Борис Йордан в последние годы ассоциировался в основном со страховым бизнесом. Компания «Ренессанс Страхование» — ключевой проект возглавляемой Йорданом группы «Спутник». Но этот бизнес далеко не основное его занятие. Интересы и основное рабочее время предпринимателя сконцентрированы на тех 15 венчурных проектах, в которые «Спутник» вложил около $100 млн. В интервью Forbes Йордан рассказал, на что он потратил деньги, как пытается диверсифицировать бизнес и что западные инвесторы думают об инвестициях в Россию.
Каковы настроения иностранных инвесторов сегодня, когда из-за кризиса на Украине введены санкции против России?
Есть разница между тем, о чем думают иностранные инвесторы и, скажем, думаю я. В основном у них сегодня крайне негативные настроения. За последние несколько недель, что я был в США и потом в Лондоне, я встретился с очень многими инвесторами. Более негативного настроя я не видел многие годы. Но речь идет о долгосрочных инвесторах. Спекулянты, наоборот, любят, когда «кровь течет по улицам». Они покупают.
У многих инвесторов сильно промыты мозги западной прессой. Количество негатива в отношении России дошло до рекордного уровня. Когда страну каждый божий день в прессе мочат с ног до головы, то, конечно, это оставляет впечатление. Я смог переубедить почти каждого инвестора, с которым общался, но это стоило намного больших усилий, чем раньше, хотя я был серьезно подготовлен к этим встречам.
Что вы им рассказывали?
Я не хочу лезть в политику. Моя позиция очень четкая: я считаю, кризис был спровоцирован США в рамках их геополитических задач.
Отношение инвесторов сегодня похоже на настроения 1998 и 2008 годов?
Нет. Кризис 1998 года был глобальным и имел корни в Азии. Кризис в России был следствием азиатского кризиса, поэтому такого уровня негатива, как сейчас, к России не было. Кризис 2008 года также был в основном экономический, а 2014 года — геополитический. Геополитика для долгосрочных инвесторов гораздо важнее, чем экономика.
Насколько на это восприятие влияют проблемы российской экономики?
Последние восемь лет мы игнорировали возможный переход от сырьевой экономики, ее расширение. И несмотря на намерения [бывшего президента РФ Дмитрия] Медведева это изменить, реально ничего сделано не было. Мы слишком зависимы от сырьевой экономики, у нас очень много активов покупается госструктурами. В банковской системе доминируют три банка, которые являются государственными, в нефтяном секторе доминируют государственные нефтяные компании, которые консолидировали под себя уже практически весь сектор. Страховой сектор, если не будет изменений законодательства, тоже станет государственным.
Я думаю, в этом году в секторе страхования жизни нас обгонит Сбербанк, трудно с ними конкурировать, у них огромная сеть продаж, но мы все равно ожидаем остаться в топ-3 страховщиков жизни в стране. Кроме того, страховые компании не могут субсидировать неправильную экономическую политику государства, например на рынке ОСАГО. Если так будет продолжаться, то я буду вынужден отдать лицензию по ОСАГО. Я не могу позволить себе субсидировать отрасль, просто потому, что неправильно выстроена политика страхования.
«Китайская экономика — частично пирамида…»
Ваше хобби, вы говорили неоднократно, изучение экономики — на какие идеи вы последнее время обращали внимание?
Я считаю, что большой вопрос — Китай. Китайская экономика — частично пирамида, их внутренняя задолженность в четыре раза превышает их резервы. У них явный пузырь на рынке недвижимости. И есть вопросы к официальной государственной экономической статистике. Только в прошлом году государство должно было сознаться, что были фальсификации в торговой статистике.
Понимаете, эта экономика очень непрозрачна. Все мои друзья-экономисты, практически все, считают, что следующий глобальный кризис будет из-за Китая. Их экономика больна, и они не уверены, что Китай сможет выйти из этой ситуации без последствий.
Вы в Китай сами инвестируете?
Я не вкладываю в то, чего не понимаю. Я много вкладываю в США, у меня есть инвестиции в Англии и в России. Это три экономики, в которых я разбираюсь, где я знаю поляну, политику и чувствую себя спокойно.
В России, судя по всему, вполне. Ходили слухи, что вы покупаете страховую компанию «Цюрих». Но в итоге ее приобрела финансовая компания «Олма» за 1 млрд рублей.
Мы не могли с ними договориться. У нас было много базовых вопросов, на которые мы не получили ответы. Но среди претендентов, похоже, были те, кто таких вопросов не задавал. Объединение крупных страховщиков — с точки зрения расходов правильная идея. Объединяешь их — уменьшаешь расходы на бэк-офис и инфраструктуру сразу на 25%. Если объединить нас с другой страховой компанией нашего размера, то можно сэкономить $150 млн за полтора года. Это очень большие деньги в страховом бизнесе.
Расскажите про другие направления бизнеса группы «Спутник».
Есть управляющая компания «Спутник — Управление капиталом», раньше был еще пенсионный фонд, но теперь его нет. Мы продали наш НПФ «Ренессанс Жизнь и Пенсии» банку «Российский кредит», когда российские НПФ покупали за 10–20% от активов. Во всем мире их оценка где-то 2–5% от активов. Это было очень правильное время для продажи.
«Спутник — Управление капиталом» работает с резервами ваших страховых компаний?
Не только. У нас 50% на 50% примерно — деньги страховых бизнесов и внешние. В доверительном управлении было около $1 млрд до продажи пенсионного фонда, сейчас немного меньше. Активы группы «Спутник» составляют более $1 млрд. У нас есть еще бизнес, который называется Sputnik Advisory, это очень успешный бизнес, возглавляемый моим партнером Дмитрием Бакатиным. Много о нем я говорить не буду, в основном это сделки по слиянию и поглощению и привлечению капитала.
Это invest banking?
Да, но без трейдинга. Это чисто invest banking. Людей в компании мало, а сделок много. Мы очень активные, мы недавно даже оказались в топ-10 среди финансовых консультантов на российском рынке по объему проведенных сделок.
В этом бизнесе у вас доля тоже есть?
Есть, конечно. Но там другое распределение, нежели в «Спутнике». Слегка.
Слегка? Вы миноритарный акционер?
Да, мой партнер — основной владелец.
Sputnik Advisory по всему миру работает?
Да, мы делаем сделки по всему миру. Я приношу в основном международные, мои партнеры — российские сделки. Мы недавно подняли деньги двум компаниям на Западе. Бизнесы никак не связаны с Россией.
Это размещение или долговое финансирование?
Размещение капитала, мы делаем private placement и M&A. Такая у нас специализация.
Марихуана и интернет-покер
У вас в портфеле группы кроме страхования еще инвестиции в интернет-покер и инвестиции в производство медицинской марихуаны. Что это такое?
Это венчурные инвестиции, это не private equity. Я занимался private equity много лет и решил давно, что хочу сфокусироваться именно на венчурных инвестициях. Мне лично это интереснее. Я же предприниматель. У людей, которые начинают эти бизнесы, шикарные идеи. Но у них нет сильных предпринимательских талантов управления бизнесом, найма людей. Денег сейчас в мире очень много, это не проблема. Я могу им помочь в управлении. Я очень много времени трачу, чтобы помогать им управлять бизнесом правильно.
Каков объем этих инвестиций?
Думаю, около $100 млн. Объем этих инвестиций меньше, чем мой страховой бизнес.
Как вы отбираете идеи?
Мне присылают, я смотрю. Я отбираю компании не на стадии seed, мы не вкладываем только в идею. Мы готовы инвестировать, когда компания образована, может быть, еще нет доходов, но в течение шести месяцев они должны появиться. Я работаю с партнерами, с венчурными фондами. Это классический вариант. Я показываю им сделки, которые нахожу, они — мне.
Вы покупаете вначале какую-то небольшую долю, потом смотрите. Так?
Потом работаю с ними. Инвесторы ведь ищут правильных партнеров. Некоторые хотят выходить на IPO, другие — развивать свой бизнес, ищут людей, которые могут помочь им с этим. Я 25 лет работаю, я могу помочь по всем параметрам. Я использую это как мой рычаг, чтобы войти в сделки.
Это в основном Кремниевая долина?
Вы знаете, Долина сейчас перемещается немножко в Нью-Йорк и называется Silicon Alley (alley — узкая улица, переулок). В Нью-Йорке бешеный бум, много фондов. У меня дети живут в Нью-Йорке, дочка учится в Нью-Йоркском университете, я там в совете директоров, очень много занимаюсь университетом и вижу много инвестиций.
А почему марихуана и покер?
Я вкладывал в те бизнесы, куда многие другие не хотели вкладывать и где потенциал очень большой. Рынок азартных онлайн-игр в мире — $37 млрд, а рынок марихуаны меня интересует, потому что это будет абсолютно законный бизнес. Слушайте, когда я приехал в Россию в 1996 году, это было то же самое, что вложения в марихуану с точки зрения риска и интереса инвесторов к сектору. На меня смотрели как на лунатика. Сегодня это шестая экономика в мире со своими проблемами, правда, как любая развивающаяся страна. Марихуана — то же самое. Это такой же риск, который может трансформироваться в хороший рынок, а может — в плохой, но я люблю инвестировать там, где я знаю, что есть мультимиллиардный потенциал.
Как обстоят дела с этими вложениями?
Я второй раз туда вложился. Группа «Спутник» — один из основных акционеров компании PalliaTech, которая занимается медицинской марихуаной. В Америке 22 штата одобрили ее применение в медицинском виде и два штата — в коммерческом. Бизнес разбит на несколько направлений. Мы строим лаборатории, так как государство заставляет всех производителей, которые получили лицензию, проводить проверку марихуаны. Она должна соответствовать правилам по допустимому уровню веществ. Все должны будут делать тесты травы. Мы хотим стать крупнейшим игроком в Америке в этих тестах.
Второй бизнес: мы изобрели аппаратуру для больниц, где лечат больных раком. Аппаратура дает возможность не курить марихуану, а вдыхать ее в виде аэрозоля. В марихуане десятки разных компонентов, и их можно выделять. Для лечения глаукомы — один компонент, для облегчения последствий химиотерапии — другой. Можно применять ее только для лечения. Выглядит это так: ты приходишь в аптеку с рецептом, тебе дают коробки со специальными картриджами, ты вставляешь их в прибор, нажимаешь кнопку, температура поднимается до 260 градусов по Фаренгейту. Берешь трубочку и вдыхаешь. Аппарат дает точное количество вещества, которое тебе нужно, но не в виде дыма. Штат Нью-Йорк в июне одобрил использование медицинской марихуаны, только ее нельзя курить.
Третий бизнес: наша компания имеет лицензию в штате Нью-Джерси на выращивание и продажу медицинской марихуаны. Мы намерены получить такие лицензии и в других штатах.
Сколько вы на это потратили?
$15 млн.
Какие еще проекты вы планируете?
Сейчас игровой сектор в Европе подавлен регулированием, компании в трудном положении. Поэтому мы купили контроль над PKR.com («Спутник» инвестирует в этот проект с 2005 года. — Forbes). Это большой покерный сайт. Мы хотим консолидировать активы в Европе и выдвигаться в Америку. США — самый большой игровой рынок в мире, в два раза больше Китая. Я очень много лично занимаюсь этим проектом. Потратил не него около $10 млн.
Какие еще инвестиции?
Группа «Спутник» вкладывает в телеком. Мы инвестируем в бизнес компании Defense Mobile (компания, предоставляющая услуги сотовой связи и мобильного интернета и скидок для ветеранов США. — Forbes). В Америке 50 млн людей, которые были военными или живут в их семьях, это большой рынок.
Всего около 15 инвестиций. Кроме того, мы инвестируем в новую социальную сеть, которая, я думаю, станет революционной. Еще пример — сейчас бум в медицине, и мы инвестируем в компанию Xcovery. Она создает лекарство для поднятия иммунитета у пациентов, которые лечатся от рака. Проблема в том, что из-за снижения иммунитета химиотерапия в конечном счете убивает человека. Врачи Xcovery изобрели лекарство, которое дозой примерно в пять раза больше, чем стандартное, помогает не убивать иммунитет. Мы вошли на ранних стадиях в этот проект.
Инвестиции в сланцевый газ
Какая сделка была лучшей?
Наверное, TelecityGroup. В 2001 году, когда был кризис в доткомах, мы купили за £9 млн 90% маленькой компании в Европе, которая владела дата-центрами. Cейчас это часть Telecity, которая стала самой крупной компанией в Европе. Мы в течение восьми лет строили этот бизнес и докупали дата-центры в Европе. Изначально у нас было 90%, но с покупками и привлечением капитала мы опустились до 30%, в 2010 году сделали IPO Telecity. Потом мы вышли из компании полностью. Telecity вошла в FTSE. Когда мы выходили из нее, она стоила около $1 млрд, а сейчас — $2 млрд.
У вас же были убыточные сделки?
Мы потеряли на сделке с Witology. (Witology предлагает решения в области краудсорсинга, соинвестором вместе со «Спутником» была группа «Онэксим» Михаила Прохорова, инвестиции составили $5 млн, доля «Спутника» 8,94%. — Forbes.) Это был неудачный проект. Из-за того что два фаундера разошлись во взглядах на развитие бизнеса. Один из них, [Александр] Ослон, решил, что уходит, а по нашему мнению, он был ключевым [сотрудником]. Из-за этого компания была продана менеджменту.
На какие направления вы обращаете внимание кроме медицины и телекоммуникаций?
Энергетика мне нравится. Но не нефть, а все, что связано с технологиями и инфраструктурой. Сейчас очень много изобретений в сфере энергетики, что позволяет снизить стоимость добычи нефти и газа. Я вкладывал в них еще 10 лет тому назад.
Что за компания?
Innova Exploration в Канаде, в Баккене (компания занимается добычей, Баккен — крупнейшее месторождение сланцевой нефти на границе США и Канады. — Forbes). Я инвестировал одним из первых. Мы купили очень большую долю в этой компании, начали развивать технологии, когда канадцы стали говорить о том, что русские пришли. Им было все равно, что я американский гражданин (смеется). Мы рано продали, компания была настолько успешна, что сработало внутреннее правило: если уже четыре или пять раз отбил свои деньги, нужно выходить. Мы уже поменяли эту политику. Если я бы оставил эту компанию, мы бы увеличили инвестиции в тысячу раз.
Какое распределение активов вы хотите иметь?
Идеально — 50% в других странах, 50% в России. Сейчас Россия — мой основной рынок. На сегодня у нас где-то 80% в России и 20% за границей.
Вы говорили, что у вас все активы — примерно $1 млрд, а за год вы сколько зарабатываете?
Да, выручка более $1 млрд.
А какова чистая прибыль группы?
Мы не говорим, но мы прибыльны как группа.
А вам не надоел бизнес?
Немного. Вот я из-за этого занимаюсь новыми проектами, потому что я очень люблю стартапы. А сейчас у меня 5000 сотрудников работает в страховых компаниях. Стартапом это не назовешь. Моя роль всегда — за первые три-четыре года выстроить бизнес, стратегическое видение, найти команду. Потом я отступаю, и этим занимаются профессионалы. Но я должен сказать спасибо государству за то, что оно периодически устраивает кризисы. Кризисы открывают новые возможности.