Зачем бывший топ-менеджер РАО «ЕЭС России» играет в спектаклях Евгения Гришковца
На вопрос жены, кто может одолжить денег на покупку дома, герой пьесы «Дом» в московском театре «Школа современной пьесы» отвечает: «Попробую с Леней поговорить. Могу с Андреем встретиться. Ну в крайнем случае Анатолию Борисовичу позвоню». Мало кто из зрителей в этот момент догадывается, что реплика специально придумана для Анатолия Чубайса — коллеги Бориса Вайнзихера, играющего главную мужскую роль в «Доме». Вайнзихер — не актер, а профессиональный энергетик, до 2008 года — один из ключевых менеджеров энергетической монополии РАО «ЕЭС России».
Борис Вайнзихер, 44 года
Генеральный директор «КЭС-Холдинга», объединяющего энергоактивы Виктора Вексельберга (№8 в списке богатейших Forbes), бывший технический директор и член правления РАО «ЕЭС России». До переезда в Москву работал директором по техническому развитию «Ленэнерго», гендиректором Киришской ГРЭС и гендиректором ТГК-1.
Я никогда не мечтал о сцене, в школе изредка участвовал в самодеятельности, но на прослушивания в театральные вузы не бегал, да и вообще мало интересовался театром. Занимался спортом, математикой, участвовал в математических олимпиадах и готовился к поступлению на матмех Ленинградского университета. Но после армии я стал студентом Ленинградского политехнического института, где в летнем лагере запомнил одну девушку из чужой компании — в ней были ребята, игравшие в студенческом театре Политеха. Осенью я попал в общежитие, где находился тот самый театр, нашел ту самую девушку, познакомился с ней и стал ходить на театральные репетиции. Девушка, кстати, стала моей женой, она никогда не играла в театре, а я вот остался.
Нашему народному театру «Глагол», расположенному в Санкт-Петербурге, уже более 40 лет. Сначала я там больше пел, чем играл. Есть два спектакля в «Глаголе», где я играю до сих пор. Первый — «Человек, у которого было сердце величиной с арбуз», поставлен по мотивам рассказов О.Генри 21 год назад и сыгран уже более 150 раз. Причем первые 100 спектаклей мы сыграли в первые три года, сейчас он идет реже. Мы, конечно, не ожидали, что перерастем и героев этого спектакля, и фразы из него — тогда нам казались совершенно космическими слова «акция», «мэр», «поли- цейский». Во второй постановке «Три Мушкетера, или Sorry, but I don’t speak French» я начинал с роли Кардинала, потом исполнитель роли Д’Артаньяна уехал на ПМЖ во Францию, я стал играть Д’Артаньяна, но к 40 годам вернулся в Кардиналы. Что хорошо в любительском театре — ты всегда можешь заявиться на любую роль, по собственному желанию.
На сцену профессионального театра я никогда не стремился. В 2005 году Чубайс позвал меня на работу в Москву, в РАО. Соглашаясь, я предупредил: по субботам я не работаю. Анатолий Борисович тут же зачислил меня в правоверные евреи, пришлось признаться, что по субботам я играю в «Глаголе». Примерно через год Чубайс познакомил меня со своим другом и соседом по даче — Иосифом Райхельгаузом, художественным руководителем московского театра «Школа современной пьесы». Ему Чубайс рассказывал: «Подумаешь, вы тут главные режиссеры, а мой главный инженер тоже играет на сцене». В 2006 году почти случайно я поучаствовал в актерском капустнике «Школы… », спел песню. Страшно удивился, когда после спектакля ко мне подошли незнакомые люди и попросили расписаться. Это оказалась ведомость на получение гонорара и договор о том, что я не имею претензий на тиражирование моего выступления, потому что капустник снимал телеканал «Культура». Они были потрясены: я оказался единственным актером, который начал читать предъявленную бумагу, остальные просто сразу брали деньги. В итоге моя песня в эфир не попала, а полученные тогда $50 я храню как сувенир.
А в 2009 году к 20-летию «Школы современной пьесы» Евгений Гришковец написал пьесу «Дом», и Райхельгауз абсолютно неожиданно для меня предложил ее прочитать и подумать о главной мужской роли. На тот момент я не был знаком с Гришковцом, не ходил на его спектакли, но чуть раньше прочитал его пьесу «Как я съел собаку». Я поразился тогда, как точно удалось автору сформулировать чувства студента, попавшего в армию. Мы служили в разных войсках, но в одно время — в конце 1980-х. «Армия — это первое место в жизни, где тебя не любит никто, вообще никто» — это было сказано и написано совершенно точно.
Пьеса «Дом» мне понравилась, ее главный герой похож на меня в жизни, но я не стал соглашаться. Тогда Райхельгауз успокоил: «Вы не переживайте, мы вам «дублера» нашли — Сашу Гордона», — и уговорил прийти на первую читку. Вот там я действительно начал переживать, оказавшись в компании 15 профессиональных актеров, лица которых были очень узнаваемы. На главную мужскую роль меня «утвердил» Альберт Филозов, который сказал: «Ну, все понятно, у меня роль, как всегда, гениальная, главный герой подходит, будем играть». А надо признать, что у Филозова в этом спектакле роль всего на два слова «аааах, вот как», произносимых несколько раз, но с совершенно разными интонациями.
В то время, когда репетировали «Дом», я снова жил и работал в Санкт-Петербурге (РАО «ЕЭС России» было ликвидировано в 2008 году. — Forbes). Спектакль «разводили» на Гордоне, а я репетировал всего раз восемь. Саша передавал потом мне свой опыт. Он, например, научил меня пользоваться стетоскопом (главный герой «Дома» — врач-отоларинголог. — Forbes), а потом сам признался, что прочитал в интернете, как его правильно держать.
Профессиональный театр тем и отличается от любительского, что артисты не дают советы друг другу, а слушают режиссера. В «Глаголе» же подсказать партнеру на сцене «не, сделай лучше вот так» — естественная манера поведения. В «Школе...» могут и обидеться на подобное. Но без той атмосферы доброжелательности, которая была на репетициях, ничего бы не случилось. Мой главный оценщик в «Школе…» после каждого сыгранного спектакля — Елена Всеволодовна Санаева. «Тишил ты что-то сегодня; какой-то ты был усталый, Боря» — такое дорогого стоит.
Когда меня спрашивают, какие ощущения я испытываю на сцене профессионального театра, я не могу пояснить. Дело в том, что я не знаю, что чувствуют профессиональные актеры. Сам я никогда не знаю заранее, в каком настроении приеду на спектакль, в каком буду душевном состоянии, я плохо умею контролировать свой настрой. В этом отношении в любительском театре, где мы играем по субботам, все горазде проще. В выходной день настроение всегда хорошее, усталости нет, и играется легко и просто.
Иногда после сыгранного «Дома» наваливается усталость как после тяжелой физической работы, иногда это приятная усталость, а иногда бывает разочарование. А еще очень сильно актерский настрой зависит от зрителей. Ты заходишь в зал, а он каждый раз разный. Особенно это чувствуется в «Доме», где представление происходит в том же зале среди зрителей, а не на сцене, такова задумка режиссера. Например, зрители понедельничные очень отличаются от зрителей пятничных. Да настроение зала даже от погоды зависит! Мы, конечно, иногда позволяем себе отойти от авторского текста. Когда на московский спектакль пришел Александр Кудрин, будучи еще министром финансов, один из актеров обратился к нему: «Представляешь, деньги у меня просит? У меня-то их нет, может, у тебя есть?» Публика и сам Кудрин оценили экспромт. А самая сложная публика оказалась в Одессе. Уж там-то на любую мою реплику зрители давали комментарии прямо в ходе спектакля.
А вообще-то эта пьеса не про дом, а про деньги. Гришковец сначала хотел назвать ее «Долг». В моей жизни никогда не было ситуаций, как у моего героя в «Доме», — такого навязчивого материального желания что-то купить и чем-то обладать. Я могу лишь представить, что подобные вещи люди могут испытывать. А в остальном я ничем не отличаюсь от своего героя — у меня такие же мысли в этом возрасте, такие же отношения с друзьями и родными. Но надо отдать должное автору пьесы, после «Дома» я поменял свое отношение к деньгам и дружбе. Раньше я довольно легко одалживал деньги, а в прошлом году первый раз в жизни не сделал этого для давнего друга. Я вдруг понял, что иногда лучше не дать, чем дать. Не потому что жалко невозврата, а потому что эти деньги могут пойти не во благо.
У меня нет каких-то специальных примет перед выходом на сцену. Кто-то советует самый распространенный и самый верный способ сбить мандраж — выпить чего-нибудь горячительного. Алкоголь, с одной стороны, конечно, расслабляет, а с другой — притормаживает реакции. Я обхожусь без подобных актерских «штучек». А настраиваемся на игру мы так: поем все вместе — я и занятые в спектакле Иосиф Райхельгауз, Елена Санаева, Альберт Филозов.
Самое страшное для меня как для актера — это не забыть слова, а опоздать на спектакль, который начинается в 19 часов. Как-то самолет из Санкт-Петербурга задержался, я сел в электричку из аэропорта в 18:30, когда зрители уже собирались в зале. По дороге все время был на связи с театром, администраторы как-то «держали» зал, когда я выскочил из метро и бежал по бульвару, они уже запустили на экраны фильм-заставку. Я вбежал в театр в 19:25, переодевался на ходу. Больше такого не хочу. Все-таки это очень неприятное чувство — задерживать столько людей и не успевать настроиться на актерскую волну.
Второе действие «Дома» происходит без участия актеров. Актеры лишь на экранах, которые развешаны по зрительному залу. На них демонстрируется 10-минутный фильм, снятый режиссером Сергеем Соловьевым. На его съемку отвели всего одну ночь, надо было снять две версии — с участие Гордона и меня. Как всегда все «отрабатывали» на Саше. Его снимали по нескольку раз, репетировали, пробовали, а мои съемки получались с первого раза. Соловьев потом сильно удивлялся: «Кто такой этот Боря, почему я его нигде раньше не видел?» На что режиссер спектакля ответил: «Это актер из Ленинграда». Так он меня теперь и представляет в «Школе…».
Теперь в «Школе….» из меня хотят сделать дублера Гордона и недавно предложили ввестись на роль Тригорина в «Чайке». Я отказался. Зачем отнимать роль у профессионалов? Но я играю еще в одном спектакле, придуманном Гришковцом и Райхельгаузом, — «Подслушанное, подсмотренное, незаписанное». Он создан в особом жанре, называемом «Своими словами». В пьесе есть построенный сюжет, но нет написанного текста. Там я играю самого себя — человека из офиса, в таком же костюме, такого же возраста, у которого есть взрослая дочь. И хотя моя роль в этом спектакле небольшая, я ее очень люблю.
Я и сейчас, через три года после премьеры «Дома», не считаю, что я актер. Никогда не боялся сцены и всегда был готов к разговору со зрителем, несмотря на волнение перед каждым спектаклем. Но признаюсь честно: выступать перед коллективом, которым я руковожу, намного сложнее и ответственнее. Там от меня намного больше зависит. Если зрителю не понравится спектакль, он просто плюнет и уйдет, а на работе фальши от руководителя никто не потерпит.