ЧЕМ ЭТО
«Аустерлиц» — о туристах. В основном западных, многотысячными массами оккупировавших современные туристические Мекки, которые в обязательном порядке советуют посетить все журналы и каталоги, — бывшие нацистские лагеря смерти. Наибольшей популярностью пользуются Заксенхаузен и Дахау (именно там проходили основные съемки «Аустерлица»), а вот Бухенвальд — поменьше. Про Освенцим не знаю. Фирменный ход Лозницы в случае с его последними документальными лентами — никакого закадрового комментария, никакой задающей зрителю правильное настроение закадровой музыки, никаких назойливо моралистических символов. Просто наблюдения, хотя позиция режиссера очевидна.
Тысячи и тысячи людей — поодиночке и организованными группами, в компании друзей, влюбленными парами — посещают Заксенхаузен. Народищу — как воскресным днем в зоопарке. Все такие летние, светлые, с рюкзачками, в шортиках, в темных очках, кто-то с детьми в колясках, в летних цветастых платьях — все довольные, потому что воскресенье. Единственное, что мешает, жара. Поэтому из заднего кармана шорт, задирая футболку, у кого-то торчит бутылка с водой.
Впрочем, у туристов есть и другие заботы. Одни непременно фотографируют. Так как зеркалки, едва войдя в моду на рубеже 2000-х, тут же из нее и вышли (тяжело таскать), то снимают на мыльницы, смартфоны, планшеты. Другие занимают очередь в туалет или за сосиской. Третьи (их немного) слушают разъяснения экскурсоводов либо телефонных гидов — трубку можно взять где-то на входе: у каких столбов вешали, как функционировали печи для сжигания тел, сколько золотых зубов удавалось ежедневно вырвать у казненных. Какая-то девушка под рассказ экскурсовода о покушении на Гитлера ставит себе на голову, чтобы охладиться, запотевшую бутылку с водой. Про экскурсовода все моментально забывают, начинают смеяться.
Два самых популярных места для фотографирования: знаменитая циничная надпись Arbeit macht frei (работа делает свободным) — литье в литых воротах Заксенхаузена — и газовая камера. Некоторые на их фоне делают селфи (тут проняло даже Лозницу, сказавшего в одном из интервью, что селфи на фоне газовой камеры — пример полной безнравственности). После селфи у газовой камеры многие отходят с тем же выражением лица, с каким к камере и подходили: туристически равнодушным.
И ведь как быстро изменились времена. В 1980-е я знал человека, который попал в Германию через много лет после концлагеря. И увидев надпись Arbeit macht frei, упал в тяжелый обморок.
В вялых толпах, следующих за экскурсоводами (немцами, англичанами, испанцами), многие похихикивают: они заняты приятными разговорами.
Больше всего поражают, конечно, немцы, которые настолько ловко сумели отстраниться от своего сначала нацистского, а потом коммунистического прошлого, что явно не ощущают никакой личной ответственности за то, что происходило в этих модных музеях с газовыми камерами и печами для сжигания. Словно бы не их деды и прадеды все это обустроили.
Это заставило кого-то из авторов анонсов к фильму написать жесткую фразу, что люди в фильме Лозницы ведут себя в бывших лагерях смерти так, словно попали в Диснейленд. Нет, все же не в Диснейленд. И даже не на ВДНХ. Им просто все по барабану. Это ведь люди из цивилизованных стран. Им кто-то когда-то сказал, может, в школе или вузе (среди посетителей много молодежи), что надо знать прошлое, чтобы ничего подобного ужасного больше не повторилось. Эй, фройнд, бадди, амиго, что там у нас на ближайшее воскресенье? Ничего? Ну давай наконец в этот Заксен дунем, потом сочинение училке сдадим. Ну и дунули.
ЧТО В ЭТОМ ХОРОШЕГО
Лозница умеет находить ходы, которые вроде бы очевидны, лежат на поверхности — но демонстрируют совсем иное лицо современной цивилизации.
При этом сам по себе он весьма своебычный человек. Он сделал «Аустерлиц» про крайне запутавшуюся в истории современную Европу, но его собственная история не менее запутана.
На наших киносайтах его называют украинским режиссером. Но, во-первых, родился он в Белоруссии — и один из двух своих игровых фильмов сделал по повести белорусского классика Василя Быкова. Во-вторых, в 1990-е он учился во ВГИКе и начал работать режиссером в Петербурге, а после эмиграции в Германию в начале 2000-х снимал фильмы, в основном про Россию и историю СССР. Про Россию — и его первый игровой фильм «Счастье мое».
Хотя Россия формально не имела отношения к игровым фильмам Лозницы «Счастье мое» и «В тумане» (они оба были включены в конкурсную программу Каннского фестиваля), наша пресса искренне считала их российскими, болела в Канне за Лозницу. И когда фильм «В тумане» получил там приз международной федерации кинопрессы ФИПРЕССИ, все наши поздравляли Лозницу, и он был этому вроде бы рад.
Зато когда в 2014-м в том же Канне показали документальный фильм Лозницы «Майдан» (собственно, единственную украинскую работу, которую он сотворил), то он отказался давать интервью русской прессе. При этом анекдот в том, что пресс-конференция фильма была организована в украинском павильоне на кинорынке и целиком велась на русском. А вслед за этим Лозница создал картину о русской революции в Петербурге 19-21 августа 1991-го — тоже без закадровых комментариев, но явно симпатизирующую демократам, среди которых мелькнул и тогдашний соратник революционера Собчака некто Путин.
Короче, моя версия такова. Лозница — человек особой породы. Многие на Западе говорят сейчас, что их национальность — «европеец». Лозница, пожалуй, представитель пока не существующей (но дело не за горами) восточно-европейской национальности. Можно также сказать, что он по всем своим темам и интересам — последний режиссер страны СССР.
При этом его «Аустерлиц» — фильм о западных европейцах и их пофигизме по отношению к недавней истории, в кошмарах которой именно они виновнее прочих.
НАШ ВАРИАНТ РЕКЛАМНОГО СЛОГАНА
Циничный анекдот в тему. Впервые услышанный в начале 2000-х. Не сочтите меня некорректным. Меня от этого анекдота тоже коробит. Но «Аустерлиц» о нем напомнил. В Освенцим едет туристский автобус из Израиля — и уже в Польше ломается. Гид в отчаянии стучит в ближайший особняк. Выходит старушка. Гид: «У меня тут полный автобус с евреями, которые желают попасть в Освенцим. Автобус сломался. Что мне делать?» Старушка (задумчиво): «Да что же я могу предложить? У меня только микроволновка и щенок овчарки».
Англичане, немцы, испанцы, добро пожаловать в развлекательную турпоездку в Заксенхаузен!