Глобальная неопределенность может помочь российскому «повороту на Восток».
Кризис на китайском фондовом рынке минувшим летом подхлестнул дискуссию о том, исчерпала ли КНР ресурсы роста, когда-то заложенные реформами Дэн Сяопина. А обостряющиеся структурные дисбалансы превращают недавние конкурентные преимущества в препоны росту и угрозу стабильности.
В последние годы большинство рассуждений о грядущем мироустройстве отталкивались от того, что Китай станет (и хочет стать) сверхдержавой. Призрак растущего Китая, ожидание его превращения в полноценного «дракона» определяли мировую атмосферу. Отправной точкой послужил финансовый кризис 2008 года, эпицентром которого были США. КНР сумела преодолеть его с наименьшими экономическими и имиджевыми потерями. Некоторые экономисты начали говорить о преимуществах авторитарного правления, которое позволяет, в отличие от продвинутых демократий, быстро принимать решения и концентрировать ресурсы на важнейших направлениях.
Демонстрация того, что и эта модель уязвима, может означать не только бегство спекулятивных капиталов на привычные развитые рынки, но и уменьшение ожиданий в отношении Китая на глобальной арене. А это тоже вполне материальный актив. При этом, правда, западные политические «рынки», особенно европейский, оптимизма не вселяют, и вряд ли разочарование в Китае вызовет всплеск веры в возврат западоцентричной мировой системы. Однако умерит ожидания альтернатив.
Как Пекин будет реагировать на экономические сложности? Вернется к более сдержанной и осторожной линии, завещанной когда-то Дэном, либо, напротив, постарается компенсировать внутренние неурядицы ростом внешней напористости? Исходя из общего подхода китайского руководства, которое не любит лишних рисков, вероятнее первое. Однако если 20 лет назад это был беспроигрышный вариант, то сегодня ситуация изменилась.
Теперь Пекину будет намного сложнее извлекать выгоды из глобальной экономики, дисциплинированно играя по ее правилам, как это было раньше. Фрагментация единого торгово-экономического пространства на мегаблоки фактически уже идет, и последствия создания Соединенными Штатами торгово-инвестиционных партнерств с союзниками в Атлантике и на Тихом океане будут для Китая и прочих не входящих в них стран масштабными.
К тому же восприятие КНР как вероятного соперника США уже перешло в практическую плоскость, меры сдерживания Пекина будут приниматься и дальше, прежде всего в Восточной и Юго-Восточной Азии. Но китайское общество после долгого периода постоянного подъема ждет от своего начальства поведения, достойного великой державы (отсюда феномен народной популярности в Китае Владимира Путина). Поэтому в вопросах региональной политики пекинскому руководству придется демонстрировать бескомпромиссность в отстаивании национальных интересов тем больше, чем больше будет возникать сомнений в перспективах экономики. Иными словами, перемен не предвидится, латентное напряжение в Азии снижаться не будет.
Напрашивается вывод, что Россия не в добрый час взялась поворачиваться к Азии, прежде всего к Китаю. Пекину, мол, не до нас, ему бы со своими проблемами разобраться, да и денег оттуда ждать не стоит. Но есть и другая логика. В условиях растущей внутренней и внешней неопределенности Китаю особенно нужна прочная опора, и, кроме России, кандидатов нет. Что касается капиталовложений, то даже на фоне кризиса объем средств, которыми располагает Пекин, впечатляет. А движение на запад (проект Шелкового пути) как раз и предусматривает создание источников прибыли за пределами страны, но там, где нет политических рисков и зависимость от глобальных финансовых рынков ниже. Появление американских мегаблоков также стимулирует интерес Пекина к Евразии, которая в них не входит.
Не стоит рассчитывать на полномасштабный альянс с Китаем, тем более на его готовность штурмовать американские амбразуры. Но прагматическое укрепление позиций в условиях ухудшающейся обстановки будет основной целью Пекина в случае экономического спада. Тем более что потрясения лета 2015 года напоминают Китаю об оборотной стороне глубокого вовлечения в глобальную экономику.
Справедливости ради надо напомнить, что теории скорого краха Китая волнами возникают на Западе с середины 1990-х годов, сменяя другие волны — усиление КНР необратимо и потому несет угрозу. Третий некогда распространенный мотив — экономические успехи обязательно приведут к появлению запроса на демократизацию и политическим переменам — сейчас звучит редко, общая ситуация в мире и опасения многих режимов в связи со стимулированием извне внутренних перемен к подобному не располагают. Как бы то ни было, больше 30 лет Пекину удавалось опровергать любые негативные прогнозы.