Какая-то интересная история происходит с бюджетом. С одной стороны, впервые за много лет — особенно после кризисного рывка бюджетных расходов — в правительстве заговорили о необходимости сокращения («оптимизации») отдельных статей бюджета. Долгожданная бережливость? Да нет, ибо, с другой стороны, принято решение распечатать Фонд национального благосостояния (ФНБ) на 450 млрд рублей для вложения в транспортные проекты через механизм инфраструктурных облигаций. Достоянием гласности стал и спор Минфина и Минэкономразвития о выделении средств ФНБ на поддержку малого и среднего бизнеса. Хотя это предложение МЭР и не прошло, как знать, не поддержит ли его президент, который любит рассуждать о стимулировании экономики и у которого теперь в советниках недавний глава экономического ведомства (и автор этой идеи) Андрей Белоусов. Через призму «бюджетной оптимизации» стоит смотреть и на озвученные некоторыми министрами предложения «слегка уронить» рубль — удешевление национальной валюты не очень поддержит экономику, но зато позволит высвободить значительные средства бюджета.
Все эти решения очень серьезны для экономики, особенно на фоне пассивности правительства. Неудивительно, что сразу же возникли попытки углядеть в них некую закономерность, предугадать общий замысел: может, все бюджетные маневры — подготовка к грядущему кризису? Снова будут наращивать расходы на экономику, поддерживая ее в условиях падения экспорта и оттока ликвидности?
Попробуем разобраться. Да, тренд на некоторое сокращение расходов означает, что власти понимают: бюджет разросся чрезмерно. За 5 лет расходы увеличились более чем вдвое — с 6,5 трлн рублей в начале 2008 года почти до 13,5 трлн сегодня. Случись новый кризис, такая неповоротливая машина угрожает макроэкономической стабильности государства. В прошлый раз на пике кризиса правительство обладало Резервным фондом объемом почти 5 трлн рублей, но в 2009–2010 годах он был стремительно съеден, в какой-то момент съежившись до 750 млрд.
Сейчас Резервный фонд почти вдвое меньше (около 2,7 трлн рублей), и спасти экономику такими же методами не получится. Тем более что разросшийся в результате выбранной модели антикризисной политики госсектор является источником низкой производительности труда и не создает базу для дальнейшего роста — это, очевидно, и имел в виду министр финансов Антон Силуанов, когда недавно упомянул низкую производительность, комментируя разговоры о «перегреве» экономики.
Однако других идей у правительства нет — поэтому и пытаются «поджать» расходы бюджета, чтобы потом, случись новый виток мирового кризиса, было проще распрямить эту пружину. В похожей логике и планируемая распечатка средств ФНБ для финансирования инфраструктурных облигаций. Власти явно рассчитывают, что финансирование инвестпроектов транспортных компаний как минимум поможет поддержать замедляющуюся экономику, а как максимум — задаст новый вектор антикризисных мер при худшем сценарии.
Есть только одна проблема: возможностей для увеличения расходов, сопоставимых с пакетом антикризисных мер 2008–2010 годов, у правительства нет даже с учетом бюджетной «оптимизации» (планируется сокращение расходов на 360 млрд рублей). А есть ли в запасе другие инструменты? Большой вопрос. Намеченные меры — урезание трансферта Пенсионному фонду, механическое сокращение госзакупок на 5%, откладывание финансирования оборонзаказа на будущие периоды — не имеют ничего общего со столь нужными структурными реформами госсектора, которые помогли бы повысить производительность труда и высвободить резервы для роста. Приватизацию крупных компаний типа «Роснефти» или «Аэрофлота» власти вновь отложили. Делать реальные шаги к сокращению госсектора государство явно не собирается, все ограничится косметической приватизацией, напоминающей лукашенковскую.
Ситуация такова, что в случае развития неблагоприятных явлений в мировой экономике нам придется намного сложнее, чем в 2008–2010 годах. Старые методы не сработают, и в следующий раз непомерно разросшаяся махина государственной экономики может просто не взлететь.