Стать следующим

Эйбрам Браун, Алекс Морелл

В первый момент кажется, что Мэтью Тейлор Меллон II во всем соответствует своему благородному имени. Мы обедаем в его любимом итальянском ресторане неподалеку от легендарного отеля Pierre на Манхэттене, где у него апартаменты. Уже пять лет он ведет трезвый образ жизни, а до этого долго боролся с зависимостью от наркотиков и алкоголя. Здоровый загар чрезвычайно идет к его синему костюму с Сэвил-Роу и галстуку от Hermes. Он заказывает салат и клюквенный сок с содовой.

Вдруг он просит официанта унести подальше мобильный, будто опасается подслушивания в духе Сноудена. И тогда этот отпрыск одной из древнейших в Америке банкирских семей роняет: «Мне кажется, соотечественники сыты по горло банкстерами» (словечко в духе активистов «Оккупай Уолл-стрит»). К политикам у него тоже есть претензии: «Нам нужна более открытая, свободная демократия. Чем больше в Америке секретности, тем более опасной она становится». Решение проблемы, по мнению Меллона, — виртуальная валюта биткойн, и он уже инвестировал $2 млн в создание инкубатора для стартапов,  деятельность которых так или иначе связана с биткойном. Меллон убежден, что со временем эта валюта вытеснит долларовые расчеты. «И тогда банкирам придется чесать репу», — говорит он, и улыбка расползается по его лицу.

Чудак? Безусловно. Но ведь именно это предполагал его прапрадед Томас Меллон, когда заложил основу почти двухвекового господства своей семьи на финансовом поле. Когда просматриваешь первый рейтинг Forbes богатейших семей Америки, невольно думаешь о том, как много великих состояний, сколоченных в середине XIX века, рассыпалось в прах. Асторы и Вандербильты, Морганы и Карнеги — все сошли с дистанции. Отчасти виной тому щедрая, с мировым размахом филантропия, отчасти — непутевые наследники, промотавшие состояние. Меллоны выгодно выделяются на их фоне.

Если рассмотреть американские династии с миллиардным состоянием, только Дюпоны имеют более долгую историю, но у них есть семейная компания, которая постоянно воспроизводит богатство. Не так обстоит дело с Меллонами, чьи чудаковатые наследники кидают миллионы на модные лейблы и биткойн-стартапы, но которые тем не менее занимают 19-ю строчку в рейтинге богатейших семей Америки, имея состояние $12 млрд — это больше, чем у Рокфеллеров и Кеннеди вместе взятых.

Всего этого они достигли потихоньку. Почти все представители семьи Меллон отказались от интервью или соглашались обсуждать только исторические сюжеты. «Нам нравится, что нами так интересуются»,— сказал кузен Мэтью Меллона Питер Степхейч, владелец крупной компании в Питсбурге. Видимо, весь секрет этой семьи — в системе ценностей, из которых главная — сохранение капитала. Ловушка «легких», унаследованных, денег хорошо известна, и у самого Томаса было четкое понимание того, что большие траты вполне допустимы («логово» Мэтью Меллона в Pierre обходится ему никак не меньше, чем в $7 млн, и летает он только частным самолетом), но при этом он ожидал, что каждое последующее поколение Меллонов передаст наследникам чуть больше, чем было в свое время получено. Притом что все ветви семьи занимаются бизнесом независимо друг от друга, они используют хитрые схемы минимизации налогов, включая, например, передачу состояния по наследству «через поколение» через трастовые фонды (чтобы сэкономить на налоге) и благотворительные взносы акциями компаний. Одним словом, Меллон ожидал, что потомки унаследуют его дух предпринимательства и их деятельность будет способствовать процветанию Америки.

Никаких других правил или ограничений в семье не было. Мэтью Меллон вспомнил лишь одну заповедь, которую слышал от родственников с детства: «Интуиция — это твой главный инструмент». Результатом такой «децентрализованной интуиции» стали многочисленные компании в разных отраслях, от медиа до металлургии и энергетики, и все они так или иначе меняли лицо американского бизнеса.

Бизнес-родословная

Когда четыре года назад все члены самобытного клана Меллонов собрались вместе в последний раз (такое мероприятие обязательно проводится раз в десятилетие), они вспомнили, с чего все начиналось — с клочка земли в ирландском графстве Тирон. Именно здесь в семье фермеров родился в 1813 году Томас Меллон. Семья эмигрировала в Америку в 1818-м и поселилась в ветхой лачуге в западной Пенсильвании, где уже жили их родственники, переехавшие за океан чуть раньше. Местечко впоследствии получило говорящее название Poverty Point.

Земельный надел родителей Меллона (65 га) вскоре начал приносить прибыль. Он сам поначалу работал на земле наравне с другими, но, когда лошадь отдыхала, Томас в тенечке читал Шекспира. «Чем больше я читал и чем больше смотрел на других, тем лучше понимал, что у меня все то же получится лучше», — писал он позже в своей автобиографии.

Он переехал в Питсбург, изучал право, женился в 1843-м на Саре Джейн Негли, у которой уже был сын Эндрю и еще семь детей. Стал судьей (его так и называли потом — Судья) и все свои средства инвестировал в недвижимость. Впоследствии он заложил недвижимое имущество и принадлежавшее ему месторождение угля и основал банк T. Mellon & Sons. Банк открылся в декабре 1869 года, его первоначальный капитал составлял $10 000, как написано в книге профессора Принстонского университета Дэвида Кэннадайна Mellon: An American Life. Год спустя он увеличил капитал до $800 000. Небольшой банк стал основой международной финансовой корпорации BNY Mellon, активы которой сегодня оцениваются в $1,6 трлн.

В конце жизни Томас Меллон много думал о том, к чему приведут его усилия в области финансов. Он не одобрял филантропическую деятельность своего современника Эндрю Карнеги (хотя его собственный сын станет щедрым филантропом, в частности, его усилиями будет создана Национальная галерея искусства в Вашингтоне). Он разделил свое имущество между сыновьями, рассчитывая, что они приумножат капитал.

Точно так же, как Томас в свое время бросил сельское хозяйство, не оправдав ожиданий родителей, Эндрю, подлинный создатель империи Меллонов, пошел своей дорогой: на рубеже веков стал венчурным капиталистом. Он предоставил заем производителю алюминия Pittsburgh Reduction и впоследствии стал акционером этой компании. Прибыль компании увеличилась с $87 000 в 1898 году до $322 000 в 1900-м и вскоре перевалила за миллионную отметку. Сегодня эта компания называется Alcoa.

Десятилетием позже он вложил $1 млн в создание Union Steel. А спустя четыре года продал компанию, заработав по меньшей мере $41 млн. (Впоследствии он был обвинен в завышении стоимости активов в отчетности Union Steel.)

Эндрю также инвестировал в следующее поколение: его племянник Уильям Лаример Меллон стремился самоутвердиться, как его дядя и дедушка. Получив $10 000 из семейных богатств, он вслед за Рокфеллерами устремился в нефтяной бизнес. Созданная с нуля компания превратилась со временем в Gulf Oil. Спустя почти 90 лет, в 1984-м, Gulf Oil была продана Chevron за $13,3 млрд; при этом Меллоны, похоже, сохранили свои акции — состояние семьи по-прежнему составляло $2,5 млрд. Эндрю был министром финансов при трех президентах в 1921–1932 годах.

К моменту смерти в 1937 году его состояние исчислялось $280 млн (в сегодняшних ценах это более $4 млрд), притом что в начале века у него было $50 млн. И богатство было заработано так, как его отец и помыслить не мог. Теперь уже представление о Меллонах как о банкирах кажется членам клана анахронизмом. «Те, у кого были самые крупные доли банковского капитала, нашли лучший способ распорядиться своими деньгами, — говорит Джеймс, дядюшка Мэтью Меллона. — Некоторые из нас до сих пор получают доход от банковских трастов, но это единственное, что нас сейчас связывает с этим институтом. Честно говоря, банковский бизнес как-то протух».

И хотя современные Меллоны уже не так много получают от Alcoa, Gulf Oil и названного их именем банка, они продолжают следовать заветам Судьи — инвестировать и диверсифицировать. Томас Меллон Эванс скопил $290 млн, и, когда он умер в 1997 году, к нему приклеилось прозвище «Челюсти бизнеса». Он начинал в 1931 году в отделе статистики Gulf Oil и со временем стал виртуозом поглощений: купил более 80 компаний, свято соблюдая правило никогда не платить больше ликвидационной стоимости.

Следующий (через поколение) Меллон, Тимоти, начал с создания софтверной компании в 1960-х, но потом ушел в традиционный для XIX века бизнес — создал в Новой Англии железнодорожную компанию Guilford. Сегодня его состояние оценивается в $1 млрд.

Потом был Ричард Меллон Скейф. В 1970 году Скейф купил малоизвестную провинциальную газету и сделал из нее Pittsburgh Tribune-Review. Более известный как человек, вступивший в борьбу с президентом Биллом Клинтоном в 1990-х, Скейф был, возможно, самым влиятельным медиамагнатом западной Пенсильвании. Он умер от рака 5 июля этого года, его состояние оценивалось в $1,5 млрд.

Модные инвестиции

И вот мы наконец добрались до Мэтью Меллона, который продолжил семейную традицию инвестировать в соответствии со своими увлечениями. Его отец Карл Меллон практически отсутствовал в жизни Мэтью, когда тот был ребенком, и позже совершил самоубийство (о чем Мэтью не любит вспоминать). Мать Анна и отчим Дж. Рив Брайт, некогда всесильный адвокат Республиканской партии и дальний родственник Теодора Рузвельта, старались поменьше рассказывать ему о Меллонах и о том, какое его ждет наследство.

Так что, когда он в возрасте 21 года унаследовал 14 трастовых фондов общей стоимостью $25 млн, это стало шоком. «Говорят ведь, чем больше денег, тем больше забот», — отшучивается сейчас Мэтью. Не имея представления о том, как жить с именем Меллон и что делать с деньгами, он колесил по южной Калифорнии на черном «феррари», прикидываясь кадровым агентом киностудии. В Сен-Тропе он плавал на яхте с кронпринцем Греции. («Он забавный парень», — отзывается о нем принц Павлос.) Веселился на вечеринках, пил виски и подсел на кокаин.

Дух предпринимательства овладел им на собрании «Анонимных алкоголиков» в 1998 году, где он познакомился с Тамарой Ердай, которая делала обувную линию для Джимми Чу. Они поженились, и тогда дали о себе знать гены Меллонов. Сначала Мэтью вложил деньги в мужскую линию марки Jimmy Choo, потом основал собственный обувной бренд Harrys of London, под которым делали классические броги, удобные, как кроссовки.

Harrys  имели некоторый успех, но в целом эта идея опередила время. «Думаю, если бы они запустились сегодня, то рынок был бы больше и бизнес имел бы глобальный характер», — говорит Майкл Этмор, редактор Footwear News. Сегодня продажи этой обуви составляют $7 млн. После 2005 года он перестал заниматься оперативным управлением компанией, а вскоре после этого прекратился и брак с Тамарой.

Но и для Мэтью уроки Меллона не пропали даром. («Ты не должен трогать основной капитал. Старайся тратить 1% дохода. Но всегда будут неожиданные  расходы... Поверь мне, кончится тем, что ты будешь тратить 20% дохода».) И как только он пришел в себя, он начал инвестировать: в аукционный дом Paddle8, торгующий произведениями искусства (совместно с Алексом фон Фюрстенбергом и Дэмиеном Херстом), в видеоканал StyleHaul, который учит правильно одеваться.

То есть Мэтью снова вернулся к теме модных брендов. Вместе со своей новой женой Николь Хэнли, бывшим дизайнером дома Ralph Lauren, он запустил марку роскошной женской одежды Hanley Mellon, которая продается онлайн, и за последний год инвестировал в этот проект $3 млн.

Николь работает над модной одеждой в гостиной их апартаментов, на стенах которой висят две работы Уорхола, сам же Мэтью занимается биткойн-инкубатором CoinApex, и в этом проявляется его глобальный нон-конформизм (еще он помогал собирать деньги на залог для освобождения из-под стражи Джулиана Ассанжа).

Пока все его начинания — журавль в небе, хотя Мэтью уверяет, что получил предложение о покупке примерно за $20 млн самой многообещающей компании своего инкубатора — Coin.co, которая предлагает процессинг платежей в биткойнах, подобно тому как PayPal помогает совершать долларовые платежи. «Мэтью принадлежит к такому типу людей, которые умеют привлечь талантливых парней к своим проектам, — говорит Дж. Тодд Морли, основатель инвесткомпании Guggenheim Partners и давний друг Меллона. — Я знаю, что он увлекся биткойном и ведет переговоры с топовыми людьми в отрасли».

Но уже сейчас видно, как Мэтью отличается от всех предыдущих Меллонов. Его тетушка Рэйчел («Зайка») Меллон умерла прошлой весной. Он поехал в штат Вирджиния на похороны — это одно из немногих событий, на которое съезжаются все Меллоны. У него завязался разговор с одним из советников покойной. «Он сказал мне: «Я вижу, ты занялся чем-то по-настоящему крупным. Ты можешь стать следующим Эндрю Меллоном», — вспоминает Мэтью. — Мне приятно было услышать от него такой комплимент».

Операция «Эрмитаж»

Как министр финансов США поучаствовал в сделке с советской властью.

Для Эндрю Меллона, министра финансов США с 1921 по 1932 год, собирание картин было единственным проявлением частной жизни. Основу его коллекции составили шедевры Эрмитажа, которые правительство СССР распродавало, чтобы профинансировать сталинскую индустриализацию. В разгар Великой депрессии Меллон потратил около $7 млн на приобретение более 20 шедевров. В Россию он не ездил, работы выбирал по каталогу, изданному в Париже в 1909 году. Все сделки шли через посредников — берлинскую фирму Matthiesen, лондонскую Colnaghi и нью-йоркскую Knoedler. Наркомат внешней торговли СССР не знал имени конечного покупателя. Меллон никогда не смешивал две роли — скупая как коллекционер шедевры у представителей СССР, как чиновник он установил эмбарго на ввоз дешевых советских спичек, древесины и асбеста. Факт покупки полотен Эрмитажа Меллон и фирма Knoedler подтвердили только на суде в 1934 году — миллионер списал с налогооблагаемого дохода часть стоимости картин на основании того, что они были переданы в благотворительный фонд. Коллекция Меллона — 126 работ старых мастеров и 26 скульптур — легла в основу Национальной галереи искусств в Вашингтоне, создание которой Эндрю Меллон считал делом жизни. Сегодня в музее 130 000 работ, из них 11 000 пожертвованы членами семьи Меллонов.

Источник: расчеты Forbes