Поколение индиго. Вход свободный

Что-то случилось

С нашим миром происходит что-то непонятное, об этом говорят все вокруг — политики и ученые, бизнесмены и философы, брокеры и журналисты. Ощущение зыбкости и неустойчивости всего, что казалось прочным и надежным фундаментом бытия, — принципов, ценностей и правил, распространяясь подобно вирусу, охватывает страны и континенты. Особенно это заметно в политике развитых демократических стран: на смену десятилетиям доминирующих, солидных и респектабельных европейских партий на политическую арену с шумом, свистом и выкриками непристойностей (в политкорректном смысле) уверенно вваливаются вчерашние политические маргиналы, представляющие крайне правую/левую (в текущем определении) часть политического спектра. Греция («Сириза») и Испания («Граждане» и «Подемос»), Франция («Национальный фронт») и Венгрия («Фидес») — список разрушителей привычного электорального ландшафта можно продолжать...

В США, стране, построенной на принципах свободного капиталистического рынка и открытости для эмигрантов любых этносов и конфессий, к президентскому креслу, пользуясь огромной общественной поддержкой, вплотную приближаются люди, проповедующие откровенно социалистические взгляды или предлагающие изолировать Америку от вновь прибывших определенного цвета кожи или вероисповедания... Популизм всех мастей перешел в решающее наступление по всему миру. Его наступление, на мой взгляд, отражает очевидный и печальный факт: старые добрые, проверенные десятилетиями истины и концепции перестают устраивать современное общество, требуют срочного пересмотра и нового осмысления.

Ситуация в экономике не менее запутанная. Высокая волатильность на всех рынках стала нормой. Обычно выделяют два наиважнейших фактора текущей экономической нестабильности: 1)  резкое падение цен сырьевых товаров и, как следствие, замедление сырьевых экспортно ориентированных экономик и 2) торможение экономики Китая.

Хотелось бы заметить, что эти события до известной степени противоречат друг другу: по экономической логике удешевление сырьевых товаров должно благоприятно сказываться на китайском рынке — крупнейшем нетто-импортере сырья. Да и основные потребители китайской продукции — развитые страны Запада — тоже, по идее, должны быть в существенном выигрыше от рухнувших цен на энергоносители, однако и этого в реальности пока не происходит. Для этих очевидных противоречий существует множество теоретических обоснований, но ни одно из них не дает, на мой взгляд, целостного объяснения происходящему.

Я ни в коей мере не берусь дать исчерпывающие ответы на вопросы, над которыми размышляют тысячи талантливых и образованных экономистов, аналитиков и политологов... Хочу лишь предложить вниманию читателей достаточно простые дилетантские соображения, которые, возможно, покажутся кому-то полезными для собственных умозаключений. Так что же все-таки происходит? По-моему, ничего сверхъестественного — просто мы вступаем в новую эпоху — эпоху индиго.

Что такое эпоха индиго и чем она отличается от предшествующих

На протяжении многих тысячелетий, с тех пор как человечество начало фиксировать происходящие с ним события, история человеческого общества представляла собой историю борьбы отдельных групп между собой за расширение доступа к природным ресурсам или, проще говоря, за территорию, обладающую этими ресурсами. Территория могла быть привлекательна в силу плодородия почв или выгодного географического положения для морской и сухопутной торговли, могла содержать золото и серебро, минералы и химические элементы, нефть и газ. На протяжении всей истории территория, земля была и оставалась главным (хотя и не единственным) источником национального богатства любой страны. Остается таковой и сейчас...

Сакральное значение неприкосновенности собственных границ, являющейся становым хребтом любого национального самосознания, — отражение этой очевидной истины. Однако постепенно сложившийся баланс начал меняться. Страны — лидеры экономического развития стали создавать модели, опирающиеся во многом не на природные ресурсы (собственные или импортируемые), а на существенную долю добавленной стоимости, созданную индустриальным, а впоследствии и постиндустриальным (сервисным) сегментом экономики. Тем не менее невозможно было представить экономику любой, самой успешной страны без жесткой потребности в постоянном доступе к порой ограниченным природным компонентам.

Именно из-за этого и возникали циклические «пузыри» на сырьевых рынках, зоны «жизненно важных интересов» великих держав и голливудские антиутопии о войне за горючее... Казалось, что рано или поздно чего-то крайне важного для экономики начнет не хватать и люди вступят в бескомпромиcсную борьбу за обладание быстро исчерпывающимся природным элементом. Правда, пока этого стечения обстоятельств удавалось избежать — всегда находился какой-то альтернативный вариант для очередного «бутылочного горлышка» — будь то бабочки шелкопряда, индийские специи, натуральный каучук или conventional oil & gas.

Совершается этот тектонический сдвиг человеческого сознания по простой причине: в мире возникли и быстро развиваются общества, инновационный потенциал которых позволяет избавиться от фобий нехватки или недоступа к тому или иному природному ресурсу, быстро найти эффективную альтернативу любому дефициту. Значит ли это, что сырьевые товары станут не нужны? Конечно же, нет. Просто исчезнет реальный или воображаемый дефицит в приобретении этого товара, а вместе с дефицитом исчезнет и сверхприбыль производителей сырья (что, как мы видим, уже и происходит). Нефть и газ были, как мне кажется, последним бастионом теории «бутылочного горлышка», но и он рухнул под натиском индиго-экономики. Главным источником национального богатства постепенно, но неизбежно будет становиться общественная инфраструктура, создающая питательную среду для реализации потенциала ключевого элемента общественного развития — творческих и интеллектуальных способностей каждого человека. В этом смысле очень показателен пример смены лидера в рейтинге крупнейших (по рыночной капитализации) мировых корпораций: на смену многолетнему чемпиону — сырьевому гиганту Exxon — пришли созданные творческим гением выдающихся личностей Apple и Google.

Постараемся проанализировать, за счет чего произошло это революционное изменение.

Ключевые предпосылки развития индиго-экономики

Если проанализировать историю успеха нынешних лидеров (Арple, Google) и многих других компаний, реализовавших революционные изменения в бизнесе за счет инноваций (будем называть их индиго-компаниями), то можно выделить, на мой взгляд, три основных фактора, необходимых для достижения результата.

1. Авторы идеи должны быть не только талантливыми изобретателями — творцами, но и высокообразованными людьми, работающими с командой не менее образованных и творчески одаренных сотрудников.

2. Для быстрой реализации любой, даже самой гениальной идеи необходимо наличие «облака» — высокоразвитой инфраструктуры ведения бизнеса: безупречно работающей легальной системы, надежно защищающей права собственности (обычной и интеллектуальной), эффективной конкурентной среды, позволяющей маленьким компаниям за короткое время превращаться в гигантов, не боясь быть проглоченными на начальной стадии и т.  д. Кроме того, в экосистеме индиго-экономики необходимо наличие сотен и тысяч поставщиков, предоставляющих в очень конкурентной среде качественные услуги по венчурному финансированию, маркетингу, подбору персонала, веб-дизайну и т.  д. Именно благодаря мириадам подобных компаний будущий чемпион может пройти за очень короткий срок — несколько лет — путь от идеи, обсуждаемой в гараже, до глобального продукта, триумфально захватывающего мировые рынки.

3. Наличие global digital infrastructure для глoбальной дистрибуции своих продуктов.

Цифровой глобальный мир уже в целом создан, и его достройка идет быстрыми темпами — в самых глухих уголках мира есть интернет и сотовые сети. Хорошее образование существует, конечно же, далеко не везде, но серьезные университеты есть практически во всех крупных развивающихся странах. Помимо этого, все большее число людей из этих стран имеет возможность учиться за границей или, что становится все более популярным, пройти курс онлайн-обучения в лучших учебных заведениях мира.

Талантливые люди, как известно, существуют везде и в достаточном количестве. Очевидно, что наиболее проблематичными для создания индиго-экономики будут именно неизбежные трудности при построении «облака». Этот процесс является продолжением и неотъемлемой частью глубоких общественных преобразований, которые страны, построившие такую инфраструктуру, проводили в течение столетий. Современное западное общество с его легальной средой, конкуренцией, системой балансов и противовесов эволюционировало веками, и тем не менее далеко не во всех странах Запада существуют анклавы, сопоставимые с Кремниевой долиной по эффективности продуцирования компаний индиго. Однако, несомненно, именно в этих (развитых) странах сложились максимально благоприятные условия для продолжения головокружительных прорывов в самых разных областях человеческой деятельности, будь то логистика (Uber) или транспорт (Tesla), биотехнологии или робототехника. Не менее очевидно, что страны, не обладающие подобной индиго-инфраструктурой, будут находиться в гораздо более сложном положении: создание сложной сбалансированной общественной системы с хорошо развитой конкурентной средой требует фундаментальных сдвигов в общественном сознании, коренной ломки складывавшихся веками представлений людей о «правильном» устройстве мира, тектонического сдвига базовых ценностей и принципов целых народов. К чему это явное неравенство в положении на старте может привести? Каковы практические выводы гипотезы «индиго»?

Что нас ждет

В течение последних десятилетий экономическое развитие мира во многом определялось процессами глобализации и экономической кооперации развитых и развивающихся стран.

Упрощенно модель развития мира выглядела следующим образом: развивающиеся страны экспортировали в развитые сырьевые ресурсы и дешевую рабочую силу. Получаемая и перераспределяемая государством за счет этого сверхприбыль инвестировалась в создание современной физической инфраструктуры — дорог, аэропортов, логистических центров, городов. Эти объекты, соответственно, создавая рабочие места и условия для привлечения иностранных инвестиций, становились колыбелью зарождения современного среднего класса. Тот, в свою очередь, рос, развивался и богател, что отрицательно влияло на стоимость рабочих рук, но одновременно создавало мощный и стабильный источник внутреннего спроса. Власти, как правило, отдавали явное предпочтение построению максимально быстрыми темпами именно физических объектов инфраструктуры.

Изменение общественных порядков, независимая и стабильная легальная система, эффективно работающая конкурентная среда были (и остаются) гораздо менее значимым приоритетом. Развитие всех этих институтов представлялось долгим, сложным, не соответствующим традиционным ценностям, а иногда и прямо противоречащим коренным интересам правящей элиты. В лучшем случае власти подменяли институциональное развитие общественной инфраструктуры директивами, обеспечивающими точечную заботу об иностранных инвесторах (в основном о наиболее крупных и заметных). Ярчайший пример такого подхода — Китай. Именно в Китае, посчитав, что, жертвуя развитием общественных институтов, необходимо централизованными методами быстро строить города и дороги, столкнутся (и уже столкнулись) с серьезными трудностями при построении экономики индиго. Осознав контуры предстоящих проблем, связанных со слабостью институтов, власти принялись решать их привычными методами — еще большей централизацией, репрессиями (в том числе внутри самой власти) и т. д.

Этот вывод, на мой взгляд, является вполне универсальным для экономик всех развивающихся стран (за исключением, пожалуй, Индии) — замедление их роста будет обусловлено иссякающими сверхдоходами от экспорта сырья и, как следствие, сокращением доходов населения для поддержания хоть сколько-нибудь эффективного экспорта товаров и услуг. Таким образом, источников финансирования для построения современных общественных институтов в развивающихся странах будет совсем немного — придется, как Мюнхгаузену, вытаскивать самих себя из болота коррупции и протекционизма за волосы. Сложная задача, которая быстро решена, по-видимому, не будет.

Это грустное рассуждение приводит к важному выводу: темпы роста развивающихся стран будут неуклонно оставаться ниже, чем у развитых, тем самым увеличивая и без того значительную разницу в доходах и уровне жизни. Противоречия и взаимное раздражение, продиктованное завистью и ощущением невозможности быстро сократить разрыв, с одной стороны, и желанием отгородиться от быстро беднеющих соседей — с другой, будут, очевидно, только нарастать и провоцировать взрывоопасное напряжение в международных делах.

Глобализация оказалась, как и многое другое в нашем мире, не линейным, а циклическим процессом. Она на определенном этапе казалась драйвером сокращения отставания развивающихся стран от их западных соседей, однако в ближайшем будущем может стать фактором усугубления неравенства, так как будет использоваться прежде всего кaк канал продаж продуктов экономики индиго в другие страны, не имеющие собственных возможностей предлагать конкурентную продукцию, сопоставимую по цене и качеству. Нарастание напряженности и взаимной неприязни толкнет еще сильнее на политическую арену популистов, играющих на страхах, зависти и ощущении невозможности изменить свое собственное общество, а потому разжигающих жгучее желание уничтожить чужое — такое благополучное, процветающее и недосягаемое... Они уже стоят у дверей, обещая простые рецепты решения сложных вопросов. Опасное снадобье.

Что же делать?

На этот вопрос в глобальном смысле я, конечно же, ответа не знаю: я не политик, не дипломат и не экономист. Я занимаюсь практическим бизнесом и, несомненно, все, о чем написал в этой статье, использую и буду использовать как важнейший аргумент при принятии инвестиционных решений. Разбирая же не очень утешительные выводы своих собственных рассуждений относительно нашего недалекого будущего, тем не менее хотел бы поделиться одним оптимистическим соображением.

На протяжении столетий правовое государство, честная конкуренция, незыблемость прав граждан рассматривались прежде всего сквозь призму построения более честного, более справедливого общества. Экономическая целесообразность современного плюралистического, открытого общества оставалась предметом перманентной дискуссии в разных уголках мира. Время от времени в той или иной стране появлялся авторитарный лидер, который, сосредоточив в своих руках всю полноту власти и рационально используя полученные в управление ресурсы, добивался впечатляющих успехов в экономическом росте, бросая тем самым вызов «пресловутой западной демократии». Я сам, будучи советским студентом, уверенно объяснял преимущества социалистической экономики, которая, в отличие от хаоса капитализма, может абсолютно точно рассчитать, когда и сколько нужно произвести того или иного товара,  и использовать ресурсы намного более рационально. Правда, происходило все это обучение на фоне бесконечных очередей за быстро исчезающими с прилавков советских магазинов продуктами питания, так что большого доверия экономические постулаты социализма уже ни у кого не вызывали...

Тем не менее краткосрочные экономические успехи авторитaрных и даже тоталитарных режимов все еще иногда соблазняют общества, тоскующие по сильной руке и готовые пожертвовать правами собственных граждан ради экономических достижений. Надеюсь, что эпоха, в которую мы несемся на полной скорости, поставит окончательный крест на этом опасном заблуждении.

Наверное, можно теоретически представить умного и талантливого диктатора, создавшего относительно эффективную, пусть и очень ненадолго, систему централизованного распределения и использования природных богатств своей страны. Или диктатора, собравшего за колючей проволокой группу ученых и, одновременно угрожая им и соблазняя их дополнительным пайком, путем неимоверной концентрации ресурсов создавшего атомное оружие и баллистические ракеты для охраны собственного режима. Но даже в теории мне кажется невозможным создать экономику, опирающуюся на творческую энергию миллионов индивидуумов, свободу их фантазии и самовыражения, при этом жестко ограждая большинство граждан от участия в решении важнейших общественных задач. Так что создающаяся на наших глазах экономика будущего — экономика индиго — это экономика свободных людей. А значит, мир неизбежно, хотя и мучительно, будет становиться свободнее. В это я верю.

Есть мнение

Что думают о статье Михаила Фридмана предприниматели, политики и топ-менеджеры.

Гор Нахапетян

Председатель совета выпускников Московской школы управления «Сколково»

В России в последние годы делается много упражнений в форсайте. Многие авторы прогнозов сходятся в том, что основная проблема России, как и других стран, — это лишние люди. Например, Uber создал в США 1 млн рабочих мест для водителей. Но что делать с этой профессией, когда на смену сегодняшним такси придут робототехнические автомобили? Тектонический сдвиг, о котором идет речь в статье Фридмана, заключается в том числе и в том, что традиционные профессии исчезают, а новые возникают очень быстро. Скажем, профессия нотариуса вряд ли останется в будущем. С другой стороны, еще несколько лет назад не существовало такой профессии, как дизайнер мобильных приложений, и спрос на нее никем не прогнозировался.

В моем понимании, чтобы перейти к экономике индиго, надо заниматься образованием и создавать образовательные институции в тесной связке с бизнесом, чтобы понимать, какие профессии теперь нужны. Причем я имею в виду образование в любом формате: музеи — тоже образовательные институции. Почему туда стоят большие очереди? Потому что людям не хватает смысла в том, как они живут.

Еще одно важное изменение, которое нас ожидает, судя по статье, — это изменение во власти. Как сегодняшние дети будут управлять миром, как будет выглядеть будущая «индигократия»? Возможно, большие города будут работать как сегодняшние государства. А может быть, в «индигократию» войдут новые Гейтсы и Фридманы с большими ресурсами и будут решать мировые проблемы при жизни, а не оставлять их в наследство детям.

Ирина Хакамада

Политик, писатель, в 2000–2003 годах — вице-спикер Госдумы

Согласна с идеями Фридмана. Что делать? Менять философию и структуру госуправления и корпоративного управления навстречу «сложному человеку», а не профессиональному исполнителю.

Дмитрий Васильев

Член совета директоров «Русала», в 1991–2000 годах — зампред Госкомимущества, а затем председатель Федеральной комиссии по рынкуценных бумаг

Не согласен с Фридманом в том, что реформы (в том числе реформы общественных институтов) проводить сложнее, когда у государства мало ресурсов или происходит экономический кризис. Например, в России все реформы XIX–XX веков обычно начинались, когда дела в экономике шли весьма плохо — после Крымской войны 1853–1856 годов, после Русско-японской войны 1904–1905 годов, наконец, после 1991 года.

Да и в других странах так же. Достаточно посмотреть на Южную Корею, где взялись за реформы после «азиатского кризиса» 1997 года. Так что в кризис для институциональных реформ шансов как раз больше.

Кроме того, надо заметить, что в развитых странах, например в США с их Кремниевой долиной, есть и традиционная инфраструктура (дороги, мосты и т. п., о чем пишет Фридман), и развитые общественные институты. Потому-то они так успешны в переходе к экономике индиго. Так что нам надо строить и то и другое.

Олег Тиньков

Председатель совета директоров Тинькофф банка

Трудно спорить с Фридманом, все так, а детали я оставлю для собственной колонки. «Что делать?» — вопрос во многом политический, а политика меня не интересует, вернее, я ее не понимаю.

Василий Сидоров

Член совета директоров РЖД, бывший президент МТС

Согласен со многими тезисами автора, в том числе с тем, что и текущую, и тем более будущую конкурентоспособность стран все в большей степени будет определять человеческий капитал. Создание условий для его развития — одна из стратегических задач любого государства, думающего о релевантности своей экономики в мировом распределении не только в текущем периоде, но и на горизонте 10–25–50 лет.

Набор этих условий, конечно, выходит за рамки критериев «легкости ведения бизнеса» по рейтингу Мирового банка. А то, что требует реформирования у нас в стране, как мне кажется, всем понятно. Вопрос в политической и экономической воле критической массы участников процесса. Достижение критического уровня осознания необходимости изменений в интересах того самого человеческого капитала у нас займет время и, возможно, потребует смены поколений элит. Наблюдения за детьми и молодыми людьми 10–20 лет дают много оснований для оптимизма. Тем временем от каждого из нас зависит, как мы создаем локальные ячейки той самой экономики индиго вне зависимости, а подчас и вопреки внешним обстоятельствам.