У рынка предметов искусства и коллекционирования есть одно приятное свойство: он не истеричен. И в 2018 году, для мировой экономики в целом не лишенном волнений, он чувствовал себя неплохо. Причина его относительной автономности во многом связана с его особенностями, которые создают своего рода дополнительную плоскость опоры.
Так сложилось исторически. Во-первых, коллекционирование — один из самых старых инвестиционных инструментов, международно признанный способ сохранения и приумножения капитала. У коллекционирования хорошая репутация, в него верят (верят в принципе как в идею, которую в глобальном смысле крайне сложно дискредитировать). Во-вторых, это единственный рынок, который храним сантиментами. Я не шучу. Стабильностью рынок обязан эмоциям: коллекционеры покупают не только по расчету, но и по любви. Даже если то или иное направление начинает показывать отрицательную динамику, никто не начинает массово «сбрасывать» произведения искусства или предметы из своих коллекций. И наоборот, нередки случаи, когда коллекционер готов приобрести нравящийся ему предмет, даже зная о том, что впоследствии он, вероятно, не сможет продать его за те же деньги (чего не скажешь о ценной бумаге). Среди уже куда менее лежащих на поверхности причин стабильности рынка назову его отношения с массмедиа. В отличие от отчетов по другим рынкам, рисующих более или менее полную картину, здесь мы традиционно слышим только об успешных, исключительно выгодных сделках. Это подогревает интерес аудитории: узнавая о рекордах, люди охотнее вкладывают деньги, а чем больше денежная емкость рынка, тем более он устойчив к стрессам.
Все перечисленное — своеобразная третья нога рынка предметов искусства и коллекционирования, придающая ему устойчивость. Но, разумеется, несмотря на свою обособленность, на поведение других рынков он все же реагирует — просто делает это несколько флегматично.
Опыт предыдущих кризисов показал, что вслед за падением финансовых рынков сектор искусства и коллекционирования также имеет тенденцию провисать (хоть и в силу указанных причин более плавно). Соответственно, нужно иметь в виду, что, если падение на финансовых рынках уже началось, у продавца дорогого предмета есть время на то, чтобы попытаться продать его за хорошие деньги (потом рынок просядет, и, скорее всего, аппетиты придется умерить).
Еще один индикатор скорого понижения — проседание среднего сегмента. Если более половины не самых дорогих лотов в каталогах остаются непроданными либо продаются по нижнему эстимейту или даже по цене резерва (так называется минимальная сумма, на которую согласен продавец, обычно она на 10–30% ниже эстимейта), это один из предвестников скорого снижения и средних цен, и денежных оборотов внутри рынка. В такой ситуации у владельца дорогого лота есть от полугода до восьми месяцев, чтобы подготовиться повыгоднее реализовать свой предмет. А кто-то, наоборот, может сыграть на падении средних цен и пополнить свою коллекцию с меньшими затратами (закон «покупай дешево, продавай дорого»).
Своеобразная плавность этого рынка связана еще и со спецификой аукционных процессов. Даже при резких изменениях валютных котировок аукционные дома зачастую имеют финансовые гарантии и ценовые обязательства перед комитентами, предоставляемые в момент подписания контрактов. Дело в том, что на торгах «двигателями» цен обычно выступают самые дорогие лоты (если на аукционе был установлен ценовой рекорд, то, вероятнее всего, остальные лоты каталога будут проданы дороже, чем могли бы). Поэтому аукционные дома, особенно крупные, уровня Sotheby’s и Christie’s, борются за то, чтобы именно на их торгах выставлялись самые качественные и дорогие предметы.
Для привлечения таких предметов (особенно это касается живописи) существует практика гарантийной цены и иногда даже частичных авансовых выплат. Чтобы добиться контракта на продажу того или иного лота (с оценкой, как правило, в несколько десятков миллионов долларов — нижнего ценового сегмента эта практика касается в меньшей степени), аукционный дом гарантирует определенную цену продажи, например $50 млн. И владелец лота может быть уверен, что как минимум эту сумму он в любом случае получит — либо от покупателя, либо, если покупателя не найдется, от самого аукционного дома. До 2008 года аукционные дома нередко выплачивали «гарантийные» деньги из своих средств, но кризис превратил большие обязательства в большие проблемы, и современная практика — для обеспечения гарантий привлекать третьих лиц (это могут быть как частные дилеры и крупные галереи, так и просто инвесторы).
Вернемся к лоту. Если он будет продан дороже упомянутых $50 млн, то по условиям контракта гарант может получить 50% от разницы или даже ее всю плюс часть комиссии аукционного дома. Если лот не продан, то он переходит к гаранту за указанную сумму. Подобные договоры подписываются обычно за несколько месяцев до торгов, а это значит, что даже если в целом люди начнут покупать меньше и дешевле, упомянутый лот будет куплен по гарантированно высокой цене. И по инерции остальные лоты аукциона будут проданы лучше, чем могли бы.
Вернемся к итогам минувшего года. Отмеченные особенности рынка во многом объясняют его иммунитет к мировым событиям. Политико-экономические катаклизмы 2018-го не отбили желания покупать (у Sotheby’s, например, около трети всех покупателей 2018-го — новички, впервые принявшие участие в аукционах), год порадовал рекордами, но сам ландшафт рынка мало изменился. Можно даже утверждать, что все лидировавшие в течение года направления утвердились на своих позициях еще в 2017-м.
В живописи по-прежнему лидирует сектор современного и послевоенного искусства (Contemporary & Post-War Art). Более того, впервые за долгое время (по ряду оценок, со времен кризиса 2008 года) мы имеем устойчивый рост сразу и по общему обороту, и по числу продаж, и по средней стоимости сделки. То есть вполне уверенно себя чувствует не только сегмент сверхдорогих продаж, но и средний сегмент. Это позволяет предположить, что как минимум в ближайшие полгода направление продолжит рост. Рынок импрессионистов и модернистов (Impressionist and Modern Art) можно отнести скорее к стабильным, чем к растущим, несмотря на несколько громких рекордов.
Аналогично и в секторе русского искусства. Интересно вспомнить прогнозы, которые делались в начале года по поводу сегмента старых мастеров (Old Masters Art): одни говорили, что после сенсационной продажи «Спасителя мира» да Винчи рынок непременно пойдет вверх, другие считали, что большого влияния на общие цифры сделка не окажет. Правы были скорее вторые. В наступившем году, полагаю, либо будет возвращение к показателям 2017 года (если в верхнем ценовом сегменте появится достаточно работ высокого качества), либо сохранится уровень 2018-го.
Среди других категорий коллекционирования лидируют автомобили, показывая наилучшие результаты на долгом горизонте. Начиная с 2001 года рынок классических автомобилей растет быстрее, чем S&P 500, а с 2013-го актив, по заявлениям экспертов HAGI (это всемирно известная компания, изучающая рынок классических автомобилей), является лучшей инвестицией, чем золото. Это воодушевляет неопытных инвесторов, зачастую чрезмерно: отдельные рекорды не отражают того, что при общем позитиве рынок в целом уже с 2015 года снижает обороты (в среднем сегменте динамика вообще отрицательная).
Паники нет, эксперты утверждают, что перегретый рынок коллекционных автомобилей проходит некий детокс, остывает, поскольку уходят игроки, охотящиеся за быстрой прибылью, но ситуация стабильна, просто продажи занимают больше времени. Индекс HAGI, следящий за рынком с 1980 года, показывает, что в начале 1990-х после такой же здоровой коррекции перегретого рынка восстановление заняло около пяти лет — чем не повод в ближайшее время присмотреть себе классический автомобиль, который после энного количества лет владения может принести до 300% прибыли?
Наименее волатильны из всех сегментов коллекционирования ювелирные украшения и драгоценные камни (стабильный рост в течение последних 15 лет), и, надо полагать, в 2019-м рынок останется непоколебим. Интересный момент: в минувшем году активнее всего росли в цене предметы с жемчугом (обычно лидируют украшения ар-деко и послевоенного времени).
Вторичный рынок вина и коллекционного алкоголя сравнительно молодой с инвестиционной точки зрения, серьезно наблюдают за ним примерно с 2000 года, когда была основана крупнейшая в этой области биржевая платформа Liv-ex. Пока он находится в стадии неторопливого подъема. Но этот рынок, по сути своей, цикличен: скачок роста цен на сорта бордо произошел после Второй мировой войны, потом случился небольшой спад, такие же циклы были в 1970–1980-х годах, а пять лет назад снова начался подъем. Если через несколько лет произойдет падение, оно не будет значительным.
Мировые события на этот рынок влияют по-разному: кризис 2008 года, например, ему не слишком навредил (начавшееся падение остановили китайские покупатели, к 2009-му как раз ворвавшиеся на арену), а вот Brexit и ослабление фунта стерлингов придали рынку некоторую нервозность.
В прошлом году было поставлено два рекорда (предыдущим более 10 лет), но существенно повлиять на общую картину они не могут. Хотя один из них — продажа шестидесятилетнего Macallan 1926 года — запустил едва ли не аукционный сериал: после нашумевшего аукциона Bonhams подобная бутылка появилась на Sotheby’s и Christie’s, а в 2019-м уже снова ожидается на Bonhams. Рекорд пока не побит, но прогнозировать рост молотка в арифметической прогрессии уже можно.
И, наконец, об антигероях. Если есть цель потерять деньги, лучше вкладывать не в криптовалюту или рискованные стартапы, а в китайскую керамику, в том числе в фарфор. Некогда один из самых растущих рынков с 2017 года показывает отрицательную динамику. При этом новости об очередной громкой продаже появляются почти ежегодно. Прошлым летом это была, например, редкая фарфоровая ваза династии Цин (€16 млн). Возможно, когда отношения США и Китая нормализуются и агрессивный маркетинг введет китайскую керамику в моду, можно будет говорить о восстановлении рынка.
Пока же с передариванием (и перепродажей) китайских ваз лучше повременить, смотрите на это как на долгую инвестицию, которая со временем может принести вам, как в лучшие годы, порядка 10% годовых, в отличие от антикварной мебели, рынок которой вряд ли покажет положительную динамику.