Русские везде: как Михаил Кожухов нашел русского дворянина в Бразилии

Меня часто спрашивают: «Михаил, какая у вас любимая книга? А страна? А город? Блюдо?». И я каждый раз теряюсь. На мой взгляд, у взрослого человека не может быть чего-то одного самого любимого — ни блюда, ни книги. Все самое интересное разбросано по странам, по континентам и годам, а для меня еще и по людям, потому что, хотя меня и называют путешественником, я остаюсь журналистом, для которого в мире нет ничего интереснее, чем человек. Я объездил 130 стран — и везде встречал интересных людей. Именно такие знакомства и расширяют представление человека о месте, о мире в целом и, главное, о себе самом.

- Вы слыхали, что они учудили?
- Кто они, Дмитрий Николаевич?
- Бразильянцы.
- Какие они вам «они»? Вы же бразилец.
- По паспорту. А в душе и по физиономии — русский!

Так уж случилось, что материалистические убеждения не помешали мне (тогда — корреспонденту от газеты в Южной Америке) стать едва ли не первым советским завсегдатаем церкви Святой Зинаиды в Рио-де-Жанейро. Ее построили в начале ХХ века на холме с крутыми тенистыми улочками, известном как Санта-Тереза. Рассказывают, что в те времена русская речь звучала там наравне с португальской: эмигранты «первой волны», бежавшие от революции в России, выбрали для себя тихое прохладное место, расположенное на горе, прямо над раскаленной сковородкой города. Там и сложили церквушку, скинулись на ее строительство всем миром. Даже деревянный иконостас вырезал кто-то из офицеров — судя по аннинским крестам на нем, как на золотом оружии «За храбрость», каким когда-то награждали героев. Шло время, и к первой «волне» приезжих примкнула вторая, третья. Русское население Рио собиралось там на праздники и воскресную службу, но не перемешивалось. Приехавшие из Стамбула и Парижа демонстративно не замечали прибывших из Харбина, а те едва кивали беглецам девяностых. Все это не слишком вязалось с тезисом об общинности русского человека, но, как бы там ни было, среди посетителей храма встречались и Пушкины, и Лермонтовы, приходила и «сеньора Татьяна» — единственная правнучка Николая Лескова, прима дягилевской труппы, застигнутая в Южной Америке вестью о крахе «Русских сезонов». Именем Татьяны Лесковой, кстати, открываются статьи об истории бразильского балета всех энциклопедических словарей.

Главным же моим приятелем был церковный староста Дмитрий Николаевич Лунин — последний мужчина в дворянском роду, который стал известен после декабрьских событий 1825 года: «Друг Марса, Вакха и Венеры, тут Лунин дерзко предлагал свои решительные меры и вдохновенно бормотал. Читал свои ноэли Пушкин, меланхолический Якушкин, казалось, молча обнажал цареубийственный кинжал».

Прадед моего знакомого был, таким образом, другом Пушкина, Бестужева и всех остальных героев декабрьского восстания. Для тех, кто «Евгения Онегина» не читал и о декабристах не слышал: здание Музея народов Востока на Никитском бульваре, собственно, не что иное, как «Дом Луниных». Если бы после краха Советского Союза встал вопрос о реституции, то именно Дмитрий Николаевич решал бы, оставить там музей или, к примеру, расположиться самому. Такие мысли ему, впрочем, в голову не приходили: «Мне было бы достаточно, если бы в России хоть как-то помнили о нас и считали своими».

У Лунина невероятная биография. Родился в Югославии, вырос в Германии, учился в Париже, во время Второй мировой войны работал переводчиком британской армии в Лондоне, всю остальную жизнь прожил в Бразилии, трудился в фармацевтической компании из Швейцарии. Первый раз был женат на русской, но брак распался, и сейчас он женат на бразильянке. Не могу сказать, что здравствует в свои 94, но бодр и доброжелателен.

Для меня он стал настоящим открытием. «А были ли вы членом НТС?» — спрашивал я его. Вот сейчас мои ровесники, уверен, вздрогнули: «Народно-трудовой союз» в прежние времена считался чуть ли не спецподразделением ЦРУ, созданным исключительно для подрыва советского строя. Дмитрий Николаевич искренне удивлялся: «В мои годы в Германии невозможно было не стать членом НТС: там состояла вся русская интеллигенция!». Он рассказывал, как стал в Италии свидетелем последних дней казачьего корпуса, воевавшего на стороне немцев. После окончания войны союзники выдали казаков представителям Красной Армии, и они прямиком отправились в лагеря. От Лунина я впервые услышал цифру: во время Второй мировой войны на территории Германии находилось 5 млн советских военнопленных. Это означает: сдавались в плен даже не полками — дивизиями.

А самое забавное вот что: я оказался в Рио-де-Жанейро, когда дома было особенно трудно, по магазинным полкам бегали голодные мыши, а водку давали по талонам. В первом же супермаркете в Бразилии меня поджидал эмоциональный шок. До сих пор помню, как закружилась голова от восторга, когда я впервые попробовал йогурт с яблочным ароматом — так это было вкусно! Хуже того, в винном отделе супермаркета полку длиной метра три, не меньше, занимал спирт различных марок. А это был как раз расцвет славы спирта Royal, знакомства с которым едва ли избежал хоть один взрослый мужчина в СССР. Находясь по этому поводу в нервном возбуждении, я позвонил Дмитрию Николаевичу. Тысячу раз извинился: я, мол, из Советского Союза, у нас сейчас не лучшие времена и все такое… Не мог бы потомок декабриста любезно просветить — какой спирт покупать в целях его употребления внутрь? Как работник фармацевтической отрасли, Лунин, по моим представлениям, должен был в этом разбираться. Ответ был неожиданным. «Мы, – сказал Дмитрий Николаевич, имея в виду юношей из русских аристократических семей, живших в эмиграции в Париже, – делали так: ставите на газовую конфорку кастрюлю с водой. Когда она закипит, выключаете и заливаете туда спирт. Это очень важно: спирт в воду, а не наоборот!»

Традиция, получается, не имеет отношения к советскому прошлому. Она уходит корнями в более далекие времена. Свою историческую родину Дмитрий Николаевич Лунин увидел, приехав ко мне в гости в самом конце 90-х. Побыл недолго и вернулся к себе в Бразилию. Его внуки, как обычно бывает в таких случаях, по-русски уже не говорят. Но наверняка знают: спирт в воду, не наоборот!