Разрыв между элитой и народом увеличивается
Мировой финансово-экономический кризис обострил проблему социального неравенства. Власти по всему миру не знают, как эту проблему решать. И Россия не исключение.
Сейчас обсуждается множество глубинных причин кризиса: ошибка Гринспена, который слишком долго держал низкими процентные ставки, отсутствие адекватного регулирования финансового сектора, избыток сбережений при недостатке безрисковых инвестиционных инструментов и т. д. Но есть еще одна причина — политэкономическая.
Глобализация и быстрый рост в развивающихся странах привели к значительному росту неравенства в развитых. Это следствие открытия торговли и технологического прогресса: неквалифицированный труд дешевеет, так как его предложение увеличилось, а квалифицированный труд, наоборот, дорожает.
Власти, испугавшись, что рост неравенства приведет к социальной напряженности, приняли меры по поддержанию высоких темпов роста потребления низкоквалифицированных работников при низких или отрицательных темпах роста их доходов. В США этому служило развитие ипотеки, в том числе для заемщиков, имеющих плохую кредитную историю. Логика была такой: растущая стоимость актива (например, дома) позволяла занимать больше на потребление и давала ложное ощущение растущего богатства. В Европе водораздел проходил между северными и южными странами. Юг получил возможность активно заимствовать по сравнительно низким ставкам и увеличивать социальные расходы.
Кризис показал, что подобные методы могли лишь отложить решение проблемы, но не ликвидировать ее. Как это всегда бывает, проблема лишь усугубилась: забастовки в Европе и Occupy Wall Street в США наводят на такую мысль. И если методы решения макроэкономических проблем понятны хотя бы в общих чертах — это касается и проблемы долга, и структурных диспропорций — то как купировать социальные проблемы и то, во что они могут вылиться, пока неясно. «Выигравшая сторона» не готова идти на уступки: это понятно и по поведению консерваторов в США, и по отношению немцев и других народов-кредиторов к европейским проблемам. Отсутствие желания идти на компромисс лишь удлиняет и утяжеляет кризис, как это уже не раз было в истории.
Для России то, каким образом будет найден выход из протекающего на наших глазах кризиса, не менее важно, чем для его непосредственных участников. Проблема компенсации пострадавшим — в нашем случае это прежде всего пострадавшие в процессе перехода к рыночной экономике — одна из центральных тем российской политики последних 20 лет. И решалась эта проблема на протяжении последних 6–7 лет способом, не сильно отличавшимся от того, что использовался в США и Европе, — перераспределением потока нефтедолларов (часть которого многие считают пузырем) и притока капитала, привлекаемого за счет ожиданий дальнейшего притока нефтедолларов. Перераспределение происходило и за счет выросших расходов бюджета, в том числе на пенсии и поддержку неконкурентоспособных предприятий, и за счет развития кредитования, в том числе потребительского, куда в значительной степени шел приток капитала.
Теперь прежние источники финансирования иссякают. Цена на нефть высока, но она, скорее всего, будет стабильной, а отток капитала на фоне кризиса доверия в финансовых системах развитых стран грозит стать хронической проблемой. Вопросы компенсационных перераспределений вновь обостряются. Встал вопрос о финансировании дефицита пенсионной системы, есть проблема невозможности продолжать теми же темпами наращивать дефицит бюджета. Финансирующая сторона — бизнес и обеспеченные граждане — не готова платить больше. Так что дилемма, которая стоит перед Россией, мало отличается от европейской или американской. Это проблема разрыва между элитой и народом за пределами Садового кольца. При общем недовольстве действующей властью разрыв этот только увеличивается. Впрочем, цены на нефть пока еще высоки…