Ускользнувшая красота: 5 масштабных, но не самых удачных архитектурных проектов Москвы
Политех
Строительство — это вызов цивилизации и ее маркер: здания Петера Цумтора (знаменитый швейцарский архитектор — Forbes Life) невозможно построить в Москве. Единственный путь — импортировать значительный кусок Швейцарии вместе с людьми и заводами. Точно так же японский проект архитектора-экспериментатора Дзюнья Исигами (кстати, получившего образование инженера для реализации своих смелых задумок) оказалось невозможно воплотить в Москве: подрядчики, строители, климат, люди, управление процессами предполагают «московский стиль», а не тонкие вибрации минимализма. Границы возможного и невозможного в реставрации определяются таким множеством лиц, что становятся беспощадны как статистика: сады в музее, невесомые стеклянные кровли и прозрачный музей в современной России невозможны. Мой люксембургский партнер — архитектор и глава бюро из 60 человек — часто подмечал российскую двойственность в отношении иностранцев. С одной стороны, мы их любим и даже очень. Пиетет, которым пользуются иностранные фамилии и авторитет любого европейца как носителя всех мыслимых достоинств очевиден. Но когда доходит до дела, нам виднее: вы не знаете наш климат, вы не знаете наших людей, у нас особый путь и так далее.
И тем не менее, идея сделать из подвалов Политехнического общественное пространство реализована. По-московски, местами коряво, но это очевидно большой скачок по сравнению с лужковскими реконструкциями. Вместо красавицы Галатеи японский Пигмалион получил веселую и слегка базарную даму, но не бросил ее, а иногда помогает деньгами, и даже присылает гостинцы. А легкая кривоватость и некоторая приблизительность исполнения как раз и есть особенность национальной стройки, с которой, возможно, надо не только смириться, а возвести в культ и распространять на манер блинов или пельменей.
Зарядье
О трудностях, которые стояли за безупречным мощением, летящими крышами и всеми диковинками парка, знают немногие. Близость Кремля предопределила режим секретности, при которой разработка проекта велась невыездными сотрудниками, которым было сложно объяснить, что мост-таки можно построить, без бордюров можно обойтись, и так далее. Личный контроль со стороны высокопоставленных лиц и очень сильная команда обеспечили реализацию — но члены этой команды заканчивали проект с потухшими глазами, говоря, что управление в России надо менять и сетуя, что множество идей и решений остались на бумаге. Из объективно успешного проекта — парк собрал несколько международных наград, а главное, не теряет популярности у жителей — те, кто его делали, вышли с разочарованием о том прекрасном несбывшемся, о чем нам никогда теперь не узнать.
Большие стройки для цивилизации — способ познания иррационального: Египетские пирамиды и готические соборы были способом общаться с высшими силами. Но есть и Китайская стена, которая тоже была цивилизационным проектом, но несла совсем иной смысл: через нее Китай осознал себя Поднебесной. Парк Зарядье стал проектом, через который Москве наконец удалось утвердить себя в статусе мирового мегаполиса, наконец-то построить проект от мировых архитектурных звезд ( авторы — бюро Diller Scofidio + Renfro, на счету который известный парк «Хай-Лайн» в Нью-Йорке — Forbes Life) и сделать все по правилам: с конкурсом и так далее. В чем утвердила себя Россия в этом проекте, который был задуман как макет кусков природы шестой части суши, пока непонятно.
Хотя, как минимум, это большой прогресс в решениях относительно города: после храмов с парковками и полностью перестроенных военторгов Москва получила парк мирового класса. В идеальном мире он мог стать проектом, после которого препятствия были бы пересмотрены навсегда. В парке была бы культурная программа, соответствующая архитектуре, и под закатным московским смогом играл бы кто-то вроде Филиппа Гласса. Парк бы провоцировал посетителей не только делать селфи на мосту и заниматься сексом в кустах. Впрочем, может он уже это делает, а мы и не знаем.
Зиларт
Зиларт по масштабу и размаху тоже похож на цивилизационный проект — но кому и что он должен рассказать, а также в какой форме он общается с иррациональным, пока неясно. Пока он напоминает «Шпиль» Голдинга по накалу страстей: тут тебе и звездные архитекторы, и ветка легкого метро, и несколько мостов, которые специально обещают построить, и немыслимое количество жилья, которое нужно продать.Архитектора, выигравшего конкурс — это был Юрий Григорян и его бюро «Проект Меганом» — из проекта попытались «выдавить» и поначалу успешно. Высшие силы в лице Сергея Кузнецова, главного архитектора города Москвы, его вернули на место — и сейчас бюро занимается кварталом наравне с мастерской Скуратова и бюро Speech Сергея Чобана.
Загадочный ролик с Филиппом Киркоровым и другими поющими обитателями «первых каналов» был настолько плох, что стал вирусным — был ли это гениальный маркетинг или ошибка? Станут ли рекламируемые Тимати и Шейк квартиры домом для задуманной аудитории покажет время — которое затягивается, как это и обычно бывает в строительстве, а группа ЛСР, застройщик проекта, распродает другие активы. Тот факт, что «Зиларт» собрал лучших российских архитекторов — в том числе и подающих надежды молодых — является безусловным цивилизационным скачком в ближайшее будущее. То, каким напряжением и интригами это все окружено — наследием недавнего прошлого, в этом смысле это Дом на Набережной нашей эпохи.
Красный октябрь
В каждом крупном городе есть место, на котором упражняются все студенты архитекторы и их преподаватели. Довольно долгое время Красный Октябрь был таким московским тренажером — но для талантливых команд со всего мира. Один конкурс, второй, третий, уже отобранное предложение вновь пересматривается, но все стоит на месте. Интересно, как много в мире примеров джентрификации, остановившейся на пол-пути? Когда галереи, клубы и образовательные проекты запустили, а выгоды от этого получать не стали.
Красный октябрь — очень поэтичное место, со всеми этими краснокирпичными стенами и брежневским мрамором на полу, с неожиданными видами из окна и желтым светом. Самая поэтичная идея была предложена соотечественником — обстроить статую Петра небоскребом придумал Борис Бернаскони. Получился бы такой символ освоения пошлости, который бы много сказал и в иррациональном, и в цивилизационном смысле самим москвичам — но и эта идея потонула в воде, как и множество остальных. Как ни странно, и плюсы, и минусы территории происходят из парадокса — расположенная в самом центре, она удалена от потока событий отсутствием мостов. Возможно, будь связность выше, никакой специальный девелопмент был и вовсе бы не нужен. А в реальности амбициозное соседство с храмом и Остоженкой стало принцессой, оставшейся в башне с драконом.
Сколково
Все начиналось амбициозно и правильно: экспертная группа состояла из настоящих экспертов. Международный конкурс. Знаменитое бюро OMA, как раз подготовившие образовательную программу для только что открывшего двери Института «Стрелка», интенсивно работали над концепцией генерального плана вместе с Херцогом и Де Мероном, Кадзуе Сеймой, Давидом Чипперфильдом и Стефано Боэри (звездами и лауреатами всевозможных премий мира архитектуры — Forbes Life). Критики писали хвалебные статьи, отмечали, что наконец-то у нас происходит все так, как полагается. Все было настолько прекрасно, что в это даже не верилось. Пока российские архитекторы активно не включились и не добились открытого конкурса на жилье по новым для постсоветского пространства нормам, дабы спасти страну от иностранных проектировщиков.
Может быть, мегапроекты в нашей стране являются проверкой на власть, или проверкой властью? Если Герман Греф прав, и мегапроекты не несут экономического смысла стране, в них остается смысл цивилизационный? Как бы то ни было, Сколково не удалось стать российской Китайской стеной. Но на самом деле очень важно, что в этом проекте были амбиции выполнить его на мировом уровне, что плану удалось следовать продолжительное время. Что мировые звезды и лауреаты приехали и стали, пусть на какое-то время, но реальностью. Что Герцог и де Мерон (великие швейцарские архитекторы — Forbes Life) построили настоящее здание, даже если не все считают его шедевром. Что, приземляясь во Внуково, видно эту часть новой, смелой и уверенной, страны, которой мы пока не можем стать.