— Как вы попали в проект воссоздания интерьеров 14-го корпуса Кремля и Большого Кремлевского дворца?
— Один раз очень уважаемый и известный во всeм мире человек Андрей Андреевич Громыко посетил Министерство культуры и увидел эскизы проектов, среди которых был и мой, музея в Палехе. Он спросил: «Кто это сделал?» Ему ответили: «Это художник Илья Глазунов». Он говорит: «Он же художник?» — «Нет, — говорят, — он и архитектурой занимается, и как театральный художник известен, в Большом театре работал, в Штаатс-Опере в Берлине и в камерном еврейском театре у Шерлинга в «Черной уздечке для белой кобылицы». «Это интересно. Вы знаете, как нам надоели все эти новые советские посольства, которые, как, например, в Париже, напоминают бункер. Давайте пусть Глазунов будет автором проекта нашего посольства и его интерьеров в Мадриде». Так что когда вы будете в Мадриде на улице Веласкес — там наше посольство, по многочисленным отзывам, одно из самых красивых посольств Европы, заходите. На открытии был и король Испании Хуан Карлос, он сказал, что не нужно ехать теперь в Россию, а достаточно посмотреть интерьеры посольства. Позднее он изъявил желание, чтобы я написал его парадный портрет. И когда зашел разговор уже в другое время, в начале 1990-х, Павел Павлович Бородин, управляющий делами президента, пригласил меня принять участие в конкурсе на создание интерьеров кабинета президента и других представительских помещений — 14-го корпуса Кремля. Он, кстати, скоро будет снесен. По телевизору говорили. А на его месте будет, как до 1917 года, Чудов монастырь.
— Вам не обидно, что сносят здание, которое вы оформляли?
— Здание Казакова рядом, в котором я тоже принимал участие косвенное, останется. А это было советское здание. Я не люблю все, что сделано после 1917 года, потому что наши культурные традиции были прерваны.
А вот что бы я действительно снес без всякого сожаления, эту уродливую стеклянную коробку, построенную при Хрущеве, именуемую Кремлевским дворцом.
Помню, когда нам поставили задачу переделать 14-й корпус, все ликовали, потому что задача была очень необычная, для меня лично радостная — истребить обкомовский дух в кремлевском здании. Дух — это что значит? Были панелями обиты стены, столы конторские тяжелые. Но я с радостью уничтожал унылую советчину, пахнувшую 1937 годом. А ныне это здание вместе с приемной и кабинетом президента Ельцина, которые сделаны по моим эскизам, обречено на снос.
— Какое эстетическое решение вы тогда приняли? Какой вы хотели видеть эту приемную? У президента были какие-то пожелания?
— Я родился и вырос в самом красивом городе мира — столице бывшей Российской империи Санкт-Петербурге. 250 лет здесь жили мои предки. Мой прадед Константин Иванович Арсеньев, историк и экономист, — воспитатель Александра II. Мой двоюродный дед, которого я никогда не видел — он умер за 9 лет до моего рождения, — генерал-лейтенант Федор Павлович Григорьев, был директор первого Петербургского кадетского корпуса на Васильевском острове, он воспитал не одно поколение доблестного русского офицерства. Я с детства полюбил красоту дворцов и парков Царского Села, откуда родом мой отец, а дед Федор Павлович Глазунов был почетным гражданином Царского Села. Я вырос в красоте русской империи, стилем которой был ампир, русское понимание античности, потому что все великие империи невольно соприкасались с миром Рима: колоннады, торжественная строгость. И я решал кремлевские помещения в духе петербургского ампира. Потом началось главное.
Павел Павлович Бородин сказал мне, что Борис Николаевич Ельцин задумал перестраивать БКД и восстановить былое величие Андреевского и Александровского залов. На месте этих перестроенных в советское время, в 1930-е годы залов, примыкающих к Георгиевскому, был зал заседаний с низким потолком, бесчисленными рядами кресел, а на месте трона, где был президиум, стояла огромная белая скульптура Ленина, который был тогда живее всех живых. Хоть меня долгие годы не принимали в Союз художников, один раз я был туда приглашен. А ведь когда-то император Николай I, которого я очень люблю, сказал автору, архитектору Тону, что хотел бы видеть в Кремле на фасаде и интерьерах будущего Большого Кремлевского дворца влияние архитектурных форм православной Византии, а не Древнего Рима. А Византия — это София, VI век, великий государь-славянин Юстиниан. И все капители, рисунок окон на фасаде БКД византийские.
На первом этаже были личные покои государя. А потом там жил Сталин, Каганович и прочие коммунистические оккупанты.
Когда решили возродить Кремль, объявили конкурс, и Павел Павлович обратился ко мне. Я сделал эскизы. Часть эскизов вы можете видеть и в книге «Кремль», она издана, и в моих монографиях. Помню, мне Бородин позвонил и сказал: «Сергеевич, поздравляю!» Я говорю: «С чем, Павел Павлович?» — «Борис Николаевич шел мимо форэскизов разных авторов и говорил: дерьмо, дерьмо, а потом: О! А я про себя думаю: молодец Сергеевич». И вышло так, что это мои эскизы все были, они были безымянные.
— Это был честный конкурс?
— Конечно. Я видел на дореволюционных литографиях и в старых книгах великолепие тоновских залов. Ведь когда Тон закончил дворец, он радостно сказал: «Соломон, я превзошел тебя». Мне предстояло решить очень трудную задачу — создать совершенно новые интерьеры не только к двум залам, примыкающим к тоновским, но главное, создать абсолютно новые интерьеры в так называемом гостевом корпусе БКД, построенном на месте снесенного в 1930-е годы храма Спас на Бору XV века. В течение шести лет я работал над интерьерами БКД, стараясь придерживаться традиционной стилистики древних святынь Кремля, я был художественным руководителем реставрационных работ, где было много первоклассных реставраторов, даже итальянцев.
Забегая вперед, скажу: когда Клинтон вошел в главные залы дворца, он жевал резинку, и многие журналисты засняли, как он, с восторгом глядя на величественную красоту кремлевских залов, перестал жевать и под стол подклеил жвачку. А недавно, в 2014 году, ко мне в Галерею пришел вице-президент компании Huawei, который, побывав в Кремле, решил выразить свое восхищение моей работой как автору интерьеров и пригласить в Китай для создания дворца приемов их всемирно известной компании. Он сказал, что они посмотрели дворцы Франции, Англии, но ничего красивее БКД не видели.
Труднейшей задачей было решение аванзала, в который выходят двери Андреевского и Александровского залов. И дальше эту знаменитую курительницу и пахнущие сортиры тоже превратить, чтобы это было продолжением дворца, потому что тут великолепие, а дальше пошел — каморка, советские такие комнаты на трех этажах. И когда я победил на конкурсе, я, учитывая опыт 14-го корпуса, попросил Павла Павловича выпустить приказ №1 — мне надоело сражаться с архитекторами, которые не думали, как я, и всячески пытались исказить мой творческий замысел — что без моего разрешения гвоздя вбито не будет. Я не буду говорить, как ничтожно мало мне за все это заплатили...
— Почему? Вас обманули?
— Я этого слова не произношу. Я лучше скажу, что иногда и даром можно работать за великую честь участвовать в этом возрождении Кремля, сердца России, поэтому я нисколько не жалею, хотя отдал этому шесть лет своей жизни.
— А современная власть помнит об этом вашем вкладе?
— Я не замечал, чтобы кто-то помнил. Были в этой стройке и особо запоминающиеся моменты. Я предложил, что, когда выйдешь от Тона, в этом коридоре по пути в гостевой дом должна быть арматура, как в Эрмитаже арматура есть вылепленная, идущая от Древнего Рима идея: латы, шлемы. А тут — русская. И должны быть портреты русских царей-воителей, при ком приумножались земли России, ее слава и могущество.
Когда я предложил это, Павел Павлович сказал: «Сергеевич, я член партии. Какие цари? Ты меня под нож подставляешь!»
Я говорю: «Павел Павлович, а кого же еще показать в Кремле, как не великих русских правителей?» А в Николаевском зале должен быть портрет Николая I. «Его еще называют Николай Палкин?!» Я говорю: «Какой Николай Палкин?» При Николае I, великом государе, были, во-первых, раздавлены декабристы, отсрочена революция на 100 лет. При нем творили Пушкин, Гоголь, Лермонтов. Он очень многое сделал для России.
— И вам удалось убедить Бородина?
— Я сказал, что нужны портреты. И эти портреты должны быть в овалах. Написал их мой помощник, сын Иван Глазунов, замечательный художник и иконописец. Его мать, моя покойная жена Нина, была родом из династии Бенуа. Константин Тон, работая над проектом дворца, пригласил к себе в помощники молодого архитектора Николая Бенуа, прапрадеда моего сына. По рисунку Ивана для этого зала были сделаны люстры и мебель, соответствующие стилю старой Руси. Чтобы совпадала напряженность замысла Тона и государя Николая I. Я даже вместо надписей на туалетах «М» и «Ж» сделал старинную картинку времен Николая — две женщины и двое мужчин.
Борис Николаевич Ельцин еще хотел, чтобы я в одном из залов повесил свои работы. Среди которых была «Голгофа», «Иван Грозный» и «Два князя». Но перед торжественным открытием пришла Наина Иосифовна и сказала: «Попросите Илью Сергеевича эту картину на пейзаж заменить, что же Иван Грозный рубит голову? Это будут намеки на Бориса Николаевича».
— И заменили?
— Да. Также она попросила заменить на пейзаж и мою работу «Христос на Голгофе».
Мне передали, что она сказала: «Ну что же это такое, Христос в красном. Многие могут подумать очень мрачно, что это Россия на Голгофе».
И картины были убраны, заменены на пейзажи.
— На ваши пейзажи?
— На мои. Это был русский пейзаж, храм Божий, монастырь. А эти картины мне отдали. Там оставалась одна моя картина «Два князя». Отец говорит сыну: «Смотри и помни, там земля горит, война». И по телевидению ночью один раз шли известия, и Владимир Владимирович собрал олигархов для совещания, и мне понравилось, что журналист позволил себе такой скрытый юмор. Огромный длинный стол, там висят «Два князя», у всех приглашенных было нервное состояние, они ждали встречу с нашим президентом. И мне понравилось, как диктор сказал: «Пришли очень ответственные люди и очень волнуются, ну как им не разволноваться около картин Глазунова?»
— А вы бывали в кремлевских интерьерах уже после того, как был закончен ремонт?
— Да, бываю. Часто их вижу по телевидению. В зале с малахитовыми колоннами проводят государственные встречи, в Петровском зале были совещания силовых министерств.
— Я слышала, что Путин бывал в вашей галерее на Волхонке. И даже давал вам советы, как писать картины.
— Когда у меня был юбилей, приехал Владимир Владимирович. Для меня было большой радостью видеть, с каким вниманием он рассматривал многие мои картины. Задержался у «Вечной России», глядя на изображение Льва Толстого, обсуждали «о непротивлении злу силою» и многое другое в русской истории. Мне было очень интересно. А когда на третьем этаже он проходил мимо моей картины «Князь Олег и Игорь», на секунду остановился и спросил: «А меч не короток?»