«У нас с русскими разные уши» — и другие открытия французского режиссера в Мастерской Петра Фоменко

Яна Жиляева Редакция Forbes

Что еще знают о Мольере, России и Фоменко французский режиссер Кристоф Рок и его команда, покажет премьера «Амфитриона» 31 января

Французский Мольер на сцене Мастерской возник и неожиданно, и логично. Мастер-класс по «Амфитриону», который проводил в театре Кристоф Рок, — фоменкам очень понравилась его «Женитьба Фигаро» в Comédie-Française и они давно звали режиссера на тренинг, — прошел так продуктивно, что «мы поняли, что результатом может стать спектакль», — говорит директор театра Андрей Воробьев.

Спектакль тут же захотели увидеть во Франции. Театры Théâtre du Nord Centre dramatique national Lille и парижский театр Жерара Филиппа TGP-CDN de Saint-Denis пригласили Мастерскую с «Амфитрионом» на гастроли, взяв на себя все расходы по организации. А Мастерская оплатила работу постановочной команды — вместе с режиссером в Москву приехали художник постановщик, художник по звуку, художник по свету и художник по костюмам, — и все расходы, связанные с изготовлением декораций и костюмов. В среднем, постановка на большой сцене фоменок обходится в 18 млн рублей.

Кристоф Рок, руководитель лилльского Théâtre du Nord Centre dramatique national Lille, ученик Льва Додина и Арианы Мнушкиной рассказал Forbes Life чем сегодня русскому зрителю может быть интересен Мольер и почему для него театр Фоменко — особенный театр.

— Кристоф, почему вы выбрали «Амфитрион» Мольера?

— С руководителем фоменок, Евгением Каменьковичем, мы подбирали пьесу под актеров, и при этом старались учесть экономические резоны. Я приехал в Москву не один, а со своей командой из пяти человек. Сначала я хотел работать над текстом современного драматурга Реми де Воса, основанном на «Самоубийце» Николая Эрдмана. Но потом мы остановились на Мольере. В конце концов, ничего более французского и быть не может. Мы думали о том, что пьеса должна вписываться в репертуар театра, занимать достаточное количество актеров, но вместе с тем компактной, чтобы выезжать на гастроли. Ну и я лично за Мольера, потому что никогда до этого не ставил Мольера. Текст«Амфитриона» очень поэтичный и жесткий, пьеса построена по вертикали боги-люди, властитель-подданный, — это важная тема для актеров и этого театра.

— В каком времени идет действие «Амфитриона»?

— Мы не привязываемся к конкретному историческому периоду. Мы не ставили задачу осовременить «Амфитриона», мы играем с цветом, формой, пространством. Костюмы не то чтобы современные, они универсальные. Я считаю, что привязывать пьесу к XVII веку, одевать актеров в парики так же странно, как и к XXI веку. Если мы одеваем исторические костюмы, мы словно усаживаемся перед аквариумом с диковинными рыбками и наблюдаем бесконечно далекую от нас историю. Та же нелепость происходит, если Мольера буквально переносят в наше время. Нам интересно путешествие в другую реальность.

— Почему вы работаете не один, а со своей командой?

— Театр — коллективное искусство. Поскольку фоменкам понравилась моя «Женитьба Фигаро», то решили пригласить всю команду постановщиков. Это естественно, ведь художник приходит со своими кистями и палитрой. А мы привозим свою эстетику. У нас свои представления, в театре — свои. Например, наш мастер по звуку Ксавье Жако после того, как посмотрел несколько спектаклей в других театрах Москвы, сказал, что у нас с русскими по-разному устроены уши. Для нас это слишком громко, уровень звука в театрах стадионный. Мы работаем в другом диапазоне. И свет у нас другой. На ваш взгляд, слишком темный. Я делаю спектакли почти черно-белые, будто рисую кисточкой китайской тушью. Актерам приходится перемещаться в другую эстетику. Они попадают в особое пространство, которое мы создаем во время нашей работы.

— После московской премьеры вы повезете спектакль во Францию. Это будет другая версия?

— Нет, это один и тот же спектакль, который мы покажем в Москве, в Лиле и в Сан-Дени под Парижем. В последние годы фоменки реже стали бывать во Франции, но многие зрители их любят и ждут. В Лилль Мастерская когда-то возила «Войну и мир», а зрители Сан-Дени в курсе всех парижских гастролей, так что они хорошо знают артистов этого театра.

— Кто первый пригласил вас поработать в Мастерской, Петр Наумович?

— Нет, я лично не успел с ним познакомиться. Но полюбил этот театр еще во Франции, когда они приезжали на гастроли. В 1998 году я проходил двухмесячную режиссерскую стажировку у Льва Додина , мы специально ездили в Москву смотреть спектакли Фоменко. Когда в 2010 году мы приезжали на гастроли с Comédie-Française, ходили смотреть «Семейное счастье» с Ксений Кутеповой. А сейчас и Ксения, и Полина Кутеповы заняты в «Амфитрионе».

Три четверти актеров, с которыми я ставил «Женитьбу Фигаро» в Comédie-Française, играли в спектакле «Лес», который в этом театре в 2003 году поставил Петр Фоменко. Во время московских гастролей эти актеры побежали в Мастерскую повидаться с Фоменко. Мне нравятся работы Петра Фоменко. Это не значит, что они что похожи на то, что я делаю. Но это очень притягательное «не мое». И я думаю, что совершенно бессознательно, актеры занятые в его «Лесе», и я сам, как поклонник Фоменко, мы вместе принесли частицу Фоменко в «Женитьбу Фигаро». Спектакль получился очень лиричным. И я сам был слегка удивлен этой лирикой.

— В «Амфитрионе» лирика будет?

—Не так, как в «Женитьбе Фигаро». «Амфитрион» получается более интимным. По крайней мере, первые два действия. Это действительно очень красивая пьеса. Ее сложно играть, потому что она про власть и влечение, не про любовь. Мольер совершенно не сентиментальный автор. Не думаю, что Мольер не понятен русским. Но я вижу, что русским трудно принять пьесу, где нет любви. Мольер, конечно, очень французский автор. Мы, французы, безусловно, изменились по сравнению с XVII веком, но эстетика осталась той же.

— Какую новую краску могут придать Мольеру актеры Петра Фоменко?

— Мы работаем над этим вместе. Что получилось — увидим на премьере. Для меня Фоменко как Моцарт. Есть много замечательных режиссеров, его музыкальность особенная: отображение хода мысли, тонкость режиссерского решения. Когда мои ученики из Лиля приехали в Москву, я предупредил: русские актеры играют все с преувеличением, с опережением, словно соревнуются, кто громче, мощнее. И я попросил своих учеников: «Если русские пойдут вперед, отступайте сразу на два шага назад». За это любим русских актеров: они выкладываются без остатка. А французские спектакли бывают скучными из-за своей сдержанности. А фоменки могут и так, и так. Многолетняя работа с таким режиссером обогатила этих актеров, дала им нечто большое, чем умение сыграть правдоподобно. Самые лучшие режиссеры умеют найти баланс между реальностью и поэтичностью. И то, к чему стремится театр — выявить глубину эмоций, это тайное знание. В жизни мы показываем только запекшуюся корочку, а свою глубинное, интимное содержимое оставляем для близкого круга. И это должен показывать театр. Это не имеет ничего общего с отображением реальности. Это другое измерение.

Когда читаешь роман Светланы Алексеевич «Время second hand», очень часто ее собеседники говорят: «Я никогда об этом не рассказывал, я в первый раз об этом говорю». И я могу себе представить, какую огромную работу она проделала, чтобы разговорить собеседников, чтобы собрать эти истории и так их изложить, чтобы читатели услышали эти трагедии. В театре мы проделываем тоже самое. Вспомните, «Одна абсолютно счастливая деревня» Фоменко. Когда героиня Полины Агуреевой узнает, что ее мужа убили, Фоменко не дал ей показать горе сквозь слезы, он это сделал мощнее, глубже. Полина идет без слов. И виснет пауза. Молчание — ее трагедия. И мы погружаемся в это молчание. Вот это искусство режиссера.