«Цена свободы была ужасна»
Об авторе: Тимоти Колтон, профессор Гарвардского университета, глава Департамента исследований России. Автор книг о России — «Дилемма реформ в Советском Союзе», «Москва: управляя социалистическим мегаполисом» (признана Ассоциацией американских издателей лучшей книгой в разделе «Политическая наука») и других научных работ. Вице-президент Национального совета по исследованиям России и Восточной Европы.
F.: Здесь, в России, можно часто слышать, что авторитарный режим Владимира Путина является продолжением режима Бориса Ельцина. Именно Ельцин закрывал глаза на коррупцию в ближайшем окружении, именно он чеченской войной запустил порочный круг насилия на Кавказе. Насколько вам кажутся обоснованными такие выводы?
Т. К.: Сравнение ельцинской системы с путинской кажется мне большой натяжкой и преувеличением. Отличий намного больше. Но есть другой подход, который я разделяю. На мой взгляд, более точно признать большую долю ответственности Ельцина за те явления и проблемы в стране, логическим следствием которых стал «путинизм». Кроме того, Ельцину не удалось выстроить систему институциональных сдержек и противовесов, которые предотвратили бы аккумулирование слишком большой власти в руках преемника. К примеру, если бы российская конституция содержала действенные ограничения сроков президентского правления, а не просто ограничение последовательных сроков, было бы намного сложнее установить сегодняшнюю систему, которая по существу предоставляет власть пожизненно. Это не только причина авторитаризма, но и причина стагнации — ведь, по сути, мы имеем дело со старым изъяном и продолжением советской системы, против которой боролся Ельцин. Что же касается Кавказа, то это долгий исторический процесс. Круг насилия на Кавказе начался еще при Александре I. Хотя Ельцин и сыграл свою роль, но именно Путин смог использовать войну на Кавказе для достижения политических целей.
— Тем не менее в немалой степени популярность Путина в первые годы его президентства была связана с исправлением вещей, возникших при Ельцине, — это приватизация государства олигархами, восстановление независимости государства от крупных финансово-промышленных групп. Почему Ельцин так спокойно относился к деятельности олигархов?
— Это распространенное клише — ссылаться на приватизацию государства олигархами или кем-либо еще в 1990-х. Олигархи — если рассматривать политический, а не научный термин — были и есть высший слой нового бизнес-класса, который сформировался как необходимый побочный продукт в процессе перехода к капитализму.
Олигархи действительно часто говорилио желании взять политическую власть, но на самом деле они в основном стремились к обогащению. Их реальное влияние было сильно преувеличено аналитиками частично потому, что самые заметные из олигархов сами постоянно завышали свои возможности. Ельцин же, наоборот, приуменьшал их роль. Причина этому — его представление о самом себе как о неоспоримом лидере нации. Как сказала Лилия Шевцова, «избранный монарх» России. Он, в общем-то, не знал, что это за люди — олигархи. Они делали деньги, но он сам говорил, что делать деньги — это нормально. У него не было предрассудков в отношении денег, не было предрассудков в отношении евреев, ведь многие из олигархов первой волны были еврейского происхождения.
К концу ельцинского правления возникла взаимозависимость между правительством и большими финансово-промышленными группами. Но ключевая вещь заключается в другом. На самом деле сейчас, при Путине, ситуация в целом такая же. Хотя, конечно, путинское государство более склонно к разрыву этой связи.
— Критики Путина утверждают, что его прошлое в КГБ определяет тип его мышления. Почему Ельцин не опасался эффекта влияния спецслужб при выборе Путина? Он недооценивал возможностей силовых ведомств?
— Большую роль сыграла присущая Ельцину самоуверенность, его склонность к интуитивным личным решениям и «нестандартным» кадровым назначениям. Несомненно, Ельцин неправильно оценивал Путина, и он понял это позже. Возможно, он был сбит с толку близостью Путина к Анатолию Собчаку и заявлениями Путина о демократическом отношении к управлению Россией.
Когда мы говорим о Путине, вопрос не только в его прошлой работе в КГБ. Путин рассказывал, что, когда в 1970-м в Ленинграде он сам высказал желание служить в КГБ, ему ответили, что он должен подождать до тех пор, пока сам КГБ решит его рекрутировать. Это, собственно, позже и произошло. То есть скорее секретная служба привлекала Путина, чем то, что она его сформировала.
Он стал бы точно таким политиком, даже если бы в молодости работал в Министерстве сельского хозяйства.
— Насколько вообще путинская Россия, на ваш взгляд, отличается от ельцинской? Чем в худшую сторону, чем — в лучшую?
—Люди в путинской России живут лучше — и это главное отличие. Россияне не особо замечают экономические улучшения год
от года, но они признают, что жизненные стандарты выросли. Кстати, этот бум начался в конце 1990-х, когда Ельцин был еще в Кремле. Есть, конечно, и другое важное отличие: россияне теперь живут менее свободно по сравнению с ельцинскими временами. Но для большинства граждан потеря политических свобод не является определяющей. Парадокс в том, что пока люди не признают политические свободы приоритетом, они их не получат.
— Горбачев и Ельцин дали свободу СССР и России — таков главный тезис их сторонников. Не секрет, что реформы 1989–1998 годов совпали со вторым по масштабам падением производства в России в XX веке — суммарный эффект снижения оценивается в 58%. Даже во времена Второй мировой войны советский ВВП снизился меньше. И это не говоря о падении уровня жизни, локальных войнах, в которых погибли тысячи людей. Вы считаете, за свободу стоит платить такую цену?
— Цена была ужасна, это следует признать. Понимал это и сам Ельцин — прочитайте его заявление об отставке от 31 декабря 1999 года. Когда мы говорим о снижении ВВП, стоит учитывать расчеты экономистов, согласно которым не менее половины падения промышленного производства связано с развалом единого советского рынка. Свою негативную роль сыграли и аномально низкие мировые цены на нефть , которые уж точно зависели не от Ельцина, и конец холодной войны, который сделал бессмысленным огромный российский военно-промышленный комплекс. Должна ли была цена быть настолько высокой? Думаю, нет. Ельцинская экономическая реформа не была слишком агрессивна, она была слишком нерешительна и непоследовательна, частично по политическим причинам.
Что же касается войн, погибших людей… Все зависит от того, с чем сравнивать. Если сравнивать с Югославией, то Россия еще легко отделалась. Могло быть намного хуже, и, я думаю, немалая заслуга Ельцина в том, что этого не случилось. Да, Чечня стала его поражением, но были и победы — тот же Татарстан. К счастью, в 1990-х пример Татарстана был более показательным, чем Чечня.
— Возможно, путь Китая, постепенно реформирующего свою страну, более разумен и прагматичен? Насколько вообще в России можно было реализовать «китайский» сценарий?
— Это один из тех прекрасных вопросов, которые идут против фактов, но без конца обсуждаются специалистами. По китайскому пути мог и хотел пойти генеральный секретарь ЦК Юрий Андропов. Возможно, если бы он не был стар и болен, такой сценарий мог быть реализован и в России. Но этого не случилось. И это факт. Вместо этого Горбачев выбрал политическую реформу, открыв ящик Пандоры. Одним из чудовищ, выскочивших из него, был «национальный вопрос», которого в Китае в таком масштабе просто нет.
А в тот момент, когда к власти пришел Ельцин, было уже слишком поздно следовать китайской модели.
— Насколько действительно Запад и его интеллектуальные лидеры подвержены стереотипам мышления прошлого?
— Я согласен с тем, что в США и в целом на Западе действительно существует большое количество стереотипов в отношении России. Когда речь заходит о постсоветской России, мы очень часто интеллектуально ленивы. Именно поэтому мы удивляемся изменениям в вашей стране — например, событиям на Болотной площади в 2011 году или последующим путинским репрессиям в 2012-м. В прошлом мы особо не прибегали к помощи экспертов из России. Но сейчас в некоторых российских университетах проводятся исследования в области политики. Пока количество их недостаточно, и, возможно, они не так хороши, как работы в области экономики или истории. К счастью, Путин никогда не ограничивал политические исследования.
Интервью взяла Эллен Роднянская