День Победы стал, наконец, для России «живым» праздником.
Ровно год назад, когда только заварилась крымская каша, я написал в Forbes первое в своей жизни сочинение ко Дню Победы, взявшись предсказать судьбу новейшего символа той войны — георгиевской ленточки. Одни люди отринули ее, другие стали носить с болезненным восторгом. Лента превратилась не только в символ разделения нации, но еще в символ вражды с Украиной, где ее, в свою очередь, приравняли к свастике.
Мой прогноз вышел излишне робким. Судьба георгиевской ленточки — лишь одно из последствий неистового переосмысления итогов Великой Отечественной, случившегося по поводу войны на Украине. В результате этой бури Победа для русского общества больше не означает то, что обозначала 70 предыдущих лет. Прежде всего, она полностью десакрализована. О ней больше невозможно говорить сдержанно, тихо, с опущенной головой. О войне принято кричать с горделиво вздернутым подбородком. У каждого теперь своя Война, как своя правда. Да и что отсиживаться в окопах — мы теперь все на войне.
Прежде почитание Дня Победы проявлялось не только в преклонении перед памятью Победителей, но и бессознательно — в милости к Побежденным. В искусстве о войне карикатуру на немца из фронтовой газеты быстро сменил образ жертвы, заложника зла. Бранить побежденных — умалять победителей. В советском быту слово «фашист» исполняло роль уже не ругательства даже, а последнего проклятия. А официальная риторика Израиля, кстати, вообще не знает слова «фашист» — оно табуировано. Есть древнее, как мир, поверье: если выкликать зло, оно непременно явится. Причем не с той стороны, с какой его ждешь.
Российская пропаганда образца 2014 года, смеясь над этим дикарским поверьем, ввела «фашиста» в официальное обращение, направив его в сторону Украины. И поскольку никакой священной войны на территории России нет, а успехи русского оружия за пределами страны граждане РФ предпочитают переживать в лучшем случае на диване, то слово «фашист» перекочевало в разряд самой заурядной брани, предсказуемо потеряв означаемое.
После того как Украина попала в руки фашистских оккупантов, естественным образом и сама Россия стала фашистским государством для тех, кто болеет за Украину. За нее болеют многие. И вот уже моя знакомая, тихая и робкая женщина, расписывающая храмы, помещает на своей ленте Facebook публикацию с прокремлевского сайта, где над головой Барака Обамы нимбом сияет свастика.
Московскими эвакуаторами, кстати, тоже управляют фашисты. Но или во всяком случае фашисты отдают им приказы вершить их черное, бесчеловечное дело. Моего сына истязает на уроках физкультуры фашист. Но теперь возможны и другие, обратные, вполне теплые оттенки того же слова — в мою компанию на место старого, вялого, вороватого руководства пришло молодое, прогрессивное. Оно ведет дела с задором, свободно, творчески, при этом твердо — по-фашистки. И нет высшей награды для мужчины, чем услышать в постели нежное и благодарное: «Ты мой фашист».
Русский народ неудержим в словотворчестве. Такой лихости в суждениях о войне, в жонглировании священными ее ярлыками не наблюдается ни в одной точке западной цивилизации. В истории христианства было много кошмарных, кровавых событий. Варфоломеевская ночь как злодеяние ничем не лучше Освенцима. Но прежде зло всегда прикрывалось Христом, творя преступления от Его имени. Гитлер был первым и пока единственным, кто выступил против Христа с открытым забралом, желая отменить его слабые, жалкие законы и заповеди, тянущие Европу к гниению, гибели.
Семидесятилетие чистой, бескровной жизни, когда самым большим военно-политическим преступлением признаются (да и то не всеми) бомбардировки Белграда, лучшая эпоха в истории Европы, в сущности, первая ее эпоха, когда она действительно живет в соответствии с заповедями Христа, оплачено жертвами Второй мировой войны. И Советская Россия с разрушенными церквями и тираном-кровопийцей на троне внесла решающий вклад в эту победу христианской цивилизации над первым открытым антихристианским восстанием, заплатив самой большой кровью.
Именно так мистически трактовала итог Второй мировой войны даже советская власть: и была война за Мир, и Добро Зло одолело. Именно так почитается до сих пор эта война во всем христианском мире. Услышать такие скучные и патетические слова о Второй мировой войне у нас сегодня диво. Россия актуализировала войну, что новосибирская опера — «Тангейзера». Славная охота была. Здорово мы их сделали, как канадцев в хоккей в 72-м. Такая невыносимая легкость суждений может восприниматься и с радостью как долгожданное отстранение от фантомной боли войны. В конце концов однажды мы перестали с ужасом вспоминать монгольское иго. Да и вообще Чингисхан был крутой мужик.
Но можно увидеть в этом подростковом переживании Дня Победы и другое — умаление собственной истории, предательство памяти, исторической судьбы страны: финальный этап сползания в варварство.