При отливе северный берег Каспийского моря напоминает песчаное болото, в котором буксовал бензовоз в последней части «Безумного Макса». Разве что вместо зачахшего дерева здесь — разбросанные по песку здоровенные рыбьи кости. Наш Volkswagen Amarok тоже буксует, и будто бы для большей схожести с кинематографической ситуацией из барханов стремительно выезжают грузовики с казахскими пограничниками с автоматами наперевес. Вызвавшиеся помочь местные жители по-степному неторопливы и (опять-таки по-степному) крайне философски настроены:
— Да… Села… А скоро начнет прибывать вода… И уже не вытащить никогда будет…
Песня «Как вы яхту назовете» почти всегда оказывается пророческой. Перед началом «Транс-Азиатской экспедиции Amarok» , организованной маркой «Volkswagen Коммерческие автомобили», руководитель экспедиции Алексей Симакин гордо произнес: «Это путешествие вы не забудете никогда». И был, похоже, прав. Эпическое турне началось в Астрахани и прошло через западный Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, Киргизию, западный Китай и Монголию до космодрома «Восточный» в Благовещенске. Маршрут посвящен русским путешественникам — исследователям Азии. Основной «караван» состоял из шести новых Amarok, каждый из пикапов носит имя одного из этих героев. Мне, например, достался Иван Мушкетов, исходивший Туркестанский край вдоль и поперек. Сорокадневное путешествие разделили на 6 этапов. Мне достался первый: от Астрахани до Бухары. Он не предполагал ни ковыляния по обледенелым горным перевалам, ни ночевок среди снега и скал, но приключений хватило.
Первые два с половиной дня были посвящены Казахстану. Картинка за окном почти не отличается от Астраханской области: степь, солончаки и редкие деревушки. Разве что вокруг деревень ходят кругами верблюды, а в степи между деревьями то и дело встречаются мусульманские кладбища. Дороги чудовищные, куда хуже, чем и на российском, и на узбекском этапе дороги. В салоне Amarok я себя чувствую вполне сносно. Конечно, не болтаться из стороны в сторону невозможно, но на многих других машинах неподготовленный водитель вроде меня уже наверняка бы пробил головой крышу. Монотонность пейзажа порой разрежают какие-то советские недострои, предупреждения «осторожно, встречный ослик» от головного автомобиля и попутки совершенно несусветного вида. Монстромобиль из фильма «Джиперс-Криперс» выглядел бы здесь вполне органично. Монотонность же езды прерывалась (куда чаще, чем хотелось бы) необходимостью вытаскивать из очередного солончака очередного участника поездки, погнавшегося за красивым кадром. Просоленная, влажная почва консистенции многократно замороженного и размороженного пломбира не дает колесам никакой опоры — машина вязнет моментально.
На помощь приходит технический экипаж, вооруженный лебедкой, которая с подобными ситуациями справляется куда лучше, чем мощный «Урал» со стальным тросом. Вообще наша экспедиция снаряжена так, будто нам предстоит путешествие как минимум на Марс. Каждый багажник под завязку забит баулами и сумками, утрамбованными разными полезными в пути вещами, от сухого горючего до орехового печенья. Плюс лопаты, запаски, канистры, аптечки. «Наша самая главная задача не изучать красоты и не совершать подвиги, а просто доехать», — говорит Симакин.
Главное испытание, как обычно, устраивает не природа, а люди — на казахско-узбекской границе. Чувствуешь себя хоббитом, приближающимся к Мордору: дорога становится совсем отвратительной, поднимается дикий ветер, а температура падает почти до нуля. И это в октябре, на юге. Наконец перед нашей колонной вырастает натуральный замок людоеда: высоченные бетонные стены, башни с прожекторами, несколько тонн колючей проволоки, привинченной ко всему, во что можно вкрутить винты и, конечно, толпы солдат. Внутри — горы мусора под знаком «не бросать мусор» и дорога с огромными лужами (откуда они взялись в пустыне?). По бокам — два коридора, так же затянутые колючкой. По коридорам бредут люди, груженные самым немыслимым скарбом — из узлов, помимо прочего, торчали плюшевые медведи с оторванными лапами и обломки мясорубок — по лужам переваливаются машины. Сваленные то там, то тут тюки одеял оборачиваются плотными тетками и жилистыми мужиками, которые, сверкая зубами, продают бедолагам самсу, чай и отчаянно поддельного вида золотые перстни. Таджикские дальнобойщики перед тем, как залезть в кабину, кланяются и снимают стоптанные советские тапки.
Дальнобойщики вообще основной контингент на границе. Долгие часы ожидания скрасила беседа с водителем из Минска. За три месяца пути он проехал маршрут Минск — Прага — Улан-Батор — Иркутск — Новосибирск — Павлодар — Душанбе. После Душанбе он надеялся уехать домой, но застрял в Средней Азии, как в городе Зеро. Единственный сотрудник своей компании в этом регионе, он то и дело получает все новые заказы (с двойной оплатой, разумеется) и колесит между Душанбе, Ургенчем, Атырау и Ташкентом.
Пограничный досмотр — национальный спорт в Узбекистане. Но нам досталось особенно: в декларации съемочной группы, ехавшей с нами, значилось два коптера, и на них пограничники среагировали, как на карманные атомные бомбы. Есть подозрение, что, если бы их не указали письменно, никто бы и глазом не моргнул — обильность досмотров компенсируется их неряшливостью. Как-то, летя в Москву из Ташкента, я, пройдя семь проверок подряд умудрился пронести на борт самолета здоровенный узбекский нож, который я купил в подарок и забыл упаковать в багаж. Но здесь за нас взялись основательно: звонили по всем инстанциям и присылали начальников самого разного ранга. Мы провели на границе семь часов. Слава богу, начало припекать солнце и мы даже устроили неплохой пикничок между очередным холмом из одеял и самсы и рентгеном для машин, то и дело оглушавшим нас ревуном, предупреждавшим о включении излучения.
В результате один экипаж отправился назад в Казахстан, чтобы направить коптеры в Москву, оставшиеся углубились в первозданную природу. За четыре часа езды от границы до берега Аральского моря мы не встретили ни души, зато толпы сусликов, зайцев и даже одинокого лиса. Едем по абсолютному бездорожью, ориентиров нет — только фары идущей впереди машины, то и дело скрывающиеся в клубах пыли. Когда они рассеивались, вокруг не было ничего: только тьма и плоское плато с клочками саксаулов, будто я ехал по плохо выбритой щеке. Потом щека сменилась скалистыми обрывами, с которых вниз вела петляющая колея, и внизу (чудо!) светился огоньками наш лагерь. Участники пробега вели себя странно. То один, то другой карабкался на утес на краю лагеря, и возвращался оттуда с криками «Ну ничего себе!». Уже в абсолютной тьме я последовал их примеру. Утес, как выяснилось, резко обрывается обветренным, как в эталонном вестерне, 200-метровым обрывом. На дне его, освещенная луной, поблескивала узкая полоска воды, бывшая некогда Аральским морем. Красота запредельная. «Ну ничего себе!» — закричал я.
Как в бескрайней пустыне плато Устюрт, вне всякой цивилизации, можно было найти именно этот бесподобный вид, как вообще организуются подобные поездки и насколько они востребованы в России, я спросил у Алексея Симакина.
— Проект этой экспедиции был у меня и коллег в голове уже много лет. Самое сложное в организации это точно не финансовый вопрос. Такая поездка стоит не намного дороже обычного путешествия. Сложность, конечно, в планировании маршрута. Я, мои друзья, коллеги оказывались в этом регионе по разным поводам и проезжали отдельные участки будущего маршрута, которые записывались в виде трека в навигаторах машин. Затем из этих обрывков мы складывали итоговый путь. Никто из организаторов не проехал этот маршрут целиком, более того, на некоторых участках мы вообще не были.
— По-настоящему сложная задача — составить конкретное расписание с конкретными датами и временем. Время и даты вылетов, время работы пограничных пунктов, свободные номера в отелях, погода (нам нужно успеть на некоторые перевалы, пока их совсем не заметет снегом) — мы потратили кучу сил и времени просто сидя над календарем, чтобы выбрать единственно верную дату старта экспедиции.
— У нас подобные экспедиции почти на 100% удел спортсменов, профессиональных путешественников и журналистов, тогда как в Европе в такие путешествия по архитектурным, гастрономическим, природным достопримечательностям отправляются туристы — это большой бизнес. В России гораздо меньше подходящей инфраструктуры, но зато огромное количество совершенно неизведанных, не обозначенных ни на каких картах дорог, про которые знают только местные жители. Ну и, конечно, невероятных красот.
Атмосфера «Безумного Макса», заданная Каспийским берегом и границей, продолжается. Мы едем по черному дну Аральского моря, мимо каких-то временных аномалий: юрты, обтянутых черной пленкой, с солнечными батареями и спутниковыми тарелками, пластиковые ящики и чугунные казаны, плюс парковка (привязанные к торчащей из песка палке конь, верблюд и квадроцикл). Как выяснилось, так живут здесь «глиняные магнаты» — сборщики соли и высохшего ила, которые затем продают китайским косметическим компаниям. Мимо поселков «магнатов» тянутся трубы и дороги из бетонных плит, торчат газовые вышки, натыканы теплушки, чадящие «Уралы» и КрАЗы и, опять-таки, бродят верблюды и запряженные в арбы ослы. Один из попутчиков решает сфотографироваться на форе временной аномалии:
– Давай-давай, снимай меня! — кричит он, принимает героическую позу и немедленно проваливается по пояс в рыхлое дно, поднимая столб пыли и мелких ракушек.
Шедевр этой мрачной эстетики, конечно, — кладбище бывших рыболовецких судов возле города Муйнака. Когда-то здесь был большой порт и рыбоконсервный комбинат, теперь — лишь автобусы с охающими при виде ржавых остовов кораблей туристами. Уныния, впрочем, не наблюдается: город вполне живой, а все борта сейнеров исписаны жизнеутверждающими надписями, вроде «Дониёр+Джамиля=любовь».
К югу от Муйнака на пару сотен километров тянется сельская пастораль с хлопковыми и рисовыми полями, периодически сменяющаяся клочками пустыни. Жуткий советский автопром сменился скромными телегами с запряженными в них ослами и лимонного цвета «Москвичами», груженными дынями. В темноте придорожная жизнь напоминает практически индийскую: магазинчики с открытыми дверьми, чайханы с прикрученными к деревьям лампочками и даже пара туктуков. В конце концов въезжаем в Хиву, самый маленький и самый древний из трех главных, наряду с Бухарой и Самаркандом, туристических городов Узбекистана. Внутри крепостных стен пасут коров, сажают огороды и варят шурпу прямо возле парадных городских ворот. Дублировать путеводитель, рассказывающий о резных колоннах, голубой мозаике и традиционных шерстяных носках, которые продают на каждом углу, не буду. Вряд ли кто-то думает, что в Хиве некрасиво или неуютно. Из Хивы мы двинулись в сторону Бухары. Наконец-то по полноценному, широкому и ровном шоссе, проложенному через пустыню Кызылкум. Граница между ней и окружающим Хиву и близлежащий Ургенч оазисом проложена, словно по линейке. Конечно, каких-то удивительных скоростных показателей на автостраде от нового Amarok никто не ждал, но он все равно удивил — экономией топлива. И без того тяжелые, габаритные, да еще и груженые под завязку пикапы расходовали около 6-6,5 литров на 100 км.
В Бухаре на нашу удачу после недавних заморозков случилась 30-градусная жара. Свободный день организаторы провели, отмывая машины и пополняя и без того кажущиеся неисчерпаемыми запасы, а участники с чистой совестью превратились в туристов и предались плову с айвой, зеленому чаю и прослушиванию разговоров на современном узбекском языке: «Баклажка тулик? — йок, баклажка бош». Более того, на следующий день пришлось продолжить, уже против воли: наш единственный рейс из аэропорта Бухары задержали на шесть часов, а аэропорт на всякий случай оцепили кордоном полиции, которая совершенно искренне недоумевала, почему некоторые пытаются пройти внутрь. Пришлось, в общем, возвращаться в город и есть лагман. И это была одна из самых приятных задержек рейсов на моей памяти.