На следующий день после 11 сентября 2001 года все были уверены, что мир перевернулся и никогда больше не будет таким, как раньше. Жуткие кадры башен-близнецов, превращающихся в огромные клубы праха, несравнимо ярче самого совершенного голливудского блокбастера символизировали наступление Армагеддона.
Понятие «международный терроризм»» существовало и раньше, но после 11 сентября оно на некоторое время превратилось в системообразующее для глобальной политики. Причина не только в шоке, который пережила Америка. К началу XXI столетия, когда медленно начала спадать эйфория, связанная с победой Запада в холодной войне, в мировой системе стала нарастать энтропия. Появление могущественного и вездесущего врага, а, как представлялось, только такой мог стоять за дьявольским планом нападения на Нью-Йорк и Вашингтон, давало новую надежду — на то, что международные отношения удастся структурировать в соответствии с привычной двухполюсной оппозицией. Иными словами, международные террористы заняли бы место консолидирующей всех «людей доброй воли» угрозы, которое осталось вакантным после распада СССР. Отсюда и идея всемирной контртеррористической коалиции, которая объединила бы всех «хороших» против всех «плохих».
Неудача подобного подхода объясняется просто. Во-первых, международный терроризм не целостное явление, а оболочка, в которую упаковываются различные процессы. Здесь и дисбалансы социально-экономического развития, и идейный вакуум, возникший после распада прежней модели, основанной на идеологиях, и новый подъем национализма в «третьем мире», усугубляющий сепаратистские тенденции. Наконец, появление новой коммуникационной среды, благодаря которой не связанные друг с другом движения в разных частях мира учатся на опыте «коллег».
Во-вторых, международный терроризм не причина, а следствие мировой дисгармонии и обрушивать всю военно-политическую мощь на борьбу с террористами все равно что глушить сильнейшими антибиотиками внешние симптомы заболевания, не желая ставить диагноз.
Глобализация приводит к тому, что форма становится более универсальной (шахиды в московском метро были немыслимы в прежние времена, хотя в Ливане и Палестине такая форма активности существует давно), но содержание дробится и усложняется. Поэтому попытка подвести все под общий знаменатель уводит от поиска путей решения проблемы. Штамп «международный терроризм» охотно используют правительства в разных странах, поскольку он легитимирует меры подавления вместо мучительного распутывания накопившихся узлов социально-экономических, политических, культурно-религиозных противоречий. Впрочем, рано или поздно этим все равно приходится заниматься.
Десятилетие 11 сентября станет, вероятно, последним поводом для пафосных заявлений на тему борьбы с международным терроризмом. Корни мировых проблем уходят куда глубже и в другом направлении. Ни один Бен Ладен, Башар Асад, Ахмад Ахмадинежад или Ким Чен Ир не способен нанести мировой стабильности урон, сопоставимый с тем, который вызывает одно или несколько ошибочных действий Федеральной резервной системы США или руководства стран еврозоны. Миром по-прежнему управляет воля (или безволие) крупнейших государств. И только они своими действиями способны создать ситуацию, при которой периферийный диктатор, религиозный фанатик или глава бандформирования становится вершителем судеб человечества.
Слом старой системы мироустройства, вступивший в финальную фазу, чреват еще многими катаклизмами, возможно, сопоставимыми по своей силе с событиями 11 сентября. И в истории эта дата будет трактоваться уже не как момент, когда рухнул мир, а лишь как один из череды эпизодов смутного переходного времени.