Известно высказывание Збигнева Бжезинского: Россия остается империей, только если в сферу ее влияния входит Украина. Спустя почти 20 лет степень будущей «имперскости» России определяется в другой части мира — в Центральной Азии.
Когда в Беловежской Пуще республики — учредительницы Советского Союза решили его распустить, руководителей Средней Азии просто поставили перед фактом. Далее судьба государств складывалась драматично — от гражданских войн и переворотов в Таджикистане и Киргизии до становления восточной деспотии в Туркмении. Но считалось само собой разумеющимся, что эти страны остаются в сфере влияния и интересов Москвы. Сами государства, естественно, стремились диверсифицировать связи, но Россия оставалась константой: прочие партнеры могут приходить и уходить, а Кремль всегда начеку.
Но вот в 2010 году Россия не использовала возможность утвердить свою доминирующую роль в Центральной Азии, когда воздержалась от вмешательства в кровавые беспорядки на юге Киргизии. Набирающий обороты с 2009 года проект Евразийского экономического союза в первую очередь нацелен на Украину, а вовсе не на просторы Евразии. Наконец, в России все громче звучат предложения отгородиться от центральноазиатских соседей, вводя ограничения на трудовую миграцию — вплоть до визового режима. Тема мигрантов, типичная для большинства европейских стран, становится политически значимой и в России. Поднимают ее не только националисты, но и высокопоставленные чиновники, такие как московский мэр Сергей Собянин и вице-премьер Дмитрий Рогозин.
Мотивация понятна: неуверенность населения в завтрашнем дне ведет к тому, что вина возлагается на «пришлых». А заодно постепенно слабеют имперские чувства, и стремление вернуть утраченные территории, характерное для первой фазы после распада СССР, уступает место расчету: надо ли это, а если да, то какой ценой?
Политика в отношении Центральной Азии станет индикатором того, как будет меняться взгляд России на ее международную роль. Здешние страны стоят на пороге перемен: последствия смены правящих поколений в Узбекистане и Таджикистане непредсказуемы. Велик риск распространения нестабильности из соседнего Афганистана. Москве предстоит сформулировать для себя, готова ли она — с учетом внутренних настроений — брать ответственность за эту часть бывшего СССР, или зона ее жизненных интересов ограничивается Казахстаном?
Однозначного ответа нет, причем фатальные издержки и опасности возможны при любом решении. Уход России из Центральной Азии означает не приход туда конкурирующей великой державы, а лишь то, что страны здесь останутся предоставленными сами себе в условиях растущей внешней и внутренней нестабильности. Полноформатное имперское вмешательство практически невероятно — население его не поддержит, да и добиться чего-либо, как показывает практика американских интервенций, не удается.
Как ни экстравагантно прозвучала из уст главы Госнаркоконтроля Виктора Иванова идея создания госкорпорации по Центральной Азии, дабы обеспечить развитие на местах и сократить приток мигрантов в Россию (зная особенности наших госкорпораций, можно представить, во что это выродится), само направление мысли правильное. России необходимо найти способ улучшения ситуации там без прямого вовлечения. Решение этой задачи станет тестом на зрелость России как региональной державы нового, постимперского типа.