Хлопцы с георгиевскими ленточками водружают красный флаг на крыше офиса телеканала «Дождь».Нижегородские пацаны мажут зеленкой в «Макдоналдсе» девочек из Pussy Riot. На дело они пришли тоже с георгиевскими лентами. Ну и еще сугубо личный опыт: если я вижу впереди старый «фольксваген», на заду которого написано «Спасибо деду за Победу», я включаю повышенное внимание — эти ребята любят метаться между рядами.
Начавшись со сложения штандартов немецких армий на Красной площади, День Победы не стал тем, чем задумывался. Бряцание оружия на военных парадах — всего лишь его звуковой фон. О войне, если эта война по-настоящему великая, то есть жуткая и беспощадная, и если ты действительно знаешь эту войну, невозможно кричать.
Я был свидетелем сцены, когда за столом один из фронтовиков попытался произнести тост в крикливо-официальном духе и был тут же осажен братом по оружию. Все попытки осмыслить войну в державно-милитаристском ключе в лучшем случае вызывали в людях почтительное равнодушие. С болью, со слезами на глазах принималось другое переживание войны.
«Летят журавли» — единственный русский фильм, обладатель титула чемпиона мира в искусстве кино. В 1958 году «Летят журавли» выиграли главный приз в Каннах. Там есть только одна военная сцена. В «Белорусском вокзале» — самой популярной драме про войну — вообще ничего не взрывается. Главной песней про войну, фактически ее гимном стал до-минорный «День Победы». А главный военный роман, возможно, написал Виктор Астафьев. Его «Прокляты и убиты» можно признать финалом деятельности военного поколения русских гуманистов, осмыслявших войну как универсальную катастрофу, где не может быть никаких победителей и побежденных.
Увы, финалом. Не столько даже потому, что с нами нет больше ни Астафьева, ни военного поколения. А потому, что гуманистическая линия русской культуры в отношении Второй мировой войны если не оборвалась, то фактически загнана в подполье.
Буквально через несколько лет после ухода Астафьева и другого великого писателя-фронтовика Василя Быкова, Кремль растиражировал историю с георгиевскими ленточками. Все разумно, все правильно. Скоро в этом мире не останется людей, которые видели ту войну. Нужно обеспечить символическую связь времен. Ею станет лента.
Но то, что должно было обеспечить связь времен, решительно их разорвало. Праздник со слезами на глазах превратился в шумное, энергичное молодежное гуляние, все больше и больше напоминающее день ВДВ. А сама георгиевская лента зажила новой жизнью, все меньше связанной с днем поминовения павших. Есть люди, которые не снимают ленту с машины круглый год. А есть люди, которые прикрепляют ее на одежду по другим поводам. По случаю объявления сексуального суверенитета России, например, или взятия телеканала «Дождь», как уже было сказано.
Георгиевская лента растет, извивается и во времени, и в пространстве. И вот, промахнувшись пальцем мимо нужной кнопки, я попал в студию политического шоу, где усталые мужчины изображали поединок, а на самом деле все кричали об одном — ужасах украинской пропаганды. Георгиевская лента на лацканах их пиджаков мутировала. Она превратилась не то в огромный девичий бант, не то в искусственный, но при этом ядовитый цветок.
Все агрессивное и хамское сегодня в России со сладострастием примеривает георгиевскую ленточку, настаивая на том, что черный и оранжевый — это цвета агрессии и хамства: ты не с лентой, ты — за фашистов.
Я не сомневаюсь, что если бы «Прокляты и убиты» были опубликованы сегодня, еще живущим Виктором Астафьевым, то его вымазали бы зеленкой, а на его деревенский дом в Красноярской области водрузили бы красный флаг.
Историю мира можно представить через историю знаков. Эти приключения символов во времени могут быть вполне комическими — как, скажем, скитания головы Горгоны Медузы, ставшей в 1990-х символом модной марки, соблазняющей новые деньги. Они могут быть и трагическими — как путь индийской свастики. Превращения георгиевской ленточки в 10-х годах ХХI века совсем не забавляют.