«Фотография для меня — это хобби, я по-прежнему снимаю для собственного удовольствия, так, как я делал, когда начал снимать. Но теперь я показываю людям то, что они не видели и никогда не увидят. Снимая дикую природу, я не разбогател, да никогда и не рассматривал увлечение фотографией как способ зарабатывания денег. Возможность общения с дикими животными делает меня счастливым. То, чем я занимаюсь, — это частично наука, частично приключение и частично искусство. Я рад, что фотография стала для меня главным способом познания природы. Это отражение мира, в котором я живу. И я ничего не хочу менять, не хочу, чтобы съемка стала моей работой, ведь тогда я потеряю ощущение легкости и свободу и перестану снимать. Любить за деньги невозможно. То же самое — и в съемке дикой природы: не получится хорошо снимать за деньги. Это остается моей философией по сей день. Моя вторая жизнь дарит сильные эмоции, новые впечатления и главное — свободу.
Защита природы
Люди должны отдавать себе отчет в том, что происходит с нашей планетой. Я приглашаю фотографов во всем мире не только снимать красивые моменты, но и вести работу с целью охраны дикой природы. В современном мире фотография — это мощный инструмент. Фотографии действуют на сознание людей. Они по-другому начинают смотреть на природу, и это гораздо больший вклад в ее защиту, чем спасение одной рыбки из высыхающего пруда. Фотографии, которые показывают красоту естественного мира, могут изменить мир к лучшему.
Я никогда не был «зеленым», я не ученый, но со своей камерой пытаюсь сделать все, что могу, в деле помощи природе. И все чаще принимаю участие в акциях по защите окружающей среды. Мои выставки, презентации, которые проходят в городах России и Европы, мой сайт — своего рода послы охраны дикой природы. Я выпустил четыре персональных фотоальбома — «Медведь», «Камчатка — ускользающий мир», «Камчатская Одиссея» «След Кошки». И уверен, что мощная и невидимая энергия фотографий оказывает влияние на нас всех».
Леопард. Ботсвана
«Когда я впервые увидел леопарда, я был настолько заворожен его красотой, что не смог выстрелить и отложил в сторону карабин. Сердце выскакивало из груди. Я понял, что не смогу заставить себя выстрелить. Тогда я взял в руки фотоаппарат и начал снимать. Я любовался, фотографировал, и у меня не было ни малейшего желания поднять оружие.
Леопарды — одни из первых животных, которых я начал снимать, вторая после медведей страсть. Недавно у меня вышел новый альбом о леопардах «След кошки». В нем не просто фотографии животных, а история пары леопардов, их брачного периода, рождения и взросления котят. Чтобы сделать эти фотографии, я двадцать раз возвращался в Ботсвану, следил за животными, которые обычно никого не подпускают к себе, видел новорожденных детенышей леопарда, хотя это абсолютная редкость.
Леопардов фотографируют много лет, и снять то, чего до тебя не снимал еще никто, чрезвычайно сложно. Для рассказа о них нужны не просто красивые снимки, я хочу показать нечто совершенно иное. Сделать что-то новое для меня всегда интересно. Я хотел сделать такой кадр, который еще никто не видел. И я решил попытаться снять леопарда с нижней точки широкоугольным объективом, мне хотелось показать его мощь и красоту с другого угла. Снимая с нижней точки и используя широкоугольный объектив, можно получить неожиданные крупные планы — интимные и доверительные, хотя доверчивость эта сродни доверчивости жертвы: обычно снизу вверх на леопарда смотрит тот, кого зверь собирается убить.
Понимая все трудности и сложности работы с этим хищником, я принял решение рискнуть. Разумеется, я не собирался становиться жертвой. Но определенный риск все же был — я проделывал огромное количество работы, а результат был абсолютно непредсказуем. Но я надеялся, что смогу запечатлеть такие нюансы поведения хищника, которые не увидишь с дальнего расстояния.
Леопарды — самые скрытные хищники Африки. Их больше, чем львов и гепардов, но выследить их гораздо труднее. Даже мельком крайне трудно увидеть этих животных в нескончаемых лабиринтах кустов и кронах деревьев. Леопарды могут сливаться с ветвями растения, они умеют буквально врастать в изгибы деревьев и становиться с ними единым целым».
Медведь. Камчатка
«Однажды меня осенило: нигде раньше – ни в России, ни в мире – медведя не фотографировали под водой! Я тут же нарисовал в своем воображении идеальный кадр и с этого момента не мог думать ни о чем другом. Больше года я строил планы. Уже тогда было понятно, что это будет очень сложно и, главное, очень опасно.
Сначала было кинулся снимать в прямом контакте, но быстро понял, что это может плохо кончиться. Все эти годы медведи, можно сказать, дружелюбно позировали мне. Я не нарушал их личного пространства, и у нас не было проблем. Но стоило мне погрузиться в воду и стать визуально меньше, медведи, независимо от размера, возраста и продолжительности нашего знакомства, сразу воспринимали меня как добычу и приступали к охоте. Я отложил съемку. Мне была нужна клетка.
И она нашлась буквально под рукой: старые решетки, которые когда-то были установлены на окнах базы, а теперь ржавели в траве за складом нашего лагеря. Сварочного аппарата у нас не было, и мы просто связали решетки по углам веревками, а «болгаркой» вырезали на уровне моих глаз окно для камеры.
В течение месяца я ежедневно часами просиживал в ледяной воде в замкнутом пространстве клетки, нажил себе всевозможные болячки и простудился насквозь. Ведь плавал я в сыром костюме.
Все происходило прямо на территории базы: спускаешься с мостика прямо в клетку, садишься и ждешь... Я проводил в воде примерно два часа, пока не синели губы и переставали гнуться пальцы. Замерз – пошел в дом, разделся, костюм вывернул, сушишь. В день выходило три сессии по два часа. Бывало и так: только ты разделся, вдруг смотришь — мать честная! Медведь уже подходит к месту, откуда ты только что ушел. Снова одеваешься и бежишь обратно – в мокром и холодном костюме.
Мишки подходили разные – большие, средние, маленькие. В этой серии фотографий запечатлены два героя, которых я фотографировал ежедневно. Один из них обожал плавать, постоянно ходил с опущенной в воду головой и был похож на водолаза. Другой – молодой медвежонок, очень любопытный. Глубина, на которой я расположился, была для него слишком большой. Но ему очень хотелось подойти поближе, вот он уже на цыпочках идет – только нос торчит над водой. Эти двое – идеальные фотомодели».
Песец и гусь. Остров Врангеля
«Я заметил, что в Арктике перестаешь смотреть на часы и теряешь чувство времени, и организм подстраивается под нужный мне ритм. Во время полярного дня дневной свет очень жесткий, но ночью становится фантастически мягким и прозрачным. Большинство животных более активны именно в ночные часы, и чтобы попасть в их стихию, подобно ночным хищникам, я спал днем, а ночью работал.
Первые дни на гусиной колонии самые активные. Песец и гусь примерно равные противники. Гусь очень сложная добыча, и далеко не всегда песец может поймать гуся. Я видел множество раз, когда песцы атаковали гусей, но только два раза атака была успешной».
Орикс. Намибия
«Неуловимые ориксы в красных дюнах Намибии. Мы снимали с вертолета, и мне повезло, что удалось их поймать, а заодно снять живописные дюны и долины Намибии. Фотографировать в полете очень интересно. Летишь, вокруг пески, пески — и вдруг бах! — озеро с водой зеленого цвета и розовые фламинго. В это сложно поверить, но это так. По правилам полетов мы не могли летать ниже 300 метров, поэтому пришлось доставать телеобъектив и пробовать снимать из вертолета, да еще на скорости.
Лисы. Камчатка
«Вокруг Курильского озера, что у истока реки Озерной, в районе мыса Травяного в горной тундре, живет несколько лисьих семей. Их часто можно видеть в период хода лосося, когда вода немного уходит, а берега оголяются. Но лучшее время — это, конечно, зима. То тут, то там на снегу появляются узоры их следов. Лисы всю зиму могут обходиться без нор, и только весной, в период щенения, они прочищают свои старые норы, чтобы занять их.
Как оказалось, по ночам лисы часто бродили вокруг дома. Я стал думать, как их сфотографировать. Пытался ставить фотокапканы, но лисы их очень боялись. Реакция их на щелчок затвора была молниеносной: на снимке, как правило, получался прыжок животного из кадра в сторону. Тогда я придумал другой способ, оказавшийся более эффективным. Я открывал с вечера окно, одевался потеплее, ставил штатив в комнате напротив окна, а на улицу провел выносной свет и вспышки. Лисы, как я и надеялся, быстро привыкли к свету и начали подходить к дому — одна, две... А я, сидя в темноте у окошка, весь укутанный, в относительном тепле полуостывшей комнаты, снимал их с расстояния 5–10 метров».
Медведь. Камчатка
«Не люблю очеловечивать животных, которых фотографирую. В отличие от некоторых моих коллег, я никогда не даю медведям прозвища – «Петрович», «Иванович»... Медведь – очень опасный зверь, и об этом никогда нельзя забывать.
Медведи нередко едят себе подобных, особенно весной. Самцы просыпаются раньше, чем самки с медвежатами. Возникает типичный сюжет: голодные самцы начинают охоту на тех, кто уступает им в силе. Иногда жертвой такого охотника становится медведица, защищающая свое потомство, но чаще она уступает агрессору одного медвежонка, чтобы спасти второго или нескольких остальных. Повторюсь — так бывает чаще весной. В более сытую летнюю и осеннюю пору медведи ведут себя спокойнее».
Лев и крокодил. Боствана
«Ботсвана, дельта реки Окаванго, лагерь Момбо. Это мой любимый лагерь, где я снимал леопардов. Там палатки установлены на сваях на высоте около двух метров от земли. И часто под палатками ночевали два-три старых буйвола. В одну из декабрьских дождливых ночей буйволы пришли опять, они долго терлись о сваи и наконец уснули.
Но ночью я услышал возню, а потом — звук, похожий на храп. Через несколько минут все стихло. Потом опять возня. Я не выдержал, вышел на балкон с фонариком и увидел, что здоровый лев тащит через кусты тушу буйвола в сторону от палатки. Стало чуть светлее, я вышел опять на балкон — здоровый самец уже затащил буйвола в воду и поедал его.
Это все было в пятидесяти метрах от палатки. Когда лев увидел меня, то убежал и на буйвола набросились крокодилы. Начался проливной дождь, и большая часть гостей лагеря уселись на балконе моей палатки, многие принесли кофе и наблюдали, как в телевизоре, за происходящим. Потом пришли несколько молодых львов и оттеснили маленьких крокодилов. Но когда приплыл этот здоровый крокодил, я надеялся, что они начнут биться со львом за тушу буйвола. Так и не дождался — они ели по очереди и часто вместе.
Оказывается, крокодил не будет на мелкой воде драться со львом, но на глубокой утопит его легко, так сказал мне мой проводник Сайлас».
Леопард. Ботсвана
«Леопард для меня — символ Африки и моя любимая африканская модель. Разыскивая леопардов, мы видим и других животных в дельте Окаванго. Это львы, гиены, жирафы, антилопы, слоны, гипо, множество птиц, и я, конечно же, не проходил мимо и снимал и их, но все же главный герой — леопард.
Cкрытные, хитрые, смертельно опасные, грациозные — для меня они самые красивые животные из всех, кого приходилось встречать и фотографировать.
Мне нравится снимать дикую природу России, но дома я скучаю по этим большим пятнистым кошкам. Поэтому я постоянно возвращаюсь в Ботсвану к леопардам и пытаюсь открыть дверь в мир этих загадочных хищников».
Белые гуси. Остров Врангеля
«В конце мая белые гуси прилетают из Калифорнии на остров Врангеля. За несколько дней в центр острова прибывает около 150 000 птиц. Они образуют единственную в России и самую крупную в мире колонию белых гусей. Я тоже, повинуясь инстинкту, но только фотографическому, полетел на остров Врангеля. Это была вторая попытка попасть на гусиную колонию, первая в 2005 году получилась неудачной. В этот раз остров тоже не хотел нас пускать. Мы смогли добраться до туда после двух недель ожидания летной погоды. С конца мая до начала июля я работал на колонии с ученым Василием Баранюком. Это были самые интересные, насыщенные дни, которые я провел на острове Врангеля за все время посещения».
Медведь. Камчатка
«Еще только начиная готовить цикл, посвященный медведям Камчатки, я понимал: без нерки не обойтись. Важнейшее звено пищевой цепочки медведя, эта рыба требует особого внимания. Нерки в Курильском озере много — настолько много, что тебе остается только выбрать участок с хорошим освещением и начать нажимать на кнопку. Ходить далеко не приходилось — я снимал прямо у учетного заграждения, ведь именно там скапливается много нерки и проточная вода очень чистая. Главная проблема заключалась в медведях – нерка привлекала к мосту и их. Иногда мне приходилось буквально лавировать между медведями».
Песец. Остров Врангеля
«С прилетом гусей у песцов наступает праздник. Вокруг тысячи гусиных яиц, и от внезапного изобилия песцы сходят с ума от счастья. Сытые, они инстинктивно прячут яйца в тундре. В замороженной тундре яйца хранятся, как в холодильнике. Когда щенки подрастут и начнут осваивать территорию, то найдут спрятанные родителями яйца. Это поможет молодым песцам в начале самостоятельной жизни».
Белые медведи. Остров Врангеля
«На острове Врангеля мне удалось поймать уникальный момент — сфотографировать группу белых медведей, склонившихся над тушей погибшего моржа. Раньше исследователи считали, что белые медведи никогда не собираются большими группами».
Росомаха. Камчатка
«Росомаха – самый шкодливый, жадный, настырный, прожорливый и хитрый обитатель Камчатки. Было время, когда я считал, что у меня не получится подобраться к ней на достаточное для съемки расстояние. Первая моя встреча с росомахой произошла на Курильском озере. Я заметил бегущего зверя с лодки. Был май месяц – кругом еще лежало много снега. Я подобрался как мог близко, но сильный ветер раскачивал лодку, да и сумерки уже начинали сгущаться – среди 40 снимков, которые я тогда сделал, не было ни одного удачного. В конце концов, знающие люди объяснили мне, как найти подход к росомахе. Хитрость и осторожность этого зверя затмевается только его прожорливостью. Голод заставляет росомаху забыть обо всем на свете».
Медведь. Камчатка
«Пару первых лет на Камчатке мне было интересно буквально все. Я отснял все классические сюжеты, какие можно было придумать, но довольно скоро начал чувствовать, а потом и понимать, что нужно создать что-то свое. Я перерыл весь интернет в раздумьях. Хотелось добиться эффекта присутствия в фотографиях. Но в ту пору отсутствие подходящих технологий ограничивало в выборе средств. Я применял телеобъективы – это было здорово, но все же не то. Не было нового свежего взгляда. Следующим шагом стала съемка с уровня земли скрытыми камерами с широкоугольными объективами. Благодаря этому удалось радикально сократить дистанцию съемки, буквально до метра. Технически это было не сложно: устанавливаешь камеру с дистанционным управлением в тех местах, где проходит медведь, отходишь на 40 метров и ждешь. Минусы этого метода – 99 процентов всех снимков уходят в корзину по причине отсутствия фокуса и нормальной композиции, и к тому же за сезон медведи неизбежно «съедают» пару камер. Плюсы: когда смотришь на оставшийся один процент, буквально чувствуешь себя частью мира медведей. От этого у меня захватывало дух».
Леопард. Ботсвана
«Иногда мне везло, я становился свидетелем удивительных историй. Одна из них произошла с самкой по имени Легадема. Так на языке цвана называются молнии. Она родилась в сезон дождей, и поэтому местные жители дали ей такое красивое имя. Все началось, когда я фотографировал ухаживание и любовь у леопардов. Это был страстный и бурный роман. Я высчитал примерный срок, когда самка леопарда должна родить, и улетел в Москву, твердо решив вернуться, чтобы сфотографировать новорожденных котят леопарда.
И вот три месяца спустя, бросив все дела, я полетел в Ботсвану. Когда я прибыл в лагерь Момбо в центре заказника Мореми, Легадема была еще беременна, но ходила уже с трудом – все указывало на то, что роды не за горами. И вот однажды утром она пропала. Несколько дней мы искали ее. Скорее всего, она родила – но как найти ее логово? Опытная самка леопарда постоянно меняет укрытия, и отыскать крошечных котят в нескончаемых лабиринтах буша сложнее, чем найти иголку в стоге сена.
Но нам повезло: мы заметили беглянку и она сама предпочла привести нас к логову. Это было большое дупло в стволе старой акации – там Легадема и прятала котят. Сначала до нас доносилось лишь ворчание котят из глубины дупла. Но вот в один прекрасный момент из небольшой щели в стволе выползли двое котят с только что открывшимися глазами! Я чувствовал себя триумфатором: я увидел то, что видели единицы, – леопардов, которым было всего шесть дней. Именно такие события и моменты и поддерживают интерес к жизни. Это была самая большая награда за всю историю моих наблюдений за леопардами.
Дети – всегда чудесный объект для съемки. Но порой я забывал про съемку и просто наслаждался их обществом. Легадема позволила нам находиться рядом с логовом всего пару дней. Это огромная привилегия, данная мне леопардом. Легадема выразила мне величайшие доверие — и это было потрясающе. Я снимаю дикую природу более десяти лет и могу сказать, что такие моменты бывают один раз в жизни.
Я понимал: чтобы моя история получилась более насыщенной и правдивой, я должен продолжать наблюдать за тем, как взрослеют котята, снять этот этап их жизни. Поэтому три месяца спустя снова вернулся в дельту Окаванго. И в первый же день мы с проводником Сайласом нашли нашу семью. Мать была здорова, дети тоже – они заметно подросли, были веселы и игривы. Мы не отходили от них в течение двух недель. Чтобы прокормить котят, Легадема должна охотиться и оставлять своих детенышей. С самого раннего детства котята учатся быть одни, познавать мир, но именно в такие моменты они очень уязвимы, многие из них будут съедены хищниками. Я любил оставаться с детьми Легадемы, но бывали вечера, когда я следовал за их матерью: мне очень хотелось снять охоту».
Медведь. Камчатка
«Браконьерство на Камчатке – явление типичное и даже в какой-то степени обыденное. Прожить на этом полуострове столько, сколько прожил я, и не столкнуться с незаконной охотой, нереально. Хотя иногда я не сразу понимал, в чем дело. Однажды я приехал на Камбальную и никак не мог понять: в доме живут два госинспектора, а еще три каких-то человека якобы крышу чинят. Но как только темнеет, «плотники» исчезают. Я за день набегаюсь с фотоаппаратом, прихожу вечером – их уже нет. Утром просыпаюсь – они откуда-то появляются, пошатываясь от усталости. Только потом догадался: у этой троицы на реке был спрятан невод, которым они вылавливали за ночь несколько тонн рыбы, пороли ее, солили икру и разносили в мешках по тундре – прятали. Это было давно – лихие были годы.
На Курильском озере я несколько раз своими глазами видел, как орудуют браконьеры. Однажды, примерно в августе 2004 года, я фотографировал на своем любимом месте на реке Гаврюшке. Посидев часа три на устье, я решил к закату переместиться в Северную бухту в устье реки Выченкии – там в это время свет лучше. В условиях сильного ветра я вдоль берега тихо подошел на лодке к Выченкии. Причалив, вышел на берег и тут же наткнулся на двух хлопцев – работают, перегораживают реку сетью. Почему-то запомнилось, что один был в синей куртке, другой в красной. Я замер от неожиданности. Они тоже замерли, сеть бросили. Так мы и стоим в нескольких шагах друг напротив друга – я не знаю, что делать, и они не знают. Вообще, в те годы в тех местах в подобной ситуации могли стрелять – никто не услышит. Как быть дальше? Я снял ружье со спины и сказал: «Я ухожу». Потихоньку, не сводя с них глаз, дошел до лодки. Оттолкнулся и, продолжая держать в руке ствол, потихонечку отплыл. Через день прилетел вертолет, подсел в том районе и через три минуты взлетел. Улетели мои хлопцы.
Помимо этого случая, у меня было еще несколько прямых и косвенных контактов с браконьерами. Сложно снимать, когда чувствуешь взгляд чужих глаз из кустов. Сложно спать, когда каждую ночь неизвестные люди заглядывают в окно. Сложно стоять на реке, понимая, что за поворотом – территория браконьеров. Но это – истории больше для прокуратуры, чем для моей Одиссеи».