Мы живем в кульминационный момент истории: на наших глазах меняется картина мира, существовавшая больше пятисот лет. Лидерство теряет западная цивилизация, плоды которой — двубортные костюмы и автомобили, атомную энергетику и интернет — мы воспринимаем как нечто само собой разумеющееся. Подъем Китая и стран Юго-Восточной Азии подводит черту под пятью веками безраздельного господства европейских стран. Ниал Фергюсон, британский экономический историк, написал книгу «Цивилизация: Запад и остальные» (Civilization. The West and the Rest), выводы и вопросы которой важны не только для среднестатистического испанца, американца или немца. На самом деле эта книга и о том, что делало и нашу страну участником глобальной гонки. И отказ от чего превращает ее в аутсайдера. С чтения этой книги, которая готовится к выходу на русском языке в издательстве Corpus, должна начинаться разработка любой концепции, стратегии или бюджета в России.
Взрыв Запада в середине Средних веков кажется чем-то невероятным. В начале XVI века европейские государства контролировали 5% мировой территории, где проживало 16% населения, производившего около 20% ВВП. В 1500 году крупнейшим городом мира был Пекин с его 700 000 жителей. В первую десятку крупнейших городов мира входил только один европейский город — Париж. На фоне развитой цивилизации средневекового Китая, на десятилетия опережавшей Европу в научном развитии, или ее ремеслами и торговлей, произошедшее в последующие века кажется немыслимым. Всего 400 лет спустя ситуация перевернулась с ног на голову: к началу Первой мировой войны 10 крупнейших западных империй и США контролировали более 50% территории, 60% мирового населения, 81% мирового ВВП. В 1900 году только один из 10 крупнейших мегаполисов мира, Токио, не относился к западной цивилизации. Лондон (6,5 млн жителей) возглавлял мировую гонку. Cредний американец был в 73 раза богаче, чем рядовой китаец.
Что произошло? В чем кроется разгадка Запада, его мощи и силы? «Забудьте о генах и вирусах, — восклицает Фергюсон, отсылая читателя к новомодной теории Джареда Даймонда. — Запад придумал куда более сложную и комплексную штуку — комбинацию шести институтов, ценностных идей и поведенческих моделей». Шесть «убийственных приложений для iPhone», как шутливо называет их Фергюсон, становятся главными героями книги. Вот они: 1) конкуренция, 2) наука, 3) права собственности, 4) медицина, 5) потребительское общество, 6) трудовая этика.
Конкуренция за рынки между компаниями и торговыми сообществами, противостояние светской и клерикальной властей, борьба сначала маленьких, а затем и крупных европейских стран за континент и имперские владения — все это создало в Европе уникальную среду, восприимчивую к управленческим, научным и бизнес-инновациям. Средневековый Китай значительно опередил тогдашнюю Европу в количестве промышленных и агрокультурных изобретений, но большинство их так и остались уделом немногочисленных гениев. Гигантский китайский флот совершал океанские переходы задолго до Колумба и Васко да Гамы, но так и не закрепился в своих азиатских и африканских колониях. А географические открытия европейцев быстро превращались в торговое предприятие, поскольку ими двигало не желание императора раздвинуть границы, а жажда наживы.
Готовность западного человека поступиться стабильностью ради рискованного предприятия помогла реализовать другое конкурентное преимущество. В Средние века достижения мусульманского мира в точных науках были неоспоримы: европейцы адаптировали их открытия. Однако усиление в Европе буржуазии повлекло грандиозные изменения — Возрождение, а затем Реформацию и эпоху Просвещения. Книгопечатание сделало науку и образование феноменами, развитие которых невозможно остановить из-за позиции церкви (как это случилось в Османской империи) или по воле царя-ретрограда.
Каждое из шести убийственных приложений с разной силой действовало в разных частях Европы. Испанцы не сумели выстроить в своих колониях систему защиты прав собственности и представительскую демократию. И в этом, полагает Фергюсон, причина такой разницы в развитии стран Северной и Южной Америк. Протестантская трудовая этика и по сей день определяет расхождения в эффективности экономик Северной и Южной Европы.
Россия — отдельная история. Фергюсон, кажется, сам до конца не понимает, к какому из полюсов — The West or The Rest — ее следует отнести. И это притом что британский ученый хорошо знает историю нашей страны. В книге «Война мира» он цитировал Мамина-Сибиряка и Маяковского, а в «Цивилизации» спорил с концепцией Питирима Сорокина. Фергюсон уверен, что дореволюционная Россия была европейской империей. Но сегодня при сравнении с западными странами Россия оказывается в другом лагере, вместе с Китаем и Турцией.
Почему сейчас, в начале XXI века, таинственная сила шести факторов тает и слабеет? Ситуация разворачивается в обратную сторону с еще большей скоростью: всего за 100 лет Азия сделала гигантский шаг вперед. Если в 1913 году в западных странах проживало 20% населения, а в Азии — 50%, то в 1998-м — 12% и более 60% соответственно; в начале века страны Запада производили больше 80% мирового ВВП, сегодня — чуть больше половины.
Дело не только, да и не столько в распаде колониальной системы. Важнее другое: ведущие страны Азии начали загрузку «приложений-убийц». Первой в конце XIX века по этому пути пошла Япония — сначала комично копируя внешние проявления западного общества (в 1880-х годах японский император на приемах поражал европейских послов своими костюмами, неудачно комбинируя адмиральский китель и штаны егеря), но быстро поняв, что на самом деле сделало Запад самой влиятельной цивилизацией. Россия тоже начала реформы в 1860-х годах и в 1904-м, вступив в войну с Японией, на своей шкуре узнала, что такое вестернизированное азиатское государство. Конкуренция, высокая производительность и жесткая система мотивирования труда, ультрасовременная система образования и науки — адаптации японцами западных идей и традиций воспроизводятся все большим числом азиатских стран — Южной Кореей, Сингапуром, частично Турцией, Малайзией и др., а теперь еще и Китаем.
Россия в таком контексте выглядит одной из первых незападных стран, адаптировавших часть из «приложений-убийц». Наука, всеобщее образование и медицина, потребительское общество и конкуренция с разной степенью успешности развивались в дореволюционной России и в СССР. Права собственности, однако, так и остались незагруженными — с этой программой у операционной системы российского государства всегда существовал неразрешимый конфликт.
Запад и сам готов отказаться от своих завоеваний, сетует Фергюсон. Европа и частично США уступают Азии в ключевых направлениях цивилизационной гонки. Достаточно сравнить успехи студентов из Азии и с Запада — средний результат лидеров-тайваньцев в полтора раза выше показателей австрийцев или англичан. В 2004 году Китай превзошел Великобританию по количеству патентов на изобретения, в 2005-м — Россию, в 2007-м — Германию. Средний кореец работает на 4 часа в неделю больше американца и на 8 — больше француза.
На этом фоне последние изменения в России кажутся фатальными. Посмотрите на список из шести факторов роста и соотнесите их с российскими новостями. Усиление конкуренции? Все ровно наоборот, если оценивать не мифическую программу госприватизации, а реальные факты — усиление монополизма в экономике и политике, поглощение госкомпаниями частных конкурентов. Наука и образование? Сокращение расходов на образование и падающие рейтинги русской науки — вполне ясный сигнал обществу и миру. Трудовая этика? Найти ответ не трудно, если взглянуть на статистику производительности труда.
Права собственности и демократию обсуждать вообще бессмысленно. Утешением оптимистам могло бы стать потребительское общество, расцвет которого особенно заметен после советского дефицита. Но плоды потребительского общества, считает Фергюсон, сыграли с Западом злую шутку. Европа легко разменивает конкурентные ценности на прелести потребления, не получая ничего взамен. А теперь вспомните о буме потребкредитования в России, деньги от которого идут на текущие расходы.
Так ли предопределена судьба Запада? «Да, открытия Запада больше не принадлежат только нам. У китайцев появился капитализм. У иранцев — наука. У русских — выборы. Африканцы получили современную медицину… Но западная цивилизация — это больше, чем просто одна вещь; это пакет. И сегодня у Запада больше сравнительных преимуществ, чем у остального мира; средний американец пока в 20 раз богаче китайца… У китайцев нет политической конкуренции. У иранцев — свободы совести. Русские получили право голосовать, но главенство закона у них — фикция…»
Может быть, России стоит заново заняться комплексными заимствованиями?