Разочаровавшись в традиционных активах, инвесторы кинулись вкладываться в новые наукоемкие бизнесы. Чем это грозит?
Мировая экономика живет циклами. На пике быстрый рост цен привычных активов заставляет инвесторов, забыв про новые направления и перспективные разработки, инвестировать в базовые бизнесы и товары. В кризис инвесторы ищут новые источники дохода. Через несколько лет они снова будут вкладывать в традиционные отрасли.
В начале 2000-х источниками «нового дохода» казались доткомы. Компании, еще не заработавшие ни цента, могли стоить в сотни раз больше своей планируемой годовой прибыли. В итоге из сотни новых компаний очень успешными оказались единицы и лишь немногие начали приносить прибыль. Но несколько сотен основателей таких компаний стали миллионерами, большинство — за счет того, что успели продать свои компании раньше, чем стало понятно, что они никогда не принесут прибыль.
Спустя 10 лет, когда мир оправляется от нового кризиса, «стандартные» инвестиции вновь кажутся невыгодными. И в мире начинается бум стартапов. Основные направления «новых инвестиций» — IT, биотехнологии, социальные сервисы. Средства привлекаются на этапе идеи, в крайнем случае — когда есть продукт, но нет ни продаж, ни понимания рынка. Оценки, как и в случае с доткомами, делаются на основе прогнозов прибылей в далеком будущем. Инвесторам предлагаются небольшие пакеты акций за миллионы долларов.
Говорить о высоком риске инвестирования в стартапы банально: модели будущих финансовых потоков бессмысленны, оценить спрос в теории невозможно. Большинство таких компаний не имеют устойчивых преимуществ и, даже если смогут создать продукт, востребованный рынком, столкнутся с убивающей маржу конкуренцией со стороны обладающих ресурсами соперников. Стартапы — это не алмазы, а руда, на сотню стартапов приходится один или два успешных, «инвестор в пару стартапов» обречен на потерю денег чисто статистически. Но этого мало. Сегодня в мире сформировалось три тенденции, представляющие для стартапов серьезную угрозу.
Во-первых, темпы роста потребления существенно снизились, а в некоторых сегментах стали отрицательными. Жители развитых стран устали от избыточного сервиса и ненужных товаров; некоторые тренды (например, рост продаж DIY) свидетельствуют о «новой моде» — делать самому то, что в «новой экономике» предлагается в качестве сервиса. При этом в развивающихся странах потребление растет, но фокусируется на базовых потребностях. Такое изменение вкуса — серьезный удар по стартапам, ориентирующимся на B2C (кстати, в 2000–2001 годах более 70% разоряющихся доткомов относилось к сектору B2C).
Во-вторых, индустриальный прогресс ушел в область высокой (и дорогостоящей) прикладной науки. Сегодня ни один гений не может разработать новую технологию, не располагая существенными техническими и человеческими ресурсами. Их наличие требует совсем не «стартаповского» капитала. Корпорации, обладающие достаточными для работы по сотням направлений ресурсами, могут себе позволить успешную работу над ноу-хау и создание прорывных технологий. Независимые стартапы в подавляющем большинстве случаев — нет. Это ставит под сомнение коммерческую (как и научную) ценность наукоемких стартапов: в большинстве случаев такая компания является либо продуктом честного заблуждения авторов, либо «разводкой» инвестора.
Наконец, рост интереса к стартапам происходит на фоне отказа инвесторов от инвестиций в основные классы активов. Это создает избыточное давление денег и ведет к росту оценок. При развороте к обычным классам активов спрос на стартапы будет падать, снижая оценки даже успешных компаний. В итоге мы снова увидим «доткомовскую картину». Волна сойдет через пару лет. Те, кто успеет дорого продать, обогатятся. Останется несколько удачных новых бизнесов. Несколько инвесторов станут знаменитыми и богатыми. Большинство остальных — потеряют деньги и до следующего кризиса обратятся к акциям, облигациям и недвижимости.