В России, особенно в больших городах, меняется этнический ландшафт. Национальное и расовое разнообразие из предмета исследований ученых превратилось в источник повседневной напряженности в обществе. Страны Запада и развивающийся мир раньше, чем Россия, пережили переход от общества, в котором почти никто не отличался отсоседа цветом кожи, верой и мировоззрением, к этническому, религиозному и культурному разнообразию. Как этническое разнообразие сказывается на экономическом и политическом развитии? Что на этот счет говорит наука?
В одной из своих работ экономист из МВФ Паоло Мауро утверждает, что этническая фрагментация отрицательно сказывается на политической стабильности, институциональной эффективности и борьбе с коррупцией. Она ухудшает работу бюрократического аппарата и приводит к чрезмерному государственному потреблению. Это, в свою очередь, оказывает негативное влияние на экономический рост. Один из примеров — «трагедия развития Африки», языковое и этническое разнообразие которой впечатляет: в Нигерии говорят на 527 языках, в Камеруне — на 259, а в Папуа — Новой Гвинее — на 857! Сравните это с Россией, в которой примерно 100 языков.
В известном исследовании о постколониальной Африке 1960–1990 годов экономисты Уильям Истерли и Ричард Левин отмечали отсутствие роста, низкий уровень образования, отсутствие консенсуса в отношении политических решений и неразвитость инфраструктуры. Печальной иллюстрацией служит Гана. В 1950–1960 годах эта страна была ведущим производителем какао. В 1954 году мировая цена какао выросла в три раза, и премьер-министр Кваме Нкрума, сам родом из аканской этнической группы, на территории которой какао не было, обложил высокими налогами производителей какао из ашантской группы. Правительства менялись (и, соответственно, уровень налогов на какао), но поскольку большую часть времени у власти были партии, которые поддерживали аканскую группу, в течение 30 лет налоги выросли с 11% до 94%. Результат: производство какао сократилось в три раза, что привело к тяжелым экономическим и социальным последствиям для всего населения.
Однако на другом континенте, в постиндустриальной Америке, можно найти примеры положительных эффектов этнолингвистического многообразия. Джанмарко Оттавиано (Университет Болоньи) и Джованни Перри (Калифорнийский университет) проанализировали ситуацию в американских городах и выявили, что чем разнообразнее население города, тем выше в нем почасовая оплата труда. В Сан-Франциско сосуществуют английский, испанский и китайский языки. Наряду с Нью-Йорком и Лос-Анджелесом этот город характеризуется высоким уровнем лингвистического разнообразия — в отличие от городов Среднего Запада, где уровень разнообразия значительно ниже. В регионах с высокой степенью разнообразия в образовании, культуре и языках наблюдается более высокий уровень экономического развития. Неоднородность общества положительно сказывается на развитии предприятий, бизнеса и капитала, повышая их творческий потенциал.
Успех Кремниевой долины в конце 1990-х годов многие объясняют именно тем, что ученые, инженеры и предприниматели приехали в Калифорнию из разных стран мира — из Индии, Китая, России, Тайваня и Израиля. Анели Саксениан, профессор социологии в Беркли, замечает, что соучредители более 40% компаний Кремниевой долины родились не в США. Это не только не помешало, а, наоборот, способствовало развитию общности целей и задач в работе. Отчасти это стало следствием взаимообмена работниками между фирмами (в среднем сотрудник работал в одной компании около двух лет). В Кремниевой долине старались придерживаться принципа «компания — это просто механизм, позволяющий человеку работать».
Каким же образом добиться, чтобы влияние разнообразия в России было ближе к американскому опыту, нежели к африканскому? Короткий ответ таков: при стандартизации в образовании и культуре одновременно необходима поддержка развития различных этнических и лингвистических групп. Формула внешне простая, но реализовать ее совсем непросто. Как — читайте в следующих колонках в Forbes.