«А вино мне когда можно будет пить?», — некоторые мои знакомые не могли поверить, что это был мой первый вопрос нейрохирургу. К этому моменту он говорил уже несколько минут, и поначалу мне удалось выхватить из его речи только отдельные слова, когда между латынью шел пунктир телеграммы: «операция» — «срочно» — «риск потери памяти». После моего вопроса пожилой врач посмотрел на меня с профессиональной осторожностью, как бы пытаясь понять, имеет ли он дело просто с больной или же с сумасшедшей и вдобавок горькой пьяницей. «Будет и для этого время», — наконец сказал он мягко.
Но времени-то как раз может и не остаться, подумала я, выходя из кабинета. Еще до больницы я смотрела на разные соблазнительные и все откладываемые на вечное «потом» бутылки в своем погребе. Перед смертью, как известно, не надышишься — но мой страх был не только про это. «А что, если я забуду все и про вина?», — спросила я своего виноторговца. «Тогда придется, как в фильме «Вспомнить все», вживить тебе в память воспоминания», — без тени улыбки сказал он.
Не вживить, а оживить воспоминания — эта идея осенила меня уже недели спустя в больнице. Концепция «якорения» известна нейропсихологам давно; но мне предстояло впервые опробовать на вине известный эффект, описанный Марселем Прустом в книге «По направлению к Свану». Жидким печеньем «мадлен» в этом случае должно было стать мое первое вино — конечно, не первое по счету из всех попробованных в жизни, но первое, заставившее совершенно по-другому взглянуть на этот напиток, и ставшее начальным толчком к тому, чтобы сделать вино профессией. Это был рислинг 2004 года от Domaine Schlumberger — основанного в 1810 году самого крупного производителя в Эльзасе. Половина виноградников хозяйства, занимающих общую площадь в 140 га, имеют статус grand cru — но мне было нужно одно конкретное grand cru, с которого когда-то все и началось на мосту в плавящемся от жары Санкт-Петербурге.
Эльзасские рислинги – не самый ходовой товар английской зимой, а уж тем более, если вам нужен конкретный год; но наконец все препятствия были преодолены. Заветная бутылка была добыта и откупорена. Рислинг был золотист и ароматен. Спроси у меня кто совета о добротном французском рислинге, Domaine Schlumberger был бы выбором, за который не было бы стыдно. Но произвел ли он на меня в лондонском январе то же ошеломляющее впечатление, что и много лет назад на летней набережной Питера?
В книге «You Are Not So Smart» журналист Дэвид Макрэйни посвящает отдельную главу конфабуляциям — «галлюцинациям воспоминаний», уловкам, к которым мы бессознательно прибегаем каждый день, думая о прошлом. Мы уверены, что спустя годы помним в мельчайших подробностях события, разговоры и лица, и воспоминания будто бы высечены в камне. Но на самом деле мы, сами об этом не подозревая, бесконечно переписываем их заново в собственной голове. Этот жесткий диск постоянно редактирует сам себя без ведома и разрешения хозяина, и этот процесс не остановить. Перефразируя поговорку, в реку памяти не войти дважды — не только потому, что вода давно утекла, но и потому, что даже вспоминая о ней, мы каждый раз делаем это по-другому, и, в конечном итоге, разной памятью.
С ней все обстоит еще сложнее в случае вина, которое само по себе – концентрированная и постоянно меняющаяся субстанция. В винном и культурологическом исследовании «Liquid Memory: Why Wine Matters» сомелье и кинорежиссер Джонатан Носситер называет вино самым уникальным хранилищем информации, известным человеку. «Это единственный сосуд индивидуальной, личной памяти — то есть памяти и субъективного опыта человека, пьющего вино, или винодела, его изготовившего — и одновременно коллективной памяти, так как вино одновременно является памятью о терруаре, о месте, о географии, которую вино выражает через вкус», — утверждает создатель фильма Mondovino.
Вот почему вместо обреченной реконструкции вечно ускользающих старых воспоминаний я решила создать новые — с помощью совершенно необычного вина. Это было 2008 Palabras Mayores Albariño Barrica, Rias Baixas от Bodegas Agnusdei. Цвет этого вина удивляет не раз пробовавших вина из сорта альбариньо, большинство из которых не доходят до тона соломы. Palabras Mayores — вино насыщенного, темно-золотистого цвета, который может быть только результатом выдержки в дереве.
Выдержанный альбариньо сам по себе встретишь не каждый день, но Palabras Mayores есть что предъявить, кроме нетипичного метода производства. Название вина можно перевести как «Взрослые слова» — и тут мне вспомнилось другое вино из этого же региона и сорта винограда, тоже с лингвистической отсылкой в названии. Одним из приятных открытий прошлого года было испанское 2011 Sin Palabras Albariño, Rias Baixas — по духу это «младший брат» Palabras Mayores, вино легкое, ненавязчивое, и к тому же готовое обойтись, как следует из названия, «без слов».
По контрасту, его старший брат Palabras Mayores — это вино, которое трудно заставить замолчать. Любители сухого хереса узнают общие с этими винами ноты в аромате, полном меда, морского ветра и горчицы. Эта горьковатая медовость поначалу дурачит; коллега, с которым мы пробовали Palabras Mayores, сказал, что «ровно в тот момент, когда ты уже ждешь, что вино, которое имеет аромат полусухого, начнет и по вкусу быть как полусухое – и тут оно становится совершенно сухим!».
Игривое и коварное, как море, вино Palabras Mayores действительно меняется, не только в бокале, но даже в момент, когда вы его уже пробуете на вкус. Сочетание кислотности и ванильной, обволакивающей мягкости — не то, что ждешь от обычного испанского вина. Для парадоксального и обаятельного Palabras Mayores это только начало: через несколько минут оно раскрывается фруктовыми, персиковыми и абрикосовыми ароматами — сладкими, но не приторными, легкими, но не бессмысленными, становящимися только лучше со временем. Как и обещано, это вкусные, взрослые слова, которых так стоит ждать.